***
Карта, кажется, бита.
Хворост в печке сгорит.
И Полтавская битва
В изголовье стоит.
И трава молодая
Вся в кровавом огне –
Словно орды Мамая
Мелькают в огне.
Дым струится зловеще.
Мы – друзья? Иль – враги?
Видишь: радуга блещет
Эхом Курской дуги.
Снова всполохи жизни
Гасят слезы родни –
С неба черного брызжет
Дождь чеченской резни.
Черт кругами нас водит.
Половодье ревет.
Из купели выходит
Человеческий род.
Храмы высятся. Мимо
Ходят волны в реке.
Карту бренного мира
Ты держишь в руке.
Пахнет осень проклятьем.
Пахнет вьюгою лог.
Чистым свадебным платьем
Снег на кладбище лег.
Дни короткими стали.
И с тревогою в лад
Снегириные стаи
Прямо в душу летят…
***
Не было счастья и нету.
Труд от зари до зари.
Вот мы и молимся небу,
Мученики земли.
Вот мы и мечемся между
Памятью и тоской.
Кровью питаем надежду,
Светом объяты и тьмой.
И наложили бы руки
Мы на себя свои,
Если бы не было муки
Совести и любви.
В ад увела бы дорога
Нас, чудаков таких,
Если бы не было Бога
В грешных глазах твоих…
***
Родился и вырос я в русском веселом селе,
Знал парнем на танцах я с девками шуры да муры.
И шкуры продажной я не потерплю на себе.
Сдирайте семь шкур – не купить вам крестьянскую шкуру.
Я в девок влюбляюсь, пью с нищим народом вино.
И можно подумать: мне – тридцать, ну – сорок, не боле.
И новые русские с ужасом смотрят в окно
На то, как босяк молодецкий бушует на воле.
И смотрят они, в сундуки свои, пряча казну,
Что удалью пьян я, из кельи уйдя киселевской.
Гармошкой геройской картавую свору казню,
От хаты меха растянув до «малины» кремлевской.
Да, в жалких лохмотьях великая воля моя,
На кляче на дохлой пашу я сиротские сотки,
Но рыбкой златой не заманите в сети меня –
Уж лучше я хвост на помойке найду от селедки.
Вы смерти боитесь! Я праздную русскую жизнь!
Бессилье народа копит в себе грозные силы!
Неужто не страшно вам, в замках своих запершись,
Что вместо гармошки возьму я навозные вилы?
Неужто не страшно вам, дьявольским детям греха,
Что молнии гнева однажды сверкнут с небосвода?
И брызнет из жил, оживляя златые меха,
Та кровь, что сосали вы жадно из тела народа.
О, недруги! Знайте: до окон до ваших дойду
По воле избы, где не меркнут во мгле два окошка.
Она не позволит плясать мне под вашу дуду,
Но вам панихиду споет, так и знайте, гармошка!
Покамест не смолкли в зеленых кустах соловьи,
Покамест мой дух озорной не проснулся от зелья,
Заправить спешите, друзья, самолеты свои
Той русскою кровью, что яростно просит отмщенья!
Я след ваш змеиный на отчей земле запашу
Тем плугом, что внуку в наследства остался от деда.
Вы видите: меч свой над вашей толпой заношу?
Бегите! Спасайтесь! Пусть будет бескровной победа…
***
Утих, успокоился мир.
Звезда замерцала вечерняя.
Душа износилась до дыр –
И свищет оттуда вселенная.
Оттуда звенит листопад
Над судьбами и стогами.
И вьюги оттуда летят,
Летят заодно с журавлями.
И страстное солнце весны,
Оно ведь оттуда восходит.
И радость безбрежной волны
В округе вовсю верховодит.
Оттуда загробною мглой
Бездонная дышит загадка.
Ты – песня. Ты – рядом со мной.
Не страшно тебе? И не зябко?
Оттуда жара и жнивье.
И дум бесконечные звенья.
Оттуда – и горе мое,
И счастье, и слух мой, и зренье.
Оттуда, горит костерок —
И тени от нас, как от чуда.
И катится мамин клубок,
И нить золотая – оттуда…
***
Опустошенный жуткой круговертью,
Устав о рае Господа молить,
Мстит человек жестокой жизни смертью
Лишь потому, что нечем больше мстить.
***
Не Пугачев ты. И не Разин.
Но понял, будучи косцом:
Жизнь на земле не сказка разве?
Да, сказка. И – с плохим концом.
У клена зеленеют ветки,
Роняя черную молву:
Тебя, как Пугачева, в клетке
Однажды повезут в Москву.
Ты вспомнишь детство, снег, салазки,
Легко летящие с горы.
Ты – автор? Иль – участник сказки?
Стань льдом. Иль – порохом сгори.
Не сможешь? Мало не покажется,
Коль грянет главная глава:
Как шар земной сквозь тьму, покатится
Отрубленная голова.
Она горячей бездной брызжет,
Кровавый оставляя след.
О, сказка смерти! Или — жизни?
О, мрак, в котором бьется свет!
Не бросит в дрожь такое разве?
От страха спрячешься в копну…
Нет, лучше – быль. И та, где Разин
Бросает в пасть реки княжну…
***
Плачет закат: «Посмотри – догораю,
Вот и скорблю оттого…»
Выдохся гений. И я догоняю,
Я обгоняю его!
Мечется сердце: не слишком ли поздно
Петь у судьбы на краю?
Ночь сумасшедшая. Падают звезды,
Душу сжигая мою.
Где тот предел вдохновенным деяньям,
Где она – правда моя?
Чудится: гений остывшим дыханьем
Испепеляет меня.
И заслоняюсь я рощей родною,
Чувствуя жар позади.
И обливаюсь холодной росою –
Первому тяжко в пути!
Вот оно, страшное солнце горения –
Дышит и светом, и мглой.
Утро. Туман. Убежал я от гения!
Глядь: он стоит предо мной.
И говорит он: «Опомнись, блаженный» —
Что ты в дороге шептал?
Знай, ты бежал по земелюшке бренной,
Я же – по небу шагал.
Там, ты поверь мне, немного полегче:
Молнией светится след.
Эх, так и быть: становись мне на плечи –
Может увидишь тот свет?»
Я отвечаю: нет доли дороже!
Вдруг – где они, миражи?
Вижу: стою я один на дороге.
Вечер. Вокруг — ни души.
Солнце, садясь, обагрило осоку.
Плачет дергач, как в бреду.
Я к своему возвращаюсь истоку –
К хате родимой бреду.
Двери раскрыты. Ни соли, ни хлеба.
Где я? В аду иль в раю?
И сумасшедшее звездное небо
Люльку качает мою…
***
Лишь с Богом быть душа велит,
Но плоть вершит измену…
На совесть нынче спрос велик,
Но – кто назначит цену?
Напоминает чудеса
В тревожном нашем веке,
Что совесть – это небеса
В ничтожном человеке.
Покамест голова цела,
Кричу: рабы и баре,
Неужто звездам грош цена
На мировом базаре?
Проходят тучи и века.
Кто миром грешным правит?
Цена на совесть велика –
Лишь нищий покупает.
Зачем смеяться над толпой
Прикидываясь равным,
Он вечность тайною тропой
В мешке уносит рваном.
Идет, не дорожа земным,
У рощ и кладбищ с краю.
Для русских песен вслед за ним
Я звезды собираю…
***
Мелькают огненно столетья.
На пугало не мой ли плащ надет?
Ах, что за жизнь, в которой нету смерти!
Ах, что за смерть, в которой жизни нет!
Опять с могил донесся скорбный плач,
В котором нет надежды, как и раньше.
И снял я с пугала свой нищий плащ,
Чтобы уйти от этих мест подальше.
И вдруг послышалось: Христос воскрес!
Я оглянулся, опершись на посох:
Из пугала внезапно вырос крест,
А рядом с ним качается подсолнух
И черная тоска ушла из глаз,
С которою так долго я мирился.
И, может быть, сквозь слезы в первый раз
Я так светло, так пламенно молился
***
Забыв про одиночество и хитрость,
Не помня даже, что такое речь,
Несет старуха по сугробам хворост,
Чтобы топить свою родную печь.
Пусть из вязанки выскользнула палка,
И пусть морозом больно жжет заря,
Пока в ее избе не смолкла прялка –
Вращение не прекратит Земля.
Несет. Видать, надежды нет на лошадь.
Кто знает, кто же в этом виноват.
И, может, вдвое увеличит ношу
Тревожный мой, но – посторонний взгляд…
***
О, злая теснота загона скотского,
Где не в чести сердечное словцо!
Когда мне трудно, вспомню: Заболоцкого
Допрашивали сапогом в лицо.
Он стиснул зубы – и на боль, на беды
Глядел, как бы на дьявольский обряд.
Чем на товарищей своих наветы,
Уж лучше – кровь и сумасшедший ад.
Я вспоминаю лагерное бремя
Того, кто в стужу грел себя стихом,
Когда меня допрашивает время –
И кованым бьет в душу сапогом…
2002