Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось,
Как много в нем отозвалось!..
А.С. Пушкин
Кому не известно, что Москва богата церквами? Ее«сорок-сороков» вошли в пословицу и едва ли есть в нашей «первопрестольной» улица или переулок, где их не нашлось бы, в общем их числе, более одной.
Глубокая, седая старина царит внутри и снаружи московских храмов. Как иноземца, так и заезжего русского привлекают они древностью своей живописи, богатством окладов и оригинальностью постройки.
Их восточная пестрота бьёт в глаза. Красная, фиолетовая, голубая, зеленая, – каких только красок не встретишь на стенах московских святынь!
А эти старинные названия церквей, который так дороги природному москвичу и режут тонкий слух петербургского жителя: «Никола-плотники», «Никола на курьих ножках», «Никола под висками» и т.п. Они ласкают слух московского патриота уже потому, что сохранились с давних времен, когда Москва спасала Россию, служила Верным оплотом от нашествия иноплеменных: татар, шведов, поляков, французов.
Незнакомого с Москвой приезжего в первый жесубботний вечер поражает долгий, усиленный звон бесчисленных Московских колоколов.
– Что такое? – спрашивает он. – Что за празднество?
– Ничего особенного, – отвечают ему. – Завтра воскресенье: звонят ко всенощной.
Много лет прожила я в Москве и полюбила её, хоть я и не москвичка. Обстоятельства заставили меня переехать в Петербург, но я долго не могла забыть «первопрестольную». Мне нравился простой склад её жизни, её вековая старина и чисто русское происхождение. Я привыкла к музыкальному звону её колоколов, к гостеприимству её нравов и твердому устою её религиозных верований.
Недаром сказал Император Александр III: «Москва – храм России, а Кремль – её престол».
Многие петербургские уроженцы называют Москву неряхой, кумушкой, большой деревней. Когда спросили у одного немца его мнение о Москве, он сказал: «Москва… это такой старий старушка, которой надо бы немношко заняться своим туалетом».
Но, как бы ни назвали нашу старую столицу, всёже она останется для коренного русского, незаражённого иноземщиной, одним из самых симпатичных городов России, не говоря уже о её историческом значении и её заслугах перед родиной.
Любитель московских святынь, ценитель её старинной церковной живописи и хранитель русского благочестия, – москвич не любит и веселиться наполовину. Живя в Москве, я любила наблюдать эти резкие переходы от веселья к молитве, от масленицы к посту.
Последние масленичные дни справляются в древней столице широко, оживленно и беспечно, с особенным задором, чисто московским. Случайного гостя не отпустят без блинов, последний грош ставят ребром. Троечники нарасхват, рестораны и трактиры торгуют «во всю», на улицах столпотворение Вавилонское.
Но вот, незаметно и тихо, подходит первое утро великого поста. Везде полная метаморфоза: ни толпы, ни троек, ни музыки, ни веселья! Пьяного не отыщешь и с фонарём.
Какой-то особенный дух, – дух миролюбия витает в домах, на улицах и церквах. Весёлая жизнь замерла, совесть заговорила. Что-то тихое, глубокое и грустное шевелится в душе, и над всем этим носится звон перекликающихся колоколов, протяжный, заунывный, притягивающий. Он зовёт к молитве, посту, покаянию.
Церкви открыты, полны богомольцами. «Господи, Владыко живота моего», – слышится извнутри, и сшумом несущегося урагана падает ниц православный народ.
Наступает вечер. Грустный, тягучий звон зовёт прихожан к канону Андрея Критского. Посреди церкви стоит налой, священник выходит из алтаря, сосредоточенный, вдумчивый. Тесно окружённый своей духовной паствой, он проникнут важностью минуты, исполнен значения своей высокой миссии.
– Откуда начну плакати окаянного моего жития… – начинает пастырь, и его голос дрожит под напором набожного настроения.
«Помощник и покровитель бысть мне во спасение!..» У кого при этих словах не дрогнут сердечные струны! В душе что-то надламливается. В груди закипают невидимые слёзы.
Особенно торжественно справляется в Москве пасхальная заутреня, которая в Петербурге проходит как-то незаметно, вяло, официально.
Скоро, необычайно скоро проходит великий пост. Незаметно наступает вербная неделя. Вот и страстная суббота. Все приготовления к празднику уже сделаны.
У всех какое-то приподнятое настроение. После скорбных, сокрушённых дум покаянных дней из глубины души поднимается светлая радость, связанная с памятью великого события.
Приближается Светлая заутреня. Тихий весенний вечер царит над Москвой. Народ спешит в Кремль, к колокольне Ивана Великого. Её колокол в эту святую ночь даёт тон всем «сорока-сорокам». Это его привилегия, его неотъемлемое право, освящённое веками. Все прислушиваются к его голосу, ни в одной церкви не зазвонят без его почину. Колокол-великан в эту пасхальную ночь – герой; его воля – закон, о нём только и речи.
Ворота Кремлёвских башен открыты настежь, и народ валит вих глубокие своды, как в огромные чёрные пасти морских чудовищ. На главнойКремлёвской площади, окружённой соборами, чернёхонько от народу: там уж негде упасть и яблоку.
Толпа наэлектризована. У всех натянуты нервы в ожидании сигнального удара. Богомольцы считают минуты, смотрят на часы, волнуются.
– Сколько осталось? – слышится в толпе.
– Три минуты.
– Две.
– Одна…
Чу! Где-то щёлкнуло с протяжным свистом. В тихом ночном воздухе взвилась сигнальная ракета. Ярко перерезав огнём тёмные пространства, она рассыпалась разноцветными искрами.
В толпе пробежал электрический ток. Сдержанный гул одобрения всколыхнул народ, пронёсся эхом над многотысячной густой стеной православного люда. Сердца дрогнули, головы обнажились.
– Бу-у-у-м!.. – грянул медный великан, заполнив своим зычнымсеребряным басом обширный район воздушных пространств.
– Бу-у-у-м!.. – ответили ему окрестные церкви.
– Бу-у-у-м!.. – загудела вся Москва, спешно разнося и передавая сигнал до самых отдалённых окраин столицы.
Музыкальный гул бесчисленных колоколов загудел, застонал, слился в один громадный оркестр, чутко отзываясь в душе толпившихся у церквей богомольцев.
Земля дрогнула от миллиардов переплетавшихсязвуков, приветствовавших торжественно, сердечно и радостно Светлое Воскресенье.
Отрадный звон проник в отдалённый переулок, где в бедно обставленном жилище лежит больная. Через силу встаёт она, открывает фортку и жадно слушает пасхальный концерт.
– Что ты делаешь? – входит испуганная мать. – Ты вся в жару!..
– Пусти, пусти, – протестует больная. – Дай упиться этой музыкой. Минуточку! Одну только минуту!..
А звон всё гудит, будя душу.
Многочисленные церкви, все до одной, иллюминованы снаружи. Кресты, щиты, звёзды блистают разноцветными огнями. Вся Москва торжествует, переселилась из домов в церкви. И тут, и там приготовляют хоругви, поднимают плащаницы, валит народс целым лесом зажжённыхсвечей.
Тихо теплятся огни и с вышины небес, какбы принимая участие в общей радости.
На громадной, возвышенной площади, отдалённой от шума и суеты столичных улиц, стоит обширный храм Христа Спасителя, выделяясь светлым лучезарным пятном на тёмном фоне весенней ночи. Густой, гармоничный звон несётся с его колокольни. Четыре высокие мраморные паперти, украшенные гигантскими щитами с буквами X. и В., охватываются со всех сторон пятью скверами. Сколько простора, сколько воздуха кругом! Свободно и вольно стоять здесь богомольцам, сколькобы ни собралось их.
Три чугунные двери художественной работы широко открыты на просторную площадку главной паперти. Группы прихожан стоят здесь в ожидании пасхального выхода. Внутри храма теснота, – не пробьёшь и пушкой!
Зато, как хорошо смотреть из бокового сквера на готовящуюся процессию. Какая мирная тишина царит здесь, под куполом звёздного неба.
Но вот, белыеризы духовенства показались наширокой паперти. Хоругви шумят и колышутся как победные знамёна, перекрещиваясь и сверкая над бледным заревом восковых свечей…
Вот они спускаются вниз по широким мраморным ступеням. За ними валит чёрная туча народа, с целым морем мелькающих огоньков. Момент, – и вся процессия обливается розовым светом бенгальского огня: певчие, духовенство, народ– всё потонуло в алой дымке. Толпа скрывается за поворотом.
– Народу-то, народу! – удивляется кто-то поблизости. – Словно черви!
Скоро в притворе слышится первый праздничный тропарь.
– Христос Воскресе! – обращается священник к народу.
– Воистину Воскресе! – пробегает в воздухе густой гул толпы, дружный и радостный.
– Христос Воскресе! – В груди вспыхивает светлый луч. У кого есть горе, – оно забывается. Вражда к людям и семейные дрязги уходят куда-то вдаль… Святые слова обновляют верующего, делают его восприимчивей к горю ближнего.
Публикация М.А. Бирюковой
* «Христианин». Журнал церковно-общественной жизни, науки и литературы. Сергиев Посад. 1909. Т. 1.