1854 год. Одесса. С Великого Четверга англо-французский флот стоял пред городом. В Великий Пяток неприятель ещё теснее обложил берег. Архиепископ Иннокентий, в слове своем пред плащаницей, сказал, что враги наши ратуют на нас за то, что мы отстаиваем крест Христов.
Великая суббота 10 апреля. С утра флот начал бомбардировать Одессу… Три часа дня. Частые удары соборного колокола вторили неумолкавшему гулу канонады. В соборе молящиеся, кладя поклоны, со слезами лобызали язвы почивающего во гробе Спасителя. Архипастырь с обычной торжественностью заканчивал литургию. Запели причастный стих. Вдруг раздался оглушительный треск от лопнувшей вблизи бомбы. Осколок попал в купол. Все потряслось. Стекла сыпались с верхних окон. Казалось, что и купол низвергнется. Песнопения прекратились. Народ в страхе опустился на церковный пол. Слышались рыдания и вопли. Спокойным остался владыка Иннокентий. Он вышел из алтаря со светильниками и благословил всех. Затем, опираясь на свой жезл, архипастырь восхвалил в успокоительном слове слушателей за то, что они решились не оставить гроба Спасителя своего даже в такие грозные минуты. Закончил владыка свое слово так: «Облобызав снова язвы Спасителя, идите с миром, братие мои, в домы свои и ждите спасения от Господа, всегда и везде спасающего правые сердца. За великою субботой всегда следует светлый день Воскресения: не замедлит и за настоящею сугубо-великою для нас субботою последовать сугубо-великое Воскресение, т.е. вместе с Воскресением Господа и наше избавление от обышедших нас зол». 11 апреля неприятель прекратил огонь, а 14-го флот отплыл к Севастополю.
***
1928 год. Страстную неделю в начале апреля я провел в Софии. Прожив перед тем восемь лет в Западной Европе, я с особенно радостным чувством, переживал эти святые дни в столице православной страны, в которой многое напоминало Россию. Высился величественный храм Св. вел. кн. Александра Невского, воздвигнутый в благодарную память о Царе-Освободителе. Около собора на площади стоял и памятник Императора Александра II. Отдельные улицы носили название государя и его сподвижников, боровшихся во главе войск во имя спасения единоверных братьев болгар, и затем устроявших юное государство. Похожа была на русскую форма военных и полиции. Могуче гудел колокол Александро-Невского собора, где звонарем был исключительно музыкальный русский. В Великий Четверг, мы, выходившие из нашей Св. Николаевской церкви, воздвигнутой на посольской – значит, русской – земле, сливались с болгарами, возвращавшимися из других храмов тоже с горящими свечами. В пятницу вечером бесконечной вереницей шли болгары в собор, проходя – по местному обычаю – под плащаницей, которую духовенство поддерживало в дверях. В русском храме Св. Николая благолепные и уставные службы совершал епископ Серафим.
Великая суббота. Литургия. Два священника исповедуют. После чтения Евангелия, я вдруг ощутил, что меня качает. Чувствовав себя с утра хорошо, я не понимал, откуда это состояние дурноты. Взглянув на иконостас, вижу, что качаются лампады перед иконами. Поднял глаза – раскачивается большое паникадило. Только тогда я уразумел, что происходить землетрясение. Часть молящихся бросилась из храма, большинство осталось. Владыка Серафим спокойно и уверенно сказал, что, уповая на милость Божию, надо продолжать молиться. Хор, под управлением моего младшего однокашника, А. Р. Савельева, ни на минуту не прекращал пения. В ожидании дальнейших подземных ударов, от которых мог разрушиться и храм, хотелось поскорее исповедаться и удостоиться принятая св. Тайн. Длинная всегда в этот день служба, кончилась поздно. Выяснилось тогда, что главное и весьма разрушительное землетрясение произошло на юге, в Чирпане (недалеко от древнего Филиппополя-Пловдива). В пасхальную ночь св. Николаевский храм был полон молящимися. Первые два дня св. Пасхи прошли спокойно. Во вторник под вечер все снова затряслось. Болгары с криками выбегали из домов. Мы, русские, потянулись к своему храму. Епископ Серафим совершил молебен перед церковью. Особенный смысл приобретали столь знакомые возгласы об избавлении от «труса». В течение дальнейшего десятидневного пребывания в Софии все время ощущалось небольшое колебание.
***
Снова апрельские дни, уже в Белграде, в 1944 г. Казалось, война длится давно. Спокойнее относились мы к воздушным тревогам, с неохотой спускались иногда в домах в убежища, на самом деле таковыми не являвшиеся. Пасхальное богослужение, из-за установленного немцами полицейского часа, началось только в шесть часов утра. Исполняя обязанности старосты, я находился в св. Покровском гимназическом храме в Русском доме имени императора Николая II. К концу обедни загудели сирены – полная тревога. Потом дан был отбой, и молящиеся стали расходиться по домам. Проводив знакомых, я остался у них разговеться. Только сели мы за стол, как снова сирены оповестили полную тревогу. Затем последовала сильная бомбардировка. В понедельник был я в св. Троицком русском храме. Богослужение возглавлял митрополит Анастасий. Совершен был крестный ход. Когда он возвращался в храм, зазвучала полная тревога. Почти все остались в храме. Начался молебен у чудотворной иконы Знамения Божией Матери. Загудели над нами, потрясая небольшой храм, бомбовозы. Еще сильнее и воодушевленнее раздалось всеобщее пение. Дивные пасхальные песнопения соединялись с обычными молебными. Слышны были вблизи большие взрывы. Новый налет непосредственно над нами. Никогда, до этого сознание возможной в любую минуту смерти не было так ясно, как и полное преклонение перед волею Божией. Все громче и громче звучали молитвы Богородице. Длилось это около часа. Отбой. Полная во вне тишина, носившая в то время зловещий характер. Действительно, при выходе из храма, видны были на ближайших улицах страшные разрушения. Направился я сразу в Русский дом. Улица Кралицы Наталии сильно пострадала. Но здание наше, носившее имя Царя-Мученика, не пострадало, как то было и при всех дальнейших бомбардировках.
* «Православная Русь«, № 7, 1955 г.
Публикация Маргариты Бирюковой