Институт жизни

Когда рука прокурора

крепко сожмёт шею нерадивого чиновника,

восторжествует в России демократия.

Молодость, молодость. Время сильных по­рывов, настырности, упорства, беззаветной веры в лучший завтрашний день. Как мы любили! Как мечтали! Как радовались и грустили! Без долгих раздумий отправлялись мы в самые глухие угол­ки страны на эпохальные стройки. Кто – насы­тить сердце и душу сладостным ветром роман­тики, кто – заработать денег на кооперативную квартиру, машину, безбедную жизнь в старости. Сбывались ли эти мечты о красивой и счастли­вой обеспеченной жизни? Нередко сбывались. Конечно, кто-то не выдерживал лишений и воз­вращался на Большую землю, кто-то менял меч­ту, а кто и вовсе растворял её без остатка в серых унылых буднях доживания до пенсии.

Должен сказать, что и мне не понаслышке известно об этих порывах и стремлениях молодости. Было время, когда я, выпускник Рижско­го лётного училища, чуть не «упылил» в какой– то неведомый и запредельно далёкий Залив Креста. Не помню, что помешало тогда судьбе разыграть со мной этот сценарий. Возможно, то, что сам я родом из таких же мест – из глухой се­верной глубинки. Все её тяготы и прелести я к тому времени испытал сполна. Удивлять меня особенно было нечем. А вот людей, которых причудливая планида поразбрасывала по бес­крайним просторам России встречал я много и часто. Разные истории, разные судьбы.

Запомнилось недавнее знакомство со Свет­ланой Ивановной, чей жизненный путь и уника­лен, и так похож на то, что приходилось слышать от десятков, сотен людей, покинувших обжитые места в поисках счастливой жизни среди тайги, болот, бездорожья.

В своё время она тоже – из цветущей, кра­сивой, поющей, теплой Молдавии – «рванула» в нефтяные края, обосновалась в северном го­роде Пыть-Ях. Планы, как и у многих, простые и грандиозные – заработать на квартиру, маши­ну, дать высшее образование детям. Приехала на заработки (мнилось – на пару-тройку лет), а осталась навсегда. Кто же отпустит знающего, ответственного, трудолюбивого специалиста?! И Светлана – нормальный ведь человек – по принципу «где полюбилась, там и пригодилась» решила окончательно связать свою жизнь с не­фтяной отраслью.

Благо, во времена так называемого «застоя», работы в государстве хватало. На каждом углу висели щиты с объявлениями «Требуются на ра­боту». Чиновники считались с личностью, раз­говаривали с людьми, безразличия не было. Бо­лее того, государство сумело в тайге и болотах, замёрзшей тундре людей обустроить, создать условия для жизни и работы. На нефтяных и га­зовых месторождениях стали появляться вагон­городки. Эта идея – приспособить вагончики под жильё – решила массу проблем, связанных с расселением работников нефтяных, газовых ме­сторождений, геологов. Больше того, стать обла­дателем такого вагончика (их называли – балок) мечтал каждый новоявленный северянин.

Помню, у нас, северных ребятишек, к жи­телям этих вагон-городков было особенное от­ношение. Мы воспринимали их как героев-пер– вопроходцев, людей. В лютые морозы зимой, угнетаемые гнусом и комаром летом, они делали какие-то непостижимо грандиозные дела. По­этому, когда однажды в нашей районной газе­те «Путь к коммунизму» я прочитал заметку с просьбой собрать библиотеку для строителей первого в стране газопровода Пунга-Серов, без раздумий тайком снял с домашней книжной полки собрание сочинений Марк Твена и отнёс в школу. В 60-70-ые годы этот вагон-городок (теперь – посёлок Светлый), пожалуй, был из­вестен на всю страну. Там было создано первое комсомольско-молодёжное строительное управ­ление. Вообще, жители этого городка были для нас символом новой, интересной, захватываю­щей жизни.

Вагончики помогли строительным трестам, осваивающим месторождения полезных ископа­емых в непролазной чаще, среди болот и тайги, в кратчайшие сроки решить жилищную пробле­му. Традиционное строительство затянуло бы этот процесс на десятилетия. Мне кажется, того, кто подал такую идею нужно было представить к очень большой награде, вплоть до присвоения звания Героя Социалистического Труда. (А мо­жет, так оно и случилось, не знаю).

Коренные северяне, люди ушлые и дошлые, с любопытством разглядывали “покорителей севера”, взбурливших спокойное течение жиз­ни северных посёлков. Что тут у нас покорять– то? Ермак уже раз покорил, уладилось всё, надо ли наново колготиться? В отличие от нас, вос­торженных ребятишек, взрослые осмысливали вторжение пришлых людей здраво и всесто­ронне. Когда дело дошло до сравнения зарплат, местные жители надолго впали в состояние уг­нетённо-завистливого шока. Сравнивая их и свою работу, местные не видели очень уж боль­шой разницы. У нас, к примеру, рабочие, учите­ля, служащие получали от 80-ти до 120 рублей в месяц. Мать моя, работая судьёй (а это – частые многодневные изматывающие командировки по огромному району, в котором не было ни одной межпоселковой дороги) зарабатывала140 ру­блей. Т.е. очень приличную зарплату по нашим понятиям. А вот новые покорители севера полу­чали от 600 до 2000 рублей «чистыми».

Прокуратура и суды в семидесятые годы ездили в отдалённые посёлки (там устраивали выездные заседания) на лошадиных упряжках. Некоторые перегоны растягивались до двухсот километров. Мороз-не мороз, закутался в тулуп, обустроился в кошёвке, и под монотонный топот копыт, унылый скрип полозьев, уворачиваясь от жалящего снежного налёта, едешь до ближай­шего почтового отделения. Там отогреешься, напьёшься горячего чаю, нехотя облачишься в нагретый у печи тулуп, и – в путь. Ночевали в выстуженных клубах или конторах организа­ций. Иной раз судебные заседания проводились под открытым небом. Ставили стол для судьи, скамейку прокурора, лавки для приглашённых и желающих посидеть на процессе. Участников за­седания веселили побирушки-собаки, пышнох­востые белки, почти бесшумно перелетающие с ветки на ветку, неумолчный треск кедровок. Судейские бумаги нещадно трепал ерепенистый ветерок. Покорителей же Севера, доставляли к месту несения вахты на вертолётах МИ-8, или везли на машинах-вахтовках. Кормили их по расписанию, много, сытно, вкусно. В жарко про­топленных вагончиках сибирская стужа за ок­ном не казалась такой страшной и опасной.

Однако, вернёмся к рассказу о Светлане. По­началу всё шло у неё хорошо, как и мечталось. Сравнительно недолго ждала, когда выделят ба­лок для проживания. Сначала работала маши­нистом моечных машин (отмывали от мазута де­тали нефтяных насосов). Вскоре освоила одну из нефтяных специальностей и её назначили мастером по ремонту нефтяного электрообору­дования. Работа была связана с беспрерывными поездками на нефтепромыслы. Где-то пробой кабеля, где-то его вообще надо менять, одно-другое-третье. Мастер должен везде успеть, на­ладить процесс, доглядеть, проверить и пере­проверить. Гнус, дожди, ветра, метели вызывали в памяти нежные молдавские погоды, но не пре­рывали её путь, не останавливали, не отвадили от северной жизни.

Прошло время, пора уже было заканчивать с кочевками по тайге и тундре. Семья – муж и двое детей – требовала её внимания, заботы, об­устроенного женской рукой быта. Устроилась в Пыть-Яхе мастером ЖКХ по обслуживанию го­родского жилфонда. Чужое Проживание в балке всё больше и больше тяготило. Подросли дети, в балке стало тесно. Да вообще, то, что в начале пути воспринималось шикарным вариантом жи­лья, совсем иначе воспринималось в зрелые годы.

И начались хождения по коридорам власти. Только благодаря неутомимой настойчивости смогла Светлана Ивановна добиться обещания городских властей о предоставлении ей секции в типовом общежитии (две комнаты, ванна и ту­алет). Не успела она перевести дух, как выясни­лось, что в обещанном ей жилье заселились некие кавказцы.

– Чем же эти кавказцы продавили свои ин­тересы? – спрашиваю Светлану Ивановну.

– Ну уж, наверное, не за красивые глаза, – с горечью ответила она, – известно же, как такие во­просы решаются. Занесли куда надо сколько надо, и дело сделано так, как им нужно. У меня на взят­ки денег нет. Да и не умею я это делать.

Если кто не в курсе, поясню – что значит быть счастливым обладателем балка. Да, крыша над головой у вас есть, может, кто-то даже не про­тив продолжать жить в обустроенном вагончике.

Люди ко всему привыкают. У всего этого есть только один, но громадный минус. Прописка. Точнее – её отсутствие. Да, вы можете быть пол­ноправным гражданином России. Тем не менее, в балке у нас людей не прописывают. Следователь­но, формально жители балков – не жители горо­да, в котором прожили, может быть, десятки лет. Они не могут заключать договора на коммуналь­ные услуги, получать субсидии, встать в очередь на детский сад. Даже могут им отказать (ссыла­ясь на законы и инструкции) в предоставлении обычных медицинских услуг. Без прописки, по­нятное дело, ты – не клиент для банка, какой тебе кредит? Могут без предупреждения отключить электроэнергию, воду, тепло. Ходи потом, дока­зывай свои права.

Единственное твоё право – жить в балке. Хотя, вот, казалось бы, заработали государствен­ные программы по переселению людей из трущоб, балков, ветхого жилья. И дома строят, и люди в них живут. А… балков меньше не становится.

Иной раз задумаешься. Пытливый человече­ский ум устремляется в иные галактики. Как же нас волнует сакраментальный вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?», вообще во Вселенной. А вот разобраться с вопросом «Как жить на Земле?» мы так, по большому счёту, и не можем. Да, за по­следние годы построено много самого разного, в том числе и элитного жилья, много шикарных частных и государственных офисов. Но стала ли от этого жизнь тех, чьим тяжёлым трудом добы­вались те богатства, на которые и построена вся эта роскошь. Однако унижение жильём, видимо, в чиновничьих головах – слишком малозанят­ная вещь. Прижать человека, так уж по полной. Нужно лишить его элементарных гражданских прав и возможностей. Иначе кто будет ходить и кланяться в ноги этому чинуше, кто принесёт ему взятку на покупку дорогого дома, престиж­ного авто?

Ну не абсурд ли – житель города с многолет­ним стажем вынужден собирать справки, искать свидетелей, подтверждающих этот факт что ты балочный житель данного города например в те­чении пятнадцати лет. И всё равно – дают от во­рот поворот.

Наверное, есть какие-то исключения, но в подавляющем большинстве случаев, веру в спра­ведливость, в государство, во власть, убивают на корню чиновники, эту власть представляющие. Вообще, чиновник – это какая-то загадка чело­веческого общества, требующая научного изуче­ния. Насколько я знаю, в природе не наблюда­лось случаев столь стремительной мутации, как это можно наблюдать на примере деградации обычного человека в неодушевлённый предмет (т.б. чиновника). Родился же он нормальным ребёнком. В садик, школу ходил, студенчество– вал, кто-то даже в армии побывал. Но вот попал он в должность, сел за начальственный стол лю­бой мало-мальской важности, и – «пропал казак, сгинул…». Такую важность на себя напустит, та­ким апломбом надуется, что обычному человеку и вправду начинает казаться, что без этого хри– стового чинуши белый свет в одночасье божьим веком прикроется. Поделился я размышления­ми на эту тему с помощником прокурора Юлией Николаевной Войновой.

– Есть такое, – задумчиво закивала она головой, – они ведь даже и разговаривать нор­мально разучились. Разве что, на судебных про­цессах, когда закон начинает пятки жечь, у них язык развязывается немного, да и то через адво­ката. К слову сказать, чиновник законодательно сейчас так защищён, что привлечь его к ответ­ственности очень-очень непросто. А высокопо­ставленных чиновников можно привлечь только если их «верха» сдадут.

Совсем недавно получил я ещё одно яркое подтверждение этим размышлениям. Понадо­билась мне копия одного документа, который находился в администрации Берёзовского рай­она. Звоню чиновнику комитета госимущества, коренному березянину по фамилии Батманов:

– Выручи, очень нужно.

– Да ты знаешь, Леонид, у нас от тебя столь­ко проблем! Поэтому помогать тебе мы точно не будем. Не получишь ты свою бумажку, как ни старайся.

– Слушай, мы же земляки, одну школу кон­чали, по одним улицам ходим, одну рыбу едим. Я ведь ничего противозаконного не прошу. Ко­пию одной бумаги, которая ни в секретных не значится, ни в охраняемых законом. Обычный казённый документ.

– Земляк-то земляк, – отвечает мне Бат­манов, – да только в таких вопросах – «табачок врозь».

Что делать в таких случаях обычному че­ловеку? Наглотается он, сердешный, сердечных капель, утрёт слёзы и идёт в… прокуратуру. По­следняя надежда добиться справедливости.

Слово «прокуратура» произошло от латин­ского procurare – заботиться. Правда, в обще­ственном сознании оно давно перестало воспри­ниматься в первозданном значении. Сейчас оно обрело совершенно однозначный смысл – кара­ющий орган. А один из ветеранов прокуратуры приватно пояснил мне: «Прокуратура – была, есть и будет придворным органом, действующим в усладу власти. Проводник мысли Цезаря».

Так же, как и подавляющее большинство рос­сийских граждан, представляла себе это госуч­реждение до визита в него и Светлана Ивановна. Приняла её, упомянутая уже, Юлия Николаевна Войнова.

Вы знаете, как тяжело воспринимать челове­ческую боль, которую он в десятый-двадцатый раз повествует вперемешку с валидолом/нитроглицерином, отчаянными рыданиями. И проку­рор первый принимает на себя ответственность за защиту законных интересов гражданина Рос­сии. С годами я понял, в чём не процессуальное, а сущностное отличие прокурора от адвоката. Прежде всего, в том, что прокурор действует на благо всего нашего общества, по долгу службы, в то время как адвокат отстаивает интересы одно­го человека (часто – мерзавцев и убийц), лишь только в погоне за длинным рублём. Рубль! – вот гимн адвоката.

Прокурор Войнова и до встречи со Светла­ной Ивановной знала о невзгодах жителей ва­гон-городков. Но теперь, внимательно выслу­шав горестную историю своей посетительницы, твёрдо решила заняться этим делом незамедли­тельно. Хотя и понимала – практически невоз­можно одним махом разрешить все проблемы пяти (!) огромных вагон-городков (по суще­ству – микрорайонов) Пыть-Яха. А проблем накопилось предостаточно, и с каждым днём они всё более усугублялись. Теплосети не ре­монтировались много лет, вагончики не стоят на балансе муниципалитета. Поэтому, разуме­ется, никто и никогда не проводил их инвента­ризацию. Городская власть не считает, что в её обязанности входит обеспечение «несуществу­ющего жилфонда» теплом, водой, электроэнер­гией. Не говоря уже о вывозке мусора и других санитарных процедурах.

Одним словом, как это не покажется удиви­тельным, в результате разговора Юлии Никола­евны и Светланы Ивановны в городской суд по­ступило исковое заявление прокуратуры города Пыть-Ях “О возложении обязанности принять меры по признанию системы тепловодоснабже­ния бесхозяйственными и принятию их в муни­ципальную собственность”.

Процесс принуждения администрации го­рода Пыть-Ях к принятию на баланс ржавых тепловодосетей, начался. Суд – это поединок, борьба аргументов, нравов, идей, законов, логи­ки, здравого смысла, наконец. И шаг за шагом прокуратор Пыть-Яха преодолевала сопротив­ление чиновников, обвиняя их в бездействии, а по сути – в бездушности и бесчеловечности. Вот выдержка из решения суда г. Пыть-Ях:

«Невыполнение обязанностей местной ад­министрации по определению эксплуатирую­ щей организацией систем ТВС в балочных мас­сивах города, осуществляющих их техническое обслуживание, подготовку к сезонной эксплуа­тации на период до принятия бесхозных в соб­ственность муниципалитета, нарушает права и законные интересы жителей г. Пыть-Яха на безопасную окружающую среду и жизнь, полу­чение коммунальных услуг по тепло– и водо­снабжению надлежащего качества, существует угроза наступления чрезвычайных ситуаций в указанных балочных массивах.

При установленных обстоятельствах суд считает исковые требования прокурора обосно­ванными, подлежащими удовлетворению. Иско­вое заявление прокурора г. Пыть-Ях удовлетво­рить».

Много судов прошла Светлана Костанда. Испытала и радость по поводу торжества спра­ведливости, и горечь разочарования. Одно было неизменно – поддержка, помощь, искреннее че­ловеческое участие рядового прокурора города Пыть-Ях Войновой Юлии Николаевны. И если бы кто-нибудь после всего этого охарактеризо­вал работников прокуратуры тем высказыва­нием ветерана о «придворном органе», думаю, Светлана Ивановна с тем же пафосом, с кото­рым отстаивала свои права, отстояла бы и честь прокурорского работника.

Потому как их усилия принесли свои зри­мые и явные плоды. Вагон-городки беспере­бойно снабжаются электро- и тепловой энерги­ей, водой. Словом, обслуживаются городскими службами так же, как и все остальные жилые здания в городе.

Уважаемый президент РФ Владимир Вла­димирович Путин! Рано нам ещё думать о том, как обживать планету Марс. Давайте сначала обеспечим жителей нашей страны всем необ­ходимым для нормальной, комфортной жизни. Электричеством, водой, дорогами, теплом, жи­льём, качественным питанием и т.д.

Прокурору России предлагаю обеспе­чить законное решение вопроса о предоставле­нии жителям вагон-городков воды, электриче­ства, тепла. Нефтяники, газовики работающие на промыслах по добыче нефти и газа, кующие финансовую мощь страны, проживающие в ба­лочных массивах, должны быть защищены от чиновничьего произвола.

Как-то раз, неспешно гуляя по одному из вагон-городков Пыть-Яха, подошёл к мужич­ку, сидящему на перевёрнутой мотоциклетной люльке. Судя по лицу (и виду, и выражению), мужику довелось хлебнуть лиха на своём веку – предостаточно. Один только шрам поперёк лица заставлял невольно вздрагивать, а воображение сполошно выгадывало – чем и как можно нане­сти человеку такое увечье? И вообще – каким чудом он жив-то остался?

Я дружелюбно поздоровался и попытался затащить его в откровенную беседу:

– Давно на севере, земляк?

Мужик чуток поколебался, оглядел меня с ног до головы, и, очевидно, не найдя преград словоохотливому ответу, пустился в разговор:

– Да, пожалуй, с самого начала здешней нефти. После армии закончил в Кургане школу ДОСААФ. Выучился на тракториста, работал на вездеходах ГЭТ, ГТТ. – Оживившись от прият­ных воспоминаний, он приосанился и, добавив густоты в хрипловатый голос, изрёк:

– Всё, что ходит на гусеницах, всё про­шёл, на всём поработал. На севере был, в Берёзо– во, потом на Ямале. Оттуда уже в Пыть-Ях пере­брался. Короче, куда экспедиция, туда и я.

– Дети-то есть?

– Да нет, – отмахнулся он, – не получилось. Сошёлся как-то с девушкой. Хорошая была, нра­вилась мне очень. Мы в Юильске, в экспедиции глубокого бурения вместе работали, она – пова­ром, а я – на ГЭТе машинистом-водителем. Ме­сяц только и пожили с ней. Душа в душу…

– Чего же расстались?

– Да она. это, мокрой тряпкой электрошкаф протирала… короче, током её убило. – Мужик тя­жело вздохнул, и покряхтел, продирая запершив– шее горло. – Пробовал потом с другими сойтись. Ни с одной не зажилось. Однолюб оказался. Лю­блю её. До сих пор как живая перед глазами стоит.

– А уехать не пробовал?

– Пробовал, – уже обычным будничным тоном отвечал он пытливому, но не надоевшему ещё собеседнику. – А куда? Приеду на родину, а там всё чужое. Друзей-знакомых не осталось. Одни померли, другие поуезжали. Так месяц– другой проваландаешься, деньги спустишь все

обратно на север тащишься. В последний раз полгода прожил в Донецкой области. Раз сижу на завалине, скучаю, махорку палю, вдруг, слы­шу знакомый гул в небе. Глянул – мать честная!

вертушка. Наша “восьмёрка” летит. Сердце-то у меня как заколотится, аж, на слезу пробило. Во как! Ну, думаю, значит – судьба моя здесь, на се­вере. Тут же вещи собрал и вернулся сюда.

– А трудишься где?

– На свалке работаю, там тракторишко есть

ДТ семьдесят пятка. На нём мусор давлю. В нефть уже не берут по возрасту, – через паузу грустно добавил он.

– Денег-то хватает на житьё?

– А почему их не должно хватать?! – тракто­рист обидчиво встрепенулся. – У меня всё есть. Жильё, – кивнул он на покрашенную серебрян­кой входную дверь балка, – и на продукты за­рабатываю, на одежонку. А пить я никогда и не пил. Хватает. – Как-то задумчиво, будто самому себе, утвердительно ответил он.

– Лёха, – протянул я ему свою руку, укре­пляя наше знакомство.

– Спартак, – мужик, привстав с мотоци­клетной люльки, железной кистью умял мою ла­донь.

Словно сигнал к окончанию нашей беседы с соседнего участка раздались пронзительные детские крики.

– А, – неожиданно мягкой и широкой улыб­кой улыбнулся Спартак, – это многодетной че­ченки дети. Шесть штук у неё. – Состроив сер­дитую гримасу, мой новый знакомый обитатель балка с нарочитой грубостью прикрикнул:

– Аслан, ну-ка, иди ко мне!

Ссора между детьми мгновенно прекратилась, и чернявый мальчуган скорым шагом поспешил в нашу сторону. Мне почему-то опять вспомнилась Юлия Николаевна Войнова. Когда рядом есть такие люди, спокойнее живётся простым людям. Они могут быть уверены, что, если, не дай бог, им понадобится защита закона, есть кому эту защи­ту обеспечить. И так приятно видеть (на примере Спартака и соседского мальчишки-чеченца), что наши люди готовы жить мирно, дружелюбно, не­взирая ни на какие различия – возрастные, рели­гиозные, национальные.

А Юлия Николаевна то и дело приходит на ум, как веский и неопровержимый аргумент в споре то с одним, то с другим утверждени­ем ветеранов прокурорской работы. Один из них, например, убеждал меня, что сегодняшняя прокуратура это – государственная “отрицала”. Машина, которая не работает, а только пишет отписки на все жалобы. Наверное, уважаемый ветеран имеет серьёзные основания для такого рода выводов. Но вот смотрю я на Юлию Войно­ву, всё больше узнаю о ней, её поступках, и пони­маю, что она своей работой, своим отношением к делу, к людям опровергает все пессимистиче­ские формулировки и определения прокурор­ского труда. За годы своей прокурорской работы Юлия Войнова отправила в суды более 150 про­курорских исков, рассмотрела более 300 обра­щений граждан и юридических лиц, подготови­ла более 10 проектов муниципальных правовых актов. Работа её отмечена благодарностью про­курора автономного округа и жителей города.

Наша Светлана Ивановна прошла насто­ящий путь в решении непростого жилищного вопроса своей семьи. И сейчас, держа на руках документ с правом на долгожданное жилье, про­должает с оптимизмом и верой в светлое будущее свой путь по суровой северной земле, помогая преодолевать другим «балочникам»-жителям города преграды в получении заветного жилья, возглавляя рабочую группу по переселению граждан из приспособленных для проживания строений временных поселков города.