Василию Белову
Пересекать рощу Кузьманиху куда как интереснее, чем пылить дорогой до самого спуска к речке Крутишке. С конотоповой обочингы изредка выпугнешь засоню-овсянку или с короткой трелькой заподнимается над полем жаворонок. Иногда застанешь врасплох занятую потравой хлеба журавлиную семью. Мамаша с дитенком кинутся наутек, а сам папаша раскинет пепельно-серые крылья и неизвестно для кого сотрясет округу:
– Караул!
– Ка-ра-ул!
Когда все трое низом направятся на заречье в Захарково болото, уже издали журавль загадочно проскрипит колодезным «собратом»:
– Ска-ра-а-улим!
Кузьманиха…
Зашагнешь как бы не просто под сень повисло-плакучих бородавчатых да пушистых берез, а в белоколонно-высокое зало. Запрокинешь голову к синеглазому небу над лесом и скатится долой картузишко. Поневоле поклонишься роще за аленькие цветочки гвоздик-травянок, за грибы-ягоды и за птичье царство. И знай держи ухо востро да зря глазами не хлопай…
В конце апреля иду тихонько затравевшей тропой и вдруг из березовых вершин кто-то вполголоса глаголит:
– Василий…
– Василий!
И тот же голос:
– Подожди…
– Подожди!
Знамо дело, вздрогнул от неожиданности и остановился, пусть и догадался, кто позвал мою милость. Дрозд-деряба! А окажись с ним поблизости певчий дрозд, он бы и на чай пригласил. С чем? С ягодой земляникой и клубникой, черной смородиной или вишеньем… Ну и с березовым воздухом разве плохо?
…Июльским утром случилось попасть сюда. Господи, что здесь творилось! Со всех своих владений зяблики возглашают:
– Грибы, грибы!
– Ищите, ищите!
В кронах солнечно вспыхивают иволги и на всю-то рощу вопрошают:
– Белые?
– Обабки?
– Белые?
– Обабки?
Дальше пошел, а зяблики скороговоркой зазывают свернуть на поляны и прогалины:
– Земляника наспела!
– Земляника наспела!
– Наспела земляника!
Недоступный взору голубь-вяхирь добродушно-ворчливо советует:
– От-дох-ните!
– Хо-ро-шо отдохнете!
Посмотрел налево и направо – цветочное благолепие! Вон запашисто-белое узорье вязолистного лабазника и сиреневый ситец застенчивой душицы; там золотится ресницами строгий зверобой, а из-за черемухи выглянул богатырь-девятильник; эвон вольно синеет колокольчик раскидистый и чуть поодаль фасонится сборно-скученный, там и сям над травами розги золотарника и пурпурно-нежные шапочки буквицы…
Сегодня спускаюсь Кузьманихой – задумчиво в роще. Одни и стрекозы сопровождают меня, сухо шуршат у самого лица. Иные норовят сесть на голову и плечи. Вот крупные, голубые телом дозорщицы; зеленоглазые с желтым рисунком по черному туловищу – кольчатые; загорело-коричневые – большое коромысло. И мелких стрекозок полным-полно! Потому и комарики не гнусавят и мухи не вьются возле меня. Чисто в воздухе. Отдыхает роща!
Переправился мелководьем на левобережье Крутишки и затонул с головой в травы. И тростник с крестовником дубравным, и бодяк разнолистный с лабазником – каждое растение выше меня. Вдобавок у пологого склона все вито-перевито мышиным горошком. Еле вскарабкался на взлобок и плюхнулся на розовый коврик чины лесной.
Присел дух перевести на обдуве, лицом к роще Кузьманихе. Вспомнил того дрозда, его вежливый оклик:
– Василий… Подожди!
Вспомнил зябликов. Задорно-веселые зазывы:
– Грибы, грибы!
– Земляника наспела!
Кузьманиха-кормилица… Всех певунов ты на крыло подняла! Распорхнулись твои детки, многих благословила в трудное и рискованное странствие… Покатилось лето к закату… И тут мои печальные размышления прервали бойкие выкрики:
– Выкошу!
– Выкошу, выкошу!
Прав, прав перепел на правобережье! Давно пора свалить там густые назревшие травы. Там для меня нет никакого заделья, а вот здесь бугром и степянкой налилась темно-красным соком ягода-клубника. И как она сладко пьянит-дурманит мою голову! Здесь успеть бы до сенокосилки ягод на зиму запасти… Только встревожила забота, как за спиной мой перепел отозвался:
– Обожду!
– Обожду, обожду!
С противоположного берега обрадованный «косарь» заторопился с ответом:
– Покошу, покошу!
Позади меня уже не один, а несколько петушков запокрикивали на ретивого соседа:
– Обождем!
– Обождем, обождем!
-Спасибо, ребята! – говорю перепелам, (а и с кем же еще мне разговаривать!), разнимаю теплые травы под зопником и шестелепестным лабазником. Ах, какие ягоды жаркие и пахучие! Как-то и не вяжутся они с книжным названием – зеленая земляника. С нашим, простонародным, сходится: клубяна, клубни вкусные, сытные! Клубника…
Пожигает сквозь рубаху недосягаемое солнце. На него лучше не оглядываться, от ягод и так в глазах красно! И пущай некому меня здесь по имени навеличивать, однако петушки-перепела нет-нет да и успокоят:
– Обождем!
– Обождем, обождем!
Не с грустью старого человека, а как в детстве парнишкой дивуюсь на урожай клубники и благодарно думаю о перепелках: «Войну с вами, петушки, пережили вместе, лихо послевоенное вынесли и нынешние напасти одолеем. Вон как заботливо согревает и здоровья прибавляет земля, родимая земелюшка!»