Двадцатый век … Еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).
А. Блок
«Писатель – следователь по особо важным делам человечества» – так емко и крупно Л. Леонов определил предназначение художника слова. И это представление подтверждено его творческим наследием. Вслед за другими классиками (М. Горький, А. Толстой, М. Шолохов) Л. Леонов развивал эпическую прозу русской литературы. На этом пути он стал аналитиком и вестником, заглянувшим в тайны бытия, предсказавшим опасности для России и современной цивилизации.
Прозорливость мышления, взвешенность позиций, виртуозность самовыражения — характерные особенности писателя. Его произведения многослойны и полны подтекста. Чтобы постичь смыслы, заключенные в них, требуется время и вдумчивое прочтение. И тогда открываются боль души художника и свет его прозрений.
Без творчества Л. Леонова трудно понять, чем был XX век в истории страны, какие жестокие испытания выпали на долю ее народа. И какие опасности ожидают нас в новом столетии. И что способно поддержать дальновидность взгляда, ответственность поведения и волю к жизни. В настоящее время наблюдается возрождение интереса к личности и наследию писателя. Новые поколения, брошенные в стихию рыночной экономики и индивидуализма, начинают сознавать, что без прошлого исторического и нравственного опыта, обретенного дорогой ценой, они беспомощны. «Голый человек на голой земле» беззащитен: без духовного багажа и патриотизма жизнь в России не обретает полноты и перспективы. А сегодняшнее положение страны как осажденной крепости требует от каждого честного и внятного самоопределения.
1.
Вчитываясь в произведения Л. Леонова, не перестаешь удивляться глубине и прозорливости его мысли, тонкой игре подтекста, емкости орнаментального слова. Писатель использует в своей палитре «невидимые … цвета изобразительного спектра» (Л. Леонов), которые так высоко ценил у Достоевского и которые помогли ему передать неуловимую, стремительно меняющуюся жизнь XX века.
Три фактора определяют, на наш взгляд, миропонимание, духовные искания и творческую направленность Л. Леонова. Первый – писатель явился связующим звеном между русской классикой и литературой XX века, между реализмом Достоевского, Островского, Лескова, Льва Толстого, Чехова и художественными исканиями 1910 – 1920-х годов. Исследователи не случайно называют итоговый роман Л.Леонова «Пирамида» (1994) последним романом Серебряного века, считают что «он связал начала и концы столетия в некую грандиозную и еще неразгаданную Философему Бытия» (А. Павловский). Л. Леонов не только до конца жизни утверждал высокие принципы, завещанные творцами прошлого, но и развивал их, стремился постичь то, что скрывается за гранью реальности, что связывает земную жизнь с таинством природы и мироздания.
Писатель успел увидеть дореволюционную Россию, оценить уклад её жизни, впитать нравственные основы. От интеллигенции того времени унаследовал представления о чести и достоинстве русского писателя, его долге перед Отечеством. Боль за страну, за потери, которые она понесла в разрушительных войнах XX века, незримо присутствует в его произведениях. Л. Леонов не поступался своими представлениями никогда: ни в 1930-е годы во время репрессий, ни в 1990-е в условиях смуты и девальвации литературы. Масштаб его личности притягателен для читателя.
Второй — Л. Леонов стал свидетелем крупнейших событий XX столетия, очевидцем полного цикла истории построения нового общества, движения «к светлому будущему» с октября 1917 года до распада СССР и погружения страны в полосу смуты и унижения. Ему, единственному среди соратников по перу, довелось увидеть взлет и крушение идей «всеобщего равенства», расплату народа за доверчивость «вождям», безропотность и преданность на избранном пути. Писатель стал не только участником героических и трагических исканий России в XX веке, но и аналитиком их, летописцем устремлений, сомнений и разочарований нескольких поколений. В крупных произведениях: «Барсуки» (1924), «Вор» (1927), «Скутаревский» (1932), «Дорога на океан» (1936), «Взятие Великошумска» (1944), «Русский лес» (1953), «Evgenia Ivanovnа» (1963), в двухтомном романе «Пирамида» (1994) отражены вехи нашей жизни, этапы развития самосознания народа и духовной биографии автора. Это обстоятельство делает его взгляд на свое время значимым и поучительным.
Третий – Л. Леонова всегда интересовали философия бытия, логика исторического пути человека, смысл прозрений, которые каждое поколение вносит в общечеловеческую копилку. Стремясь приоткрыть тайны жизни и человека, он ищет емкую форму, уплотняет художественный образ до символа, иероглифа, знака, создает многослойность повествования. Секрет его поэтического искусства еще предстоит оценить и освоить.
2.
Среди писателей XX века Л. Леонов — один из наиболее зрелых и глубоких мыслителей. Семь десятилетий он призывал к благоразумию и ответственности людей для того, чтобы жизнь и цивилизация были сохранены. Вся деятельность Леонова — прозаика, драматурга, публициста — пронизана заботой о Родине, тревогой за её судьбу. Писатель стремился укрепить нравственные основы общества, защитить их от равнодушия, невежества, жестокой воли. Его творчество противостоит скоропалительному движению вперед, безоглядному оптимизму, беспечности и самовольству. Оно обращает нас к мудрости поведения на Земле, учит ответственности за будущее.
Произведения Леонова не рассчитаны на поверхностное восприятие. В них есть то, что доступно при первом чтении, есть мысли, требующие аналитического отношения, и есть раздумья о культуре, истории, судьбе человечества, отражающие сложные философско-этические поиски. Они открыты для всех , но в своих глубинах полнее постигаются теми, кто склонен трезво осмыслять мир. Каждое новое прочтение открывает невидимые ранее пласты текста, «свечение» авторского слова, доставляет интеллектуальное удовольствие.
Дарование Леонова привлекает своей многогранностью. Оно соединяет чуткость художника, осмотрительность философа, бесстрашие ученого в поиске истины. Его мышление выражает потребность искусства в цельном познании жизни, в синтезе творческих возможностей человека. Это позволяет художнику видеть действительность не только изнутри, но и сверху, с высоты мировой истории и перспектив ее развития. Писатель не ограничивается доверием к саморазвитию жизни: он устремлен к пониманию драматизма и трагичности отношений человека с природой, историей и культурой.
XX век предстает в его произведениях как переломный рубеж цивилизации, как предел, за которым человечество либо выйдет к более гуманным формам жизни, либо окажется в тупике развития. Вдумчивость и дальновидность позволяют Леонову начиная 1920-х годов говорить о духовном и нравственном обеспечении нового общества, о культуре социалистического строительства. К сожалению, многие его раздумья не были своевременно «прочитаны». И лишь сегодня, когда так остро встал вопрос о судьбе России и мира в XXI веке, они приобретают особую актуальность.
На протяжении всего творчества Леонов отстаивал гуманистические ценности, завещанные прошлой литературой и обогащенные XX веком. Писатель делал все возможное, чтобы потребность в них была осознана как первостепенная задача, без решения которой невозможно обновление общества. Он следует высокому пониманию культуры, поддержанному русскими мыслителями XIX—XX веков (Вл. Соловьев, К. Циолковский, В. Вернадский, А. Лосев и др.). Через все его произведения проходит мысль о том, что мы обязаны сохранить преемственность развития, не оборвать живительные нити, связующие прошлое и настоящее. Необходимо, считает писатель, пока еще не поздно, донести до каждого человека, что «сегодня есть лишь промежуточное звено между вчера и завтра, что все мы нынешние — лишь головной отряд бесчисленных поколений пускай закопанных где-то далеко позади, однако отнюдь не исчезнувших вчистую, а и посмертно взирающих нам вдогонку»1.. Из исторической преемственности языка, культуры, национальных святынь вызревает главный гормон общественного бытия – вера в бессмертие.
Взгляд Леонова на мир отличается мудростью и осмотрительностью, оценить которые мы можем в полной мере лишь сейчас. Художник изначально исповедовал идею единства человека, природы и Вселенной, ответственность за созданную цивилизацию и ее перспективы. Гуманистическая направленность пронизывает его эстетические позиции, взгляд на роль и задачи литературы. Леонов видел в литературе духовную разведку человечества, которая призвана предупредить о грозящих впереди опасностях. Писатель, по его мнению, это следователь по особо важным делам человечества. Сегодня, когда роль литературы неумолимо снижается, эта позиция служит опорой для серьезного и дальновидного взгляда на искусство слова.
3.
Л. Леонов был не только хранителем духовных традиций XX века, но и художником-новатором, развивавшим одно из перспективных направлений литературы — философско-психологическое. Он стремился осмыслить кардинальные вопросы бытия с позиций XX столетия. Вслед за великим предшественником Ф.Достоевским его влекла вечная и нераскрытая тайна человека, его природы, назначения, смысла развития, положения на координатах Вселенной. Еще в 1920-е годы Леонов считал, что не следует ограничиваться показом героя во внешней борьбе, а необходимо изобразить внутреннюю духовную арену, на которой происходят главные бои.
Истоки такого подхода он связывал с реализмом Шекспира и призывал достичь мощного трагически возвышенного отражения человека и жизни. Сам Леонов называл этот способ уплотнения действительности «логарифмированием», «косвенным» изображением, но смысл его один: достичь более емкого философского взгляда на мир, обнажить основы явления.
Острые социальные проблемы, мощные конфликты предстают в его творчестве через духовно-нравственную сферу, через драму идей и мировоззрений. Леонова интересует общезначимое в конкретном, вечное в преходящем. Поэтому его герои одновременно «здесь», с нами, в обычной ситуации, и «там» – в сфере общечеловеческих ценностей. Эта ориентация пронизывает все стороны произведений писателя (сюжет, герои, стиль повествования). В необъятном сырье эпохи, в рассказе о современнике Леонов ищет «золотинки философского осмысления» (X, 26).
В то же время подобный взгляд не иссушает очарование бытия, не посягает на приоритет сердца. Напротив, он обостряет чувство красоты, желание вглядеться в него, запечатлеть в памяти, прежде чем поток жизни смоет его и заменит другим. «Разум всегда постигает только то, что уже знает душа»2, – считал Леонов и со жгучим интересом относился ко всему, что таит трепет и тепло живой жизни. Эта «осердеченность» восприятия сочеталась у него с суровым взглядом на беспечность поведения людей. Милосердие к человеку, боль за его ошибки и несчастья, с одной стороны, и безжалостное срывание масок, с другой, земная теплота автора и космическая холодность — вот диапазон, в пределах которого раскрывается авторское отношение к человеку.
Творческая направленность Леонова не посягает на другие художественные пути, не ставит под сомнение их возможности. Но она созвучна современному познанию человека в единстве его истории и культуры, признанию самоценности его жизни. Это направление связывает ряд крупных художников ( М. Пришвин, М. Шолохов, А. Платонов, В. Распутин), каждый из которых по-своему рассматривает проблемы человеческого бытия.
Из сокровищницы русского языка Ленов создал свой поэтический язык, соединивший исследовательскую точность и возвышенность, лирическую проникновенность и объемность, публицистический пафос и тонкую иронию. Способность художника живописать мир, находить сочные краски восхищала Горького: «Анафемски хорош язык, такой “кондово” русский, яркий, басовитый, особенно там, где Вы разыгрываете тему “стихии” , напоминая таких музыкантов, как Бетховен и Бах…»3. Символическая стройность стиля Леонова, емкость и величавость его образов, орнаментальная вязь повествования, сочность и густота слова позволяют говорить о новых гранях русского языка, высвеченных крупнейшим мастером XX века.
4.
Обращение к творчеству Леонова позволяет глубже понять не только общие проблемы человека, истории, культуры, но и трагические обстоятельства, открывшиеся в развитии нашего общества лишь в конце XX века. В прозе 1920-х годов и особенно 1930-х ( «Барсуки», «Вор», «Соть», «Скутаревский») Леонов показывает, что культурная неразвитость порождает идейный прагматизм, ведет к обесцениванию человека, к готовности осуществить радикальную чистку общества от «социально чуждых элементов», от всего, что покажется ненужным или вредным. В «Русском лесе» писатель прозорливо указал на губительные последствия разрыва научно-технического развития и нравственности, на опасность потребительского отношения к природе. Он вскрыл внутреннюю болезнь общества, атмосферу спекулятивности, догматизма, бюрократической тирании. Анализ социальных и психологических основ грацианщины, механики ее вживания и самоутверждения позволяет крупнее понять масштабы социальной мимикрии, укоренившейся в последующие десятилетия.
Тип Грацианского («Русский лес») двуличен и опасен своей замаскированностью. За внешней респектабельностью таится воинствующий индивидуализм, за показным оптимизмом скрыт скептицизм, разъедающий волю и творческие силы. За видимостью идейной прочности — приспособленчество, за игрой в порядочность — двуличие и жестокость. Тайна Грацианского — это тайна зла, вечного и неуничтожимого спутника добра. Тайна Грацианского — это тайна лжи, облаченной в форму правды.
Враждебность персонажа скрыта за маской благонадежности, а фальшь жизненной позиции включает множество правд и полуправд, создающих видимость заботы о благе общества. Писатель передоверяет ему язвительные комментарии тех представлений, которые не решался открыто критиковать сам. Грацианский в этом плане – удобный инструмент автора. Но это обстоятельство не уменьшает его опасность и умение маскироваться.
Заслуга Леонова состоит в том, что он обнажил разрушительность и живучесть персонажа.
В «Пирамиде» тип Грацианского развернут в более опасный образ Шатаницкого – резидента дьявола на Руси. Его возможности неизмеримо крупнее, как и масштабы действий, направленных против добра и веры. Другой вариант Грацианского в среде интеллигенции представлен в образе успешного кинорежиссера Сорокина – циника и прагматика, внутреннего диссидента, терпеливо ждущего своего часа.
Судьбы героев в романе «Вор» (2 ред. 1959) побуждают серьезно задуматься над проблемой культурного обеспечения социалистического пути, над нравственными утратами, вызванными ограниченностью и упованием на насилие в решении общественных проблем. Роман претерпел длительную и серьезную эволюцию. В обозначении времени его создания указаны пять дат: 1927, 1959, 1982, 1990, 1993. Из них определяющими являются I редакция (1927), II редакция (1959) и новый эпилог (1990).
Роман «Вор» отразил изменения взгляда Леонова на революцию и ее последствия. В I редакции (1927) Митька Векшин представлен романтическим героем революции, который «любил весь мир любовью плуга, режущего покорную мякоть земли». Он был бесстрашен и беспощаден. После надлома из-за своей жестокости Векшин опускается на дно и становится известным вором. Его упреки бывшим соратникам за омещанивание и податливость мелкобуржуазной стихии звучат остро, но несвоевременно. Послереволюционной России нужны были энергичные, деловые люди, способные поднять страну из хаоса.
Первая редакция отражала романтический пафос писателя, его непримиримость к мещанству как социально-психологической силе, способной погасить любые порывы к обновлению. Через 30 лет во II редакции «Вора» (1959) писатель ужесточил ситуацию, сместил акцент на антигуманный смысл действий Векшина. Теперь революционная романтика героя перекрывается его нравственной неразвитостью и жестокосердием. На первое место писатель ставит проблему культуры. В «железности» Векшина, в его бесчувственности видит истоки катастрофических событий в России XX века.
В 1990 году Леонов создал «ключевой эпилог», в котором окончательно развенчал своего героя. Последствия неразвитости и самонадеянности Векшина доведены до логического конца: он сам оказывается жертвой криминального беспредела. В романе звучит не только боль, но и скорбь автора за те масштабы насилия, которое происходило в период революции и гражданской войны.
Можно спорить о праве писателя на пожизненную правку своего романа, об органичности позиции 1990-го года уже готовому произведению. Леонов считал это допустимым.
Повесть «Evgenia Ivanovna» (1963) позволила увидеть проблемы социалистического развития в контексте мировой истории и ее опыта. Она передает драму персонажей, ставших невольными жертвами революционных потрясений в России и вынужденных пребывать в состоянии унижения и внутреннего надлома. Через судьбы Евгении Ивановны и Стратонова Леонов обнажает боль памяти о жестоких событиях 1920-х годов.
Повесть напоминает о суровой расплате за личные и общественные ошибки, о необратимости совершенных поступков. Она учит ответственности и стойкости в испытаниях, встающих перед человеком. По своему художественному мастерству, искусству подтекста и психологической тонкости «Evgenia Ivanovna» является совершенным творением в жанре повести.
В 1930 – 1960-е годы Леонову приходилось маневрировать между жесткими идеологическими установками и своим представлением об историческом процессе в России. Искусство компромисса стало единственным способом сохранить право сказать то, что он мог позволить себе. Это было вынужденное умолчание и использование «эзопова языка» (намека, иронии, косвенного указания, признаний персонажей) для выражения той правды, которую писатель мог озвучить. Леонов вжился в манеру орнаментального самовыражения, и это проявилось в его крупных произведения («Русский лес» (1953), «Evgenia Ivanovna» (1963), «Пирамида» (1994).
Можно по-разному оценивать художественную результативность этой манеры в каждом отдельном произведении. Она превратилась в визитную карточку писателя, а в «Пирамиде» обернулась бременем, которое осложнило путь романа к читателю.
5.
Леонов не ограничивался анализом драматического развития современности. Мысль и воображение художника побуждали заглянуть за пределы доступного, прикоснуться к тайнам жизни и мироздания. Не случайно его итоговым произведением стал двухтомный роман «Пирамида»4(1994). Писатель поднимает в нем «неосуществимую тему размером в небо и емкостью эпилога к Апокалипсису» (1, 11). Он стремится уточнить «трагедийную подоплеку и космические циклы Большого бытия… чтобы примириться с неизбежностью утрат и разочарований…» (1,11). Эта тема, по признанию автора, позволит в финале « определиться на циферблате главного времени – откуда и куда мы теперь… раскроет логический финал человеческого мифа» (1, 20).
Роман создавался более 40 лет и вобрал в себя размышления о ходе истории и судьбе России в XX веке. Итоговые суждения писателя горьки и малоутешительны. Он торопился предостеречь современников о надвигающихся бедах и возможном крахе нынешней цивилизации. Торопился настолько, что через три месяца после сдачи рукописи в набор отправил исповедальное предисловие к роману. В нем объяснял мотивы публикации незавершенного произведения:
«Не рассчитывая в оставшиеся сроки завершить свою последнюю книгу, автор принял совет друзей публиковать ее в нынешнем состоянии. Спешность решенья диктуется близостью самого грозного из всех когда-либо пережитых нами потрясений – вероисповедных, этнических и социальных – и уже заключительного для землян вообще. Событийная, все нарастающая жуть уходящего века позволяет истолковать его как вступление к возрастному эпилогу человечества: стареют и звезды» (1,6). Этот первый ключевой абзац предисловия открывает степень тревоги, которую испытывает автор и которую прямо передает читателям: «только чудо на пару столетий может отсрочить агонию» (1,6).
Жанр «Пирамиды» обозначен как «роман-наваждение в трех частях». Писатель не претендует на откровение и пророчество. Он делится тем, что преследует его сознание в течение нескольких десятилетий и надеется на сопереживание читателя. Апокалиптические картины будущего — это не только трагические предчувствия художника, но и трезвое, лишенное иллюзий предостережение. Это и напоминание о темных, зловещих силах, таящихся в человеке, способных взломать хрупкий пласт культуры и выплеснуться в разгуле ненависти и безрассудства. В романе человек не звучит гордо; он предстает в антиэстетическом виде, вызывающем горечь автора. Художник использует подчас обезличенные обозначения человечества, народа, массы, подчеркивающие бездуховность и одержимость ненавистью («крупные людские скопленья» (2,327), «несчастная плоть людская» (2,327), «весь род людской» (2,328). Присутствуют и более жесткие понятия с негативным уничижительным оттенком.
В «Пирамиде» человек испытывается на разрушение на пределе возможного. Притом инициатором этого испытания становится и автор, который подвергается искушению сил, враждебных человеку, втягивается в эксперимент и участвует в нем наравне с другими. Мысль его, устремленная к поиску истины, не признает ограничений. Она приходит в своем анализе к пределу возможного, заглядывает в бездны, рождающие чувство безысходности и отчаяния.
Дерзость романа состоит в том, что в нем допускается вопрос о претензиях человека к Творцу за все происходящее на Земле, показано недоумение его и готовность к протесту против собственной участи. И одновременно человек рассматривается как основная причина всех распрей на Земле и на Небесах. Мысль о том, что зло приходит не извне, что оно в нас самих и порождено несовершенством природы человека, развернута в романе многогранно и обстоятельно.
Крамольность идей романа и в том, что автор, наделенный божественным даром слова, использует свой талант для осмысления воли Творца, высказывает сомнения в истинности его замысла. И тем не менее Леонов видит спасение своих современников и будущих потомков в нравственном поведении на планете.
Есть доверительные признания писателя о движении к этой теме и усложнении взгляда на нее: «В первой редакции я хотел ударить по атеистам, а замахнулся на Бога… В романе я привел читателя к цитадели на горе. Там Бог. Что делать? Надо штурмовать и идти с открытыми объятьями, потому что в детей не стреляют»5. Заметим противоречие действий: «штурмовать» – то есть требовать справедливости и одновременно надеяться на милосердие : «в детей не стреляют». Отсюда и столь осторожное обозначение жанра: «роман-наваждение в трех частях»; это как бы извинение автора за свою дерзость, за то, что он позволил себе так думать и ставить столь опасные вопросы.
В 1990-е годы Леонова мучило предчувствие катастрофических событий в XXI веке. Он говорил об этом, когда возникал вопрос о духовном, о видениях Ванги, с которой он общался несколько раз. Писатель выражал свою тревогу и в личных разговорах: «Может случиться такая судьба, когда человечеству некуда будет обращаться, кроме Бога. В последний момент, когда все будет объято пламенем, человек обратится к Творцу… Я думаю, к середине XXI века произойдут суровые вещи. Боюсь ошибиться, но у меня такое предчувствие… Сейчас возникает общая потребность самоочищения»6.
Леонов взял на себя непомерную ответственность, включив в роман сферу веры и осмысления вопросов, не подвластных человеческому сознанию. Благоразумнее было не касаться их, чтобы не навлечь на себя упреки в некорректности и гордыне. Но это уже воля художника и его дерзость. Хотя сам писатель испытывал большие сомнения в своем замысле.
6.
Итоговый роман Леонова требует специального разговора. Ограничимся некоторыми обобщенными соображениями. «Пирамида» – это «послание потомкам» (1,8), предостережение об угрозах, таящихся и внутри России, и нависающих над всем миром. В нем сконцентрированы пожизненные раздумья писателя, его опасения и надежды.
Роман масштабен и многотемен. Природа человека, его возможности, противоречия и перспектива развития рассматриваются на разных уровнях: от конкретно-исторического и философского до мифологического и космологического. Судьба семьи гонимого священника Матвея Лоскутова, внутренний раскол из-за отношения к вере становятся основой событий романа, проекцией трагических обстоятельств 1920 – 1930-х годов.
Писатель использует апокриф Еноха о создании Творцом человека и предпочтении его ангелам. В результате возникла размолвка на Небесах и взбунтовавшиеся ангелы появились на Земле в виде бесов, чтобы совратить человека, дискредитировать его в глазах Творца и привести к гибели. В роман введено противостояние резидента дьявола на Руси Шатаницкого Ангелу – небесному посланнику и стремление сделать из него невозвращенца.
В «Пирамиде» ставятся проблемы добра и зла, веры и безверия, сущности человека, чуда, судьбы России и цивилизации. Интеллектуальная насыщенность монологов и диалогов, раздумий героев, привлекающих научные версии и гипотезы, составляет специфику произведения. Она определяет значительность романа для тех, кто интересуется философией Бытия, положением земной цивилизации на координатах Вселенной.
Отметим несколько ключевых положений, которые развертываются и утверждаются в романе:
– Для Леонова революция и гражданская война – боль и исток бед России в XX веке. Это рана, которая не заживала и продолжала мучить его сознание до конца жизни. Писатель знал иронию истории: «Благими намерениями дорога в ад вымощена». И потому не поддался искушению до основания все разрушить, а на пустыре выстроить новый мир, прекрасный и удивительный. Создать совершенство с помощью насилия можно, но цена непомерна. В «Пирамиде» это признает даже «Хозяин Кремля». Фанатизм революционеров, по мнению вождя, не учел того, что « разбуженная стихия, смывшая прочь все преграждавшие ей путь обветшалые авторитеты – Бога, Родины, государства, семьи, родителей, возраста и даже таланта, когда-нибудь замахнется и на наш в том числе» (2,599-600).
Готовность вождей революции пожертвовать Россией ради «мирового пожара» и «всеобщего счастья» обнажила безмерность их амбиций и чужеродность интересам страны и народа. Страх и репрессии 1930-х годов усугубили ситуацию. В романе Леонов допускает жесткие иронические комментарии в адрес правителей, чтобы обнажить «жуткий апофеоз доктрины» (2,621).
– Уничтожение веры в России подрезало глубинные связи народа, отнимало нравственную поддержку, ибо « … только неписаным законом духа живы были люди на земле» (2,32). Матвей Лоскутов в доверительном разговоре с сыном Вадимом, который в 19 лет стал воинствующим атеистом, задается вопросом « … хватит ли крылатости у нового тезиса по упразднении христианства удержать человечество в полете, хотя бы на прежней, незначительной высоте? Столько за минувшие века в счастье и горестях натащил человек к подножию Отца небесного, что не опасно ли вышибать сию подпорку веры, окажется ли достаточно мощи у нового Самсона удержать на себе разрушаемое, Атлантову равное хозяйство?» (2,33).
Губительность отказа от веры подтверждается и сном Матвея Лоскутова. В нем люди добровольно уходят от Бога, соблазненные золотым тельцом, комфортом и другими благами земной цивилизации. Через «почти пророческое виденье» (1, 411) о. Матвей понимает, что «пришел срок великой смены, и вот Христос покидает земное царство, уступая его во временное владенье антиподу своему» (1, 410). Картины великого исхода народов вызывают у о. Матвея стыд за род людской, за то, что «после двадцативековой работы Христос остается один…» (1,419).
– Смена общественных ориентиров в конце XX века, предпочтение материальных ценностей духовным, культ индивидуализма, успеха любой ценой, комфорта и богатства ведут в тупик. Они выхолащивают уроки исторической эволюции, создают ложные идеалы для новых поколений. В результате вымываются духовные и нравственные опоры развития. В «Пирамиде» через перипетии семьи Бамбалски и кинорежиссера Сорокина, их амбиций и высокомерия выявляется уязвимость и ограниченность данных предпочтений.
На последних страницах романа автор приводит размышление персонажа Никанора Шамина о необузданных потребностях современников, способных вызвать социальные потрясения, и предчувствия «апокалиптического заката» (2, 682). В этой ситуации предлагается единственное спасительное средство: «… воротиться к суровому регламенту природы и ценою, пускай некоторого отступленья от достигнутых стандартов, стабилизировать свое существованье без расхода основного капитала, каким является ценность бытия» (2,682). Понятно, что это резюме самого писателя.
– Леонов подводит читателя мысли, что высшее чудо – это жизнь на Земле, а наиболее совершенное творение – душа человека. И сейчас они находятся в опасности. Их нужно не просто поддержать, а спасать от разрушения. Без этого человек обречен на вырождение и исчезновение с планеты.
На протяжении романа муссируется мысль о моральном и физическом старении человечества, о возможности его самоуничтожения. Одно из конечных размышлений заканчивается саркастическим выводом: «… нестерпимая людская теснота в очередной фазе бешенства вынудила бы осатаневшее человечество применить самое надежное из убойных средств и тем самым завершить победу над самим собою» (2,618).
Леонов считал роман незавершенным. Писатель не уточнил, в чем видит его незаконченность. Но речь идет, видимо, о духовных исканиях и творческих решениях автора, а не только о стилистической правке текста. За 45 лет работы над произведением многое изменилось и стало более понятным. Но обрести исчерпывающее представление о XX веке и поставленных проблемах оказалось невозможно.
Незавершенность видится не в сюжетно-композиционном плане. Судьбы персонажей и их отношения доведены до логического финала и исчерпаны. Незавершенность связана с тем, что концептуальное представление автора о XX веке и будушем содержит сомнения и противоречия.
«Пирамида» – не вердикт, пугающий суровостью прогнозов, а исповедь, приглашение к диалогу, готовность обосновать свою тревогу на всех возможных уровнях. Автор в романе – не судья, а художник – мыслитель, стремящийся постичь код судьбы России и мира в ближайшее столетие. И то, что Леонов до конца оттягивал публикацию романа и сделал предуведомление читателей о незавершенности книги – это свидетельство ответственности, которую писатель брал на себя за каждое сказанное слово. Но, одновременно, это и предостережение вестника, которому открываются опасности грядущего. И проигнорировать их было бы недальновидно.
7.
«Пирамида» Леонова вобрала в себя многие грани художественных исканий XX века: от символизма до экзистенциализма и магического реализма. И все они пропущены через его творческое сознание, подчинены раскрытию общей идеи произведения. Символика, ирония, переходящая в самоиронию, игра с читателем становятся свойством авторского мышления, инструментом корректировки предлагаемой версии и освещения событий. Они позволяют создать в романе цепь мистификаций, в том числе и мнимую идентичность автора самому писателю. Леонов не только вводит своего двойника в текст романа и подчеркивает это обращением Шатаницкого к автору («Леонид Максимович»), но и указывает на конкретные обстоятельства своей жизни (критика «опальной пьесы» (1,7), «письмо вождю» (1,7), на героев произведений, делает ссылки на свои высказывания и др.).
Однако предлагаемая мистификация не может обмануть читателя. Автор в романе — не историческая фигура, а персонаж, который сам подвергается обстоятельному анализу и раскрытию. С его помощью организован сюжет, осмыслено происходящее, раскрыт способ постижения событий. В «Пирамиде» автор становится поводырем, ведущим читателя по тернистым путям познания и обретения мудрости. Автор – alter ego писателя, образ его творческой сути, идеологическая фигура, но не его аналог.
В «Пирамиде» Леонов совершенствует свою поэтическую манеру, обогащает ее новыми возможностями. И, несмотря на просчеты писателя, избыточную завуалированность его позиции, роман свидетельствует о творческом обновлении художника, о желании сделать свой инструментарий максимально искусным и современным.
В «Пирамиде» использован весь арсенал поэтики Леонова. Это позволило охватить широкий круг вопросов: от конкретных судеб героев до проблем мироздания. Писателю удалось создать сквозные образы, удерживающие материал от «рассыпания». Так, пирамида – центральный символ романа, тот фокус, в который сходятся образные размышления об истории человечества, судьбе России, повторяемости ошибок прошлого. Многозначность понятия дает возможность создавать разные интерпретации. Прежде всего пирамида — символ движения к совершенству, восхождения на вершины знаний и прозрений. Путь к ним — это подъем после пяти предшествующих фаз к шестой, «ведущей в запредельную, но все еще неокончательную высь, откуда раскрывается глубинная панорама мироздания» (2,235).
Далее, пирамида в романе выражает идею трагичности человеческого пути, его истории, сознания, культуры. Изначально этот образ выявляет идею бессмертия человека и иллюзию этой надежды. Древние пирамиды заключают в себе память о прошлом, которая должна преодолеть время и дойти до будущей цивилизации. Но этот подвиг, оплаченный жизнью сотнями тысяч людей, обесценивается в сознании более развитых потомков. Сама идея массового самопожертвования, выросшая на религиозной или индивидуалистической почве, воспринимается как безнравственная, вызывающая не столько восхищение, сколько размышление о цене подобного подвига.
Пирамида в романе предстает как модель мира, подчиняющаяся закону диалектики и перехода явления в свою противоположность. Человечество проходит путь от восхождения к истине до спуска обратно к изначальным истокам. Об этом говорит в романе Вадим Лоскутов. Ангел Дымков наглядно изображает эволюцию Вселенной в образе опрокинутой пирамиды. Последняя знаменует крушение цивилизации.
В полубредовых видениях Вадима Лоскутова пирамида венчает эпилог человеческого пути в оскорбительном физиологическом виде: спиралеобразная пирамида трупов предстает как «ультимативная угроза людям» (2, 243). Символическим знаком самонадеянности человека предстает погребальная эпитафия: «Здесь сотлевают земные боги, раздавленные собственным могуществом» (2, 330). Апокалиптические картины финала человечества передают отчаяние и боль писателя за происходящее в мире на протяжении XX века.
8.
«Игра его была огромна». Эта фраза из романа «Дорога на Океан» поставлена в название книги З.Прилепина о Л.Леонове, изданной в серии ЖЗЛ. И это можно понять прежде всего в идеологическом плане как скрытую и модную сегодня тяжбу с советской эпохой и властью, как игру в компромисс. Это игра с искушением создать на крови «земной рай», с верой в то, что «Человек – это звучит гордо» (М. Горький), с убеждением, что «нельзя ждать милости у природы».
Но это обозначение, примененное к самому писателю, может быть истолковано крупнее. Есть метафорический ракурс игры. Леонову близка формула Шекспира: мир — театр, и все мы в нем актеры. Перенося этот взгляд на XX век, автор через своего двойника Фирсова («Вор») констатирует: жизнь – «театр в самом высшем смысле этого понятия» (III, 267), театр, в котором на протяжении сотен веков исполняется «довольно банальная пьеска» (III, 268) и участники ее расплачиваются жизнями. Но никто не в силах остановить «неукротимую жажду бытия» (III, 269) и пленительную силу зрелища. Живая жизнь бесконечна. А Леонов — поэт живой жизни.
Суть этой игры не только в дерзости писателя, позволившего себе думать не по официальным канонам и иметь свой взгляд на революцию, социализм и судьбу России. И не только в отношениях с властью. Подобно великому предшественнику Достоевскому Леонов заглядывал в бездны, приближаться к которым разрушительно для самого человека, потому что он не готов и не в состоянии их постичь. И в этом контексте масштаб представлений писателя о XX веке, о трагических испытаниях и утратах, о расплате за недооценку культуры, за самонадеянность человека, нежелание извлечь уроки из своих ошибок — еще предстоит осознать.
Есть философский ракурс игры. Мысль Леонова о катастрофичности нынешнего прогресса может раздражать современников XXI века, но она должна быть учтена. Эта мысль служит охранительным барьером перед новыми социальными, экологическими, политическими испытаниями, к которым современники не подготовлены ни профессионально, ни нравственно. Это игра мысли художника с кардинальными вопросами бытия, с представлениями о судьбе человечества и России в ближайшие 100 – 200 лет.
Есть творческий аспект игры автора с читателем, которого он делает своим единомышленником и которому раскрывает разные грани поставленных проблем. Леонов провоцирует читателя, искушает, вовлекает его в рассмотрение противоречий своего понимания. И эта интеллектуальная игра становится «лакомством ума».
Но есть и игра поэтическая, игра со словом, с его скрытыми возможностями, «свечением» оттенков, с магией ритма, интонации, протяжности фразы, с окрыляющим чувством высокости и сокровенности смысла, заключенного в тексте. Эта игра таланта художника неуловима и трудно постижима, но обладает реальной властью над читателем. Она утоляет потребность в красоте и совершенстве. И эта поэтическая культура мастера ждет постижения и использования новым литературным поколением.
9.
Вполне возможно, что Леонов в XXI веке может оказаться более востребованным художником, чем многие из его соратников по перу. Интерес к его личности и творчеству может возрасти и потому, что он воспринимает XX век наиболее трезво и проницательно. Взгляд Леонова на культуру, природу и самого человека лишен иллюзий, идеализации и неоправданных надежд, за которые уже пришлось расплачиваться высокой ценой. Его раздумья о будущем России и цивилизации, выраженные в «Пирамиде», могут отрезвляющее подействовать на современников, побудить их повысить ответственность за все то, что происходит на планете. Чем обусловлено это утверждение?
Первое. Леонов всегда оставался патриотом России и все его творчество от «Барсуков» до «Пирамиды» пронизано привязанностью к родине, болью за жестокие испытания, выпавшие на ее долю. И никакие отягчающие обстоятельства жизни писателя не смогли поколебать прочность этого чувства, как и глубинную народную связь с Отечеством.
Судьба человека в России — стержневая тема его наследия. Она сопряжена с раздумьями о природе человека, его месте в цивилизации, с философским взглядом на жизнь. Но исходной основой произведений и восхождения писателя к крупным, подчас трагическим обобщениям, оставалась конкретная жизнь России.
Второе. Леонов как художник-мыслитель всегда был дальновиднее идеологических доктрин и господствующих в обществе представлений. Его сомнения и внутренние противоречия вызывали раздражение и недоверие власть имущих. Но скрытая духовная оппозиционность Леонова была не протестной или разрушительной, а созидательной и результативной. Она побуждала просчитывать последствия социальных экспериментов, извлекать уроки из исторических ошибок, находить более умную и дальновидную позицию в спорных вопросах. Она призывала к мудрости и ответственности решений, затрагивающих судьбы людей.
Третье. Центральной темой творчества Леонова является тема культуры в широком смысле слова. Это культура развития и поведения человека на планете, культура проведения социальных доктрин и реформ. Культура для Леонова — мера развитости и ответственности человека за все совершаемое им. Культура – понимание несовершенства человека и его природы, опасности, заключенной в нем самом. Культура — это и искусство поддержания человеческого в человеке, способность не провоцировать его на ожесточение и безумие. Культура как спасательный пояс, по Леонову, способна защитить и предотвратить саморазрушение человечества. И, напротив, недооценка культуры оборачивается возмездием обществу, его сползанием к стихийности и неуправляемости.
Четвертое. С начала 1920-х годов Леонова упрекали в неоднозначном отношении к революционным событиям, в сомнениях и оглядке на прошлое. А. Воронский — один из наиболее проницательных критиков того времени, отмечал, что Леонов воспринимает революционную эпоху как «великий исторический пролом, погост с безымянными могилами, обильно принявший в себя сотни тысяч человеческих жизней»7. Критик считал, что главной темой Леонова и есть боль пролома.
Сегодня мы знаем масштаб ущерба, нанесенного Гражданской войной, коллективизацией и последующим голодом, масштаб, оцениваемый миллионами загубленных жизней. И мы понимает, что Леонов чувствовал, передавая эту опасность ожесточения и самоуничтожения народа, обескровливания России, ослабления ее на долгие времена.
Пятое. Художественные искания Леонова воспринимаются как обновление и обогащение традиций русской классики, как повышение емкости и смысловой значимости слова писателя. Современники Леонова упрекали его в орнаментальности прозы, в завуалированности авторской позиции, в усложненности формы и изощренности повествования, в смешении условного и реального мира. По мысли критиков, это вносило двусмысленность и настораживало читателей. Но сегодня ясно, что Леонов усложнял и развивал поэтику повествования потому, что искал «стиль мышления», адекватный сложности реальной действительности XX века с 1920-х до 1990-х годов. А сама тенденция прозы к усилению условности, насыщению литературы культурно-историческими знаками, повышению емкости повествования была свойственна всему художественному развитию XX века еще с Чехова и Бунина. Литераторы отходили от описательного реализма и устремлялись к раскрепощению своей палитры. И здесь каждый искал свой путь выражения общей потребности.
Отрезвляющий голос Леонова звучит не только в художественных произведениях, но и в прямом воззвании к людям: «Подобно Катону Старшему не устаю при каждом удобном случае повторят, что никогда, со времен нашей эры не требовалось так интенсивно, хотя бы по часу в день, думать о послезавтрашнем мире»8.
Сегодня Леонов не нуждается в нашем оправдании и расположении. Его вклад как художника и мыслителя в русскую и мировую литературу XX века значителен и несомненен. А его авторитет уже не зависит от переходящих исторических обстоятельств, моды или развитости читателя. Но все мы, современники XXI века, нуждаемся в мудром слове художника. Потому что оно своим поэтическим воздействием способно отвлечь от суетности будней, от разрушительности нынешних ориентиров.
Оно побуждает нас остановиться, оглянуться, подняться к обзорному взгляду на жизнь, осознать несовершенство и опасность. И если это произойдет и мы будем готовы изменить себя, значит мы не безнадежны. И нам будет что сказать своим потомкам.
Примечания
- 1. Леонид Леонов. Собр. соч.: В 10-ти т. Т.X. М., 1984. С. 549. Далее ссылки на это издание даны в тексте в скобках с указанием тома римской цифрой, страницы — арабской.
- 2. Литературная Россия. 1973. 27 июля. С.5.
- 3. Горький М. Собр.соч. : В 30-ти т. Т.30. С. 186.
- 4. Леонид Леонов. Пирамида: Роман- наваждение в трех частях. М., 1994. Далее ссылки на это издание даны в тексте в скобках с указанием тома и страницы арабскими цифрами.
- 5. Суждение Л. Леонова высказано в беседе с Н.А. Грозновой и представлено в ее докладе на втором научном семинаре по роману «Пирамида» в 1997 г. в ИРЛИ (Пушкинский дом) РАН.
- 6. Интервью автора статьи с Л. Леоновым 11 января 1990 года. См.: В.И. Хрулев. Художественное мышление Леонида Леонова. Уфа, 2005. С. 452.
- 7. Воронский А.К. Литературные портреты: В 2-х т. Т. 1. М., 1928. С. 323.
- 8. Леонид Леонов. «Мысли, которые необходимо высказать…» // Литературная газета. 1985. 20 ноября.