Дорога на Елец, город из Вселенной русских городов, в которых мы уже бывали, и куда хотелось еще и еще, тянулась холщовым полотном переходя в бирюзу небес и открытые итные поля, которые изредка веселили глаз озимой зеленью. Мы ехали в Елец в то самое время, которое можно назвать временем “антоновских яблок”. Свежо, холодно и росисто. Словом, как у Бунина: “Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая”.
Наша редакция ехала в Елец не в полном составе: Сергей Перевезенцев, Светлана Наумова и я, а за рулем машины Александр Алексеев, которому пришлось применить все свое водительское мастерство на заснеженных русских дорогах. И ехали мы в Елец, к Бунину, на ежегодную конференцию, приуроченную ко дню рождения русского писателя — 23 октября. Постовой гаишник, остановив нас где-то уже за Ефремовым (в Тульской области), проверяя багажник с журналами, поинтересовался, куда едем. К Бунину, говорим, в Елец. Гаишник ревниво откликнулся: “Зачем в Елец, у нас здесь тоже бунинские места, заворачивайте!”
“…Так весело в открытом поле в солнечный и прохладный день! Местность ровная, видно далеко. Небо легкое и такое просторное и глубокое. Солнце сверкает сбоку, и дорога, укатанная после дождей телегами, замаслилась и блестит, как рельсы. Вокруг раскидываются широкими косяками свежие, пышно-зеленые озими”, — и это тоже Бунин, столь много у него в прозе осенней стылости, описания того самого времени, в которое и мы движемся по русским дорогам.
После долгого пути, наконец, в Ельце. Нас ждут в Елецком университете. Город давно уже для нас родной. Когда-то мы приезжали сюда из Орла, и местные краеведы, а их здесь много, “заразили” его историей и красотой. И улица, по которой мальчиками ходили сначала Бунин, а потом Пришвин и учительствовавший здесь Розанов, и гимназии — мужская и женская, в которой сегодня университет. Удивительно, но войдешь в это здание, полное гомона молодых голосов, и лица вроде бы сего дня, но вот поднимешь глаза, а перед тобой добротная, вековая, литая чугунная лестница в два пролета, по бокам два огромных зеркала, уже покрытых патиной времени, в которые и не разглядишь-то себя хорошенько, и ящики для ключей еще с тех времен, а пробежишь наверх мимо портрета Бунина, в зал заглянешь (там сегодня драматическая студия репетирует) — и как будто легкое дыхание Оли Мещерской “снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре”. Все прошло здесь, но главное — что, кажется, будто и не уходило никуда. Чувство соединенности всего в Ельце особое. Вот мы на Красной площади у Вознесенского собора, сверху смотрим на Аргамач, на реку Сосну, на Введенскую церковь… Спустились вниз, к реке, здесь новую часовню поставили недавно в том самом месте, откуда митрополит Алексий переправлялся через Сосну, отправляясь в Орду, лечить ханшу Тайдулу и вымаливать у Бога покоя для Русской земли. Трудно себе вообразить, но вот тут и шло пограничье — за Сосной открывалось Дикое поле, откуда приходили терзать русскую землю многие века пришлые кочевники… Храмы Елецкие — диво дивное, могучие, крепкие, хоть и порушены большей частью, однако, такую красоту можно восстанавливать в благость, в радость. Отец Василий, хранитель Ельца и радетель, многие труды прикладывает к этому восстановлению, еще недавно не была так хороша Великокняжеская, святых Александра Невского и Михаила Тверского церковь, теперь она как шкатулка с драгоценными каменьями освещает округу.
Сил у Русской Православной Церкви нынче не так уж и много, и тогда отец Василий ставит крест на останках соборов, будто бы отмечая тем самым, что место это святое, не забытое, обязательно будет красивым, восстанет из порухи, только вот силенок наберемся… Было в Ельце до революции 32 храма (думали, что это легенда, а вот подсчитали местные архитекторы, вспомнили несколько разрушенных, да монастырские учли — и действительно, получилось 32), а сейчас — 13. Все они требуют ухода и попечения. Но по-особому любим мы собор Вознесения, построенный К.А. Тоном. Как столп нерушимый высится он над Ельцом, зеленью продолжая холм вверх. Рядом с ним часовня на месте, где похоронили останки тех, кто остановил полчища Тамерлана в 1395 году. Вот куда приходить нам и нашим детям на поклон, сохраняя память, а, думается, едва ли знают наши дети, кроме ельчан, как был остановлен Тамерлан, как кровь лилась реками на этом самом холме, отчего и площадь теперь с названием Красная (а не от красоты, как другие) и как явилась ему во сне Дева Пречистая, Елецкая Божия Матерь, и ушел он из Руси, пораженный…
Когда смотришь на Вознесенский собор, никак не понять, почему столь пренебрежительны по-большевистски и до сих пор многие архитекторы и искусствоведы к “русско-византийскому стилю”, родоначальником которого считается К.А. Тон. Это как во многих областях — некий снобизм профессионалов, их нетерпимость ко всему русскому, а ведь в этом архитектурном стиле отразилась как раз столь милая русскому сердцу преемственность, обращение к истокам, к истории. Русскому человеку трудно себя понять без своей истории, может быть, как никому другому в мире. В ней его защита от унижений и хамства всех тех, кого он согрел и даже спас, кто помыкает им и кто не помнит добра.
…В Елецкий государственный университет имени И.А. Бунина, так набравший силу в последние годы, разросшийся до 11 факультетов и ставший чуть ли не самым крупным в этой области, нас пригласил на бунинскую конференцию Евгений Петрович Белозерцев, проректор по науке, давний наш друг и соратник, зачинатель движения “Русская школа”, идею которой он выдвинул на I Всемирном Русском Соборе. Он переехал сюда, в родной для него теперь уже университет из Москвы, несколько лет назад. Наверное, пришлось ему нелегко, но он здесь дома, это видно сразу, его здесь ждали, его опыт педагога, учителя, теоретика здесь востребован и жизненно необходим… На бунинской конференции обсуждается многое, в университете ведется глубокая научная работа, и что немаловажно, попечением ректора это находит выход в разнообразных изданиях, которыми может похвастаться не каждый город.
Потом — музей Бунина. Я видела их несколько, но в Ельце он самый задушевный и домашний. Здесь мальчиком Ваня Бунин жил на квартире, учился в гимназии, здесь такая же кровать железная с расписанной спинкой, гостиная с антоновскими яблоками, заботливо уложенными на стол сегодняшней хозяйкой, директором дома-музея Тамарой Георгиевной Кирющенко, пишущая машинка “Ремингтон”, чемоданы, на которых сохранился ярлык “Mrs. et M—me Bounine”… На простой мещанской кухне с печкой и утварью за широким столом пьем с удовольствием чай, нас угощают пирогами и антоновкой. Все- таки, как мне не говорите, что антоновка везде одинаковая, но елецкая почему-то несравненно слаще подмосковной. Снова к Бунину: «Ядреная антоновка — к веселому году”. Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился”. Улица, где стоит бунинский музей, деревянная, да и вообще в Ельце много деревянного узорочья, много сохранившихся домов.
Вечером, вместе с Евгением Петровичем Белозерцевым идем по улице в гостиницу, мимо знаменитых своей историей домов купцов Заусайловых, беседуем, вдруг — деревянный дом-игрушечка, на котором цифра “1999”, и я говорю своим спутникам: “Как же хорошо, что есть в Ельце дома не только с цифрой “18…”, но и вот недавно построенные, в том же стиле, традиции…” Оказывается, это дом архитектора. А как фамилия? Александр Новосельцев. Да это же наш автор! Его рассказы мы напечатали в одном из номеров — рассказы жесткие, и добрые, и приметливые к людям. Стучим в окошко, отдернулась занавеска, и женщина в оконце говорит нам, что Саша приедет завтра. Мы встретимся с Александром Новосельцевым на следующий день в гостинице и поговорим хорошо, по душам, так, как в Москве нам не удалось, когда приходил он к нам в редакцию, где столько заполошности и дел, что не всегда с автором и побеседуешь. Саша еще и поет, их, несколько человек, поют казачьи песни, старинные, славные… А как вдохновенно Саша рассказывал нам о знаменитой и совершенно ни на какую другую непохожей елецкой гармошке!
На следующий день мы в продолжение конференции проводим встречу с нашим журналом преподавателей и студентов гуманитарных факультетов. Приезжает наш автор из Липецка Вячеслав Фомин, историк, чья глубинная, фундаментальная статья о варягах и варяжском вопросе напечатана в журнале. Встреча эта действительно в продолжение бунинской традиции — Бунин как никто другой из русских писателей всерьез и строго относился к литературному труду, к образованности в нем. Сегодня это редкость, говорим о том, что нужно продолжать эту традицию, что молодые литераторы, присылающие к нам свои стихи и прозу порой неряшливы с языком, не желают работать над словом, образовывать себя. А потом читаю стихи из нашего журнала Ольги Фокиной, Юрия Лощица, Людмилы Щипахиной, Игоря Ляпина, Владимира Кострова, чтобы как-то умягчить обстановку. Удивительно, но в наш непоэтический век, когда, казалось мне, современную поэзию готовы понимать лишь старшие, а молодые все в расчетливо-логичном компьютере живут, вдруг зал отзывается аплодисментами. Ребята как-то теплеют глазами — видно, не хватает им этого искренне-поэтического слова для восприятия действительности.
А днем, сквозь метель и морок погодный, мы поехали в Задонск, к святителю Тихону Задонскому. Вместе с нами и Слава Фомин, у которого в Задонске живет родня. Слава обещал нам солнце, но его как-то было не видать, шел снег… Вот остановились на холме, вышли из машины и перед нами открылся Дон и Задонск, сверкающий в шеломе собора монастыря: “О русская земля, ты уже за шеломами…” Дон здесь, несмотря на свою начальную узость, уже крепок течением, и Слава, который здесь часто бывает, с трудом его переплывает. Собор Задонского монастыря, обновленный, тоже построенный К.А. Тоном, и величавая высокая колокольня со шпилем и ангелами, покрывает своей защитой всю округу. Только вошли в монастырь — обещанное Славой солнце высветилось на шпиле и куполах, засверкало сквозь тучи. Так было несколько раз — то завьюжит, заметет, а потом, когда уже подъезжали к женскому монастырю, основанному Тихоном Задонским, опять солнце, и у источника святой воды тоже заискрило сквозь голые ветки.
В задонских храмах каждый из нас увидел икону свою, или своих детей и близких — и Александру Невскому поклонились, и Сергию Радонежскому, и святым великомученицам Марине и Фатинии, и даже св. князя Вячеслава Чешского, редкую икону, нашли для Славы Фомина. Приложившись к мощам святителя Тихона Задонского, погостили у Славиных тещи с тестем — Александры Григорьевны и Петра Михайловича, — наелись домашних, бочковых помидор и двинулись обратно.
В Ельце у нас был удивительный вечер, к нам в гостиницу пришел отец Александр, молодой батюшка. Должен был прийти отец Василий, но приболел. Гостиница эта особая, на территории православной гимназии, рядом с часовенкой, устроена отцом Василием, да и гостиницей ее назвать трудно. Все здесь удобно, красиво необыкновенно, вокруг святые иконы. Чаевничаем, ужинаем с отцом Александром. Рассказываем о себе. Он поведал нам, как в Воркуту, откуда он родом, уже в наши дни приехали два священника и начали устраивать церковь, которой тогда не было. Александр как вошел туда, так и остался навсегда с Матерью-Церковью. Мы вспоминаем о наших поездках, об Иркутске, где встретили батюшку Каллиника, подарившего нам такую необычайную поездку по Ленскому тракту (об этой поездке мы публиковали очерк в нашем журнале — “Роман-журнал XXI век”, 2001, №1). “А батюшка Каллиник сейчас здесь”, — вдруг тихо произносит отец Александр. Не может быть, да и тот ли это батюшка Каллиник, из Иркутска? Да! Оказывается, он вместе с отцом Василием учился, тот тоже из Иркутска, и батюшка Каллиник ему друг детства и кум! Неисповедимы пути Господни! Многие километры надо было проехать, чтобы встретиться с отцом Каллиником именно в Ельце. Чудо из чудес! Батюшка Каллиник пришел к нам на следующее утро, уже перед отъездом, мы пили чай, делились всем, что произошло в нашей жизни за этот год после такой духовно важной для нас поездки в Иркутск в октябре 2000 года на Дни русской культуры и духовности. Наговориться никак не могли, но надо ехать… Отец Василий и отец Каллиник благословили нас в путь…
Прощай, Елец, собирательный, соборный, защитный город Земли Русской!
Октябрь-ноябрь 2001 года
* «РЖ», №11, 2001 г.