«Росс непобедимый» постепенно наполняется всеми важнейшими смыслами Российской истории. В.Ганичев добивается всестороннего охвата и глубинного проникновения в них на переломе двух веков – восемнадцатого и девятнадцатого, избирает важнейшие эпизоды эпохи для художественно-исторического их освещения.
Два адмирала
Эпохальные смыслы требуют эпохальных образов. Такими в «Россе» выступают образы выдающихся личностей, оставивших в истории глубокий след.
В главе «Великий адмирал сердится…» автор продолжает раскрытие образа английского адмирала Нельсона, рассматривая его в контрастном свете рядом с постоянно упоминаемым образом Ушакова.
Автор намеренно идет на снижение раздутого величия Нельсона, умаления его исторического значения. Для этого использует тонкие сатирические приемы, вызывает к нему ироническое отношение.
И первое знакомство с Нельсоном происходит, когда тот пребывает в сердитом состоянии. Отчего же сердился английский контр-адмирал? Да оттого, что не мог простить нашему флотоводцу его блистательных побед. А ведь оба они состояли пока еще в одной союзнической коалиции.
Давно уже не секрет, что русским военачальникам никогда не прощали их побед, даже во имя всеобщего блага, «общечеловеческих» ценностей и мира во всем мире. Никогда русские смыслы не были признаваемы по достоинству, сполна, несмотря на их миролюбивый, доверительный, незлобивый, распахнутый навстречу характер.
Автор приводит предысторию военных свершений англичанина. Слава Нельсона была повсеместно признана после Абукира. Она увенчала английскую корону, а та, в свою очередь, увенчала флотоводца такими лаврами, листья которых заслоняли все остальные победы.
Но столичные адмиралтейцы и русский посланник в Италии постоянно толковали ему, что за семь лет до Абукира его знаменитый абукирский прием применил «русский медвежатник» Ушаков под какой-то Калиакрией. Быть такого не может! Именно его нельсоновский флагман оказался между берегом и французским флотом и огнем взял противника в клещи. Этот маневр по праву принадлежал Англии. И победоносная операция при Абукире войдет во все учебники истории как его замысел, его открытие в военно-морской стратегии!
А «тяжеловес» Ушаков, скорее всего, пользуется услугами его английских офицеров. Не мог же он сам додуматься, что остров Видо – ключ к Корфу!
И все же заныло его сердце: «опередил»…
Автор находит красноречивый штрих к портрету Нельсона: когда он ходил по каюте, его пустой рукав все время выскакивал из-за пояса. Он к месту использует известный факт, что английский флотоводец гордился гробом, изготовленным из куска главной мачты наполеоновского «Ориона», который прислал ему в подарок капитан Галлоуэлл после битвы на Абукире, сопроводив письмом, где были такие слова: «Мой лорд!.. Когда вы устанете от жизни, вас смогут похоронить в одном из ваших трофеев».
Автор не скрывает своего однозначного мнения о Нельсоне, уверенно утверждая, что честолюбие англичанина не имело пределов, даже могло толкнуть его на подлость. Ему во что бы то ни стало хотелось проучить этого русского, обязательно найти у него слабое место.
Да вот оно, пожалуй, и найдено. На Ионических островах русский адмирал объявил войну аристократам – нобилям. Но ведь их-то защищать и была послана его эскадра. Не сдерживая негодования и недовольства Ушаковым, их голос звучал в коридорах Лондона и Петербурга. Достаточно было подсказать недоброхотам адмирала, что все его действия подрывают устои аристократии всех стран, и его репутация будет подорвана.
Так Горацио вынашивал коварные планы, искал возможности проучить Ушакова, подтолкнуть на еще более безрассудные шаги. А союзной Турции внушить, что тот стремится сам, единолично завладеть греческими островами. Внедриться на эти острова самому, создать какой-нибудь вербовочный пункт и свозить туда английских офицеров и солдат.
Особенно тревожило его, что «этот русский» взял Корфу и теперь претендует на Мальту. И он напряженно размышлял, как обойти глупое соглашение 1798 года, заключенное Англией с Россией и Неаполем, о том, что после занятия Мальты туда будут введены их совместные гарнизоны и остров снова будет отдан ордену мальтийских рыцарей.
Ему мнилось, что он, именно он, Нельсон, возьмет Мальту и сделает все, чтобы не допустить туда русских. «Ни славой, ни лаврами, ни территориями ни с кем делиться не стоит».
Он уже написал капитану Беллу, осадившему Мальту: «Нам донесли, что русский корабль нанес вам визит, привезли прокламации, обращенные к жителям острова. Я ненавижу русских, и если этот корабль пришел от их адмирала острова Корфу, то адмирал – негодяй».
Напомню, что В.Ганичев использует для цитат только подлинные документы. И из приведенной выдержки видно, какая нескрываемая и оголтелая ненависть, к русскому флотоводцу и ко всему русскому, снедала союзного английского адмирала.
Да только ли к русским? К ним – ненависть, а к французам он испытывал презрение, всованное с молоком матери. И пытался оправдать кровавую вакханалию в Неаполе, которую учинили неаполитанцы и английские моряки, зверски убивая пленных республиканцев. Эта бойня лежала на его совести, ибо это он отменил соглашение с республиканцами.
А когда Трубидж, заключивший соглашение, с упреком сказал ему, что сорок тысяч семей в Неаполе оплакивают своих кормильцев, он не мог не смутиться. «Нельзя же оставить королевство без налогоплательщиков. Но он не допустит республиканской заразы здесь, на юге Италии». К неприятелю он был беспощаден. Не с того ли его стали мучить кошмары по ночам?..
Смерть витала над Неаполем. И ее творцами были он, Нельсон, и король Фердинанд.
Ему было трудно, но он выдержал вопросительные взгляды леди Эммы Гамильтон и недоумевающих капитанов, отдавая приказ повесить коммодора неаполитанского флота князя Франческо Караччиоло. Он даже не разрешил отложить смертный приговор на сутки, чтобы тот приготовился к уходу из этого мира.
На церемонию казни изменника он собрал всех. А на церемонии в Англии держится все. Он хотел, чтобы все увидели, как под барабанный бой и пушечный выстрел князь Караччиоло взметнется на рее.
Он добился, чтобы, наконец, прибыл из Палермо неаполитанский король Фердинанд следом за армией кардинала Руффо. Но с английского корабля он так и не спустился. А его подданные в Неаполе расплачивались за ту призрачную свободу, которая поманила их из далекой Франции.
Итальянская катастрофа, которую он подтолкнул, когда направил неаполитанцев против Франции и Рима, стала тоже его нераскаянной виной. Фердинанда с семьей он вывез на своем корабле в Сицилию, а в Неаполь вступили войска Директории. По его, Нельсона, репутации был нанесен мощный удар. Сухопутная стратегия явно была не для него, и на суше он потерпел одно из тех поражений, которое не мог простить ни себе, ни противнику.
Он был жесток, но своей жестокостью, может, и мстил судьбе за все ее испытания…
Заметим, В.Ганичев для этой главы приводит следующий эпиграф историка Уолдера: «Нельсон забыл, что он не являлся агентом-мстителем у Бурбонов, а был флаг-офицером, причем прославленным офицером Королевского военно-морского флота короля Георга III ».
В конце главы автор прибегает к романтическому приему мистификации. Тут случайный рыбак внезапно сообщил Нельсону и королю Фердинанду, что Караччиоло возвращается. И, действительно, король в подзорную трубу увидел повешенного адмирала-республиканца, по воде направляющегося к кораблю. Нельсон не мог в это поверить, пока сам в трубу не увидел его на волнах.
Призрачное видение развеялось, как только вмешался посланник Гамильтон. Он стал урезонивать, успокаивать короля, мол, покойник осознал свою вину и, прежде чем уйти в мир иной, решил испросить у него прощения. Все ведь видели, как он повис на рее, а потом с ядром ушел на дно.
Дивясь выдержке Гамильтона, адмирал приказал предать тело повешенного земле и отправить заупокойную службу.
Здесь автор, несомненно, применил романтический прием для усиления художественного эффекта. Но он оправдан тем, что эта казнь неаполитанского князя действительно имела место в истории, и так обросла легендами, что люди им стали верить. Такого рода легенды ходили и о «Летучем Голландце». Использование народно-поэтического фольклора, мифов и легенд стало характернейшей особенностью творчества В.Ганичева
***
А русский адмирал Ушаков уходил из Республики Семи Островов, направив эскадру вдоль румелийских островов к Одессе, Очакову, Севастополю. Он еще не знал, что император Павел I разорвал соглашение с союзниками, оттого и отозвал русский флот домой. И убежденно считал, что Франция после Абукира и Корфу уже не средиземная держава. А с Турцией, оказывается, можно было жить в мире и согласии, и сей союз может быть нужным и полезным. Англичане тоже вроде были союзниками. И, видно по всему, никакой неприязни, не говоря уж о зависти и ненависти к английскому адмиралу наш флотовождь не питал.
Он с гордостью думал, что именно его моряки одержали самые главные средиземноморские победы в уходящем веке. Теперь он с ними возвращался домой, в Россию. И все же возвращался в неведомое…