Один известный народный артист, в юности служивший на флоте, сравнивал этот театр с большим кораблем, уверенно и спокойно следующим своим курсом среди окружающих его катеров и моторок. Таковым он был и сто, и двести лет назад. Возникали, старели и умирали театры и театрики, а большой Малый оставался жив и плыл вперед. Будто штормы и бури ему нипочем.
Славное прошлое не бывает далеким
Мне довелось посетить его в моей юности в 1939 году. Тогда служили в нём Александра Яблочкина и Евдокия Турчанинова, вечно юная красавица Елена Гоголева и степенная, мудрая Вера Пашенная, Варвара Массалитинова и Дарья Зеркалова, Елена Шатрова и Софья Фадеева – истинно русские женщины. Мне посчастливилось видеть и Александра Остужева – в роли Уриеля Акосты и Отелло. Романтик по натуре, но с тщательно выверенными жестами, великолепной пластикой. Это в сочетании с ритмикой стиха создавало впечатление нечто музыкального. А был-то Остужев весьма немолод.
А Николаю Анненкову – не более сорока. Статный, красивый, всю жизнь связавший с Малым Театром, от студенчества до кончины, выходил на его сцену аж в ста пятидесяти ролях. Больше только Николай Рыжов – служивший в Малом по семейной традиции, великолепно исполняющий «эпизодические роли». Мастером эпизода стала и Татьяна Панкова.
В “Горе от ума” 1939 года Фамусова по очереди играли Пров Садовский и Михаил Ленин – у обоих вальяжность московского барина была главной чертой образа.
Чацкого играл незадолго до этого пришедший «от Мейерхольда» красавец Михаил Царев. Мне он показался чрезмерно романтичным и даже ходульным, особенно в соседстве с партнерами – воспитанниками школы Малого Театра.
Царев, влюбленный в Театр с юности, прошел провинциальные труппы невысокого уровня, Ленинградский театр драмы и изыски В.Мейерхольда. Прошел, оставаясь целенаправленным, предельно дисциплинированным (ведь и это для актера важно), стремящимся избегать штампов, быть шире и многостороннее.
Малый принял его, и он отдал ему все последующие годы.
В первые же годы ему удалось воплотить образы Незнамова, Глумова и Жадова в комедиях Островского, Шарля Гранде по роману О.Бальзака, Генри Хиггинса в «Пигмалионе» Б.Шоу, Андрея Болконского в сценическом варианте “Войны и мира”, ряда полководцев войны 194I-45 годов. Мне запомнился в его исполнении Сезар де Базан – беспечный бродяга и бунтарь в драме В.Гюго «Рюи Блаз». Оказалось, что и юмор близок Цареву.
Потом был Федя Протасов в «Живом трупе», шекспировский Макбет, лермонтовский Арбенин, Вожак в «Оптимистической трагедии». Влияние на него «школы Малого Театра» было вполне ощутимо. Да и сам он на него влиял, отнюдь не случайно став директором Малого.
…И еще о двух ярких звездах нашего театра 1937-1960-х. Михаил Жаров пришел в Малый от Мейерхольда и Таирова, от «Путевки в жизнь» и кинотрилогии о Максиме, от Меньшикова в «Петре Первом». Любимейший народом артист – казалось бы, чему ему еще учиться? И все-таки он учился; у старожилов Малого. Было чему поучиться у партнеров, дружески принявших его.
Потом он вспоминал: «Малый Театр может гордиться актерским ансамблем. Здесь актеры понимают, чувствуют друг друга. Актеры, оставаясь резко индивидуальными, сумели создать слаженный ансамбль и умели ладить между собой на сцене и в жизни».
О творчестве Михаила Ивановича Жарова в Малом писать не буду – оно и без меня известно по ряду спектаклей, снятых в свое время на пленку и показанных в кинотеатрах и на телеэкранах: «Васса Железнова», «Власть тьмы», «Самый последний день»…
Не просто входил в «дом Щепкина» Игорь Владимирович Ильинский. И он в 20-е – ЗО-е годы был весьма популярен и любим с помощью киноэкрана: в комедиях и сатирах Якова Протазанова «Закройщик из Торжка», «Процесс о трех миллионах», «Праздник Святого Йоргена».
Тут надо заметить, что Протазанов был последовательным приверженцем театральных актеров и мог соединить одном “полотне” артистов различных направлений. В частности, склонного к эксцентрике Ильинского с мхатовцем А. Кторовым и старожилом Малого М. Климовым.
Тогда же бурную деятельность развивал поддержанный партией и правительством Вс.Мейерхольд. Его именем был даже назван Театр – ТИМ – случай в истории Русского Театра исключительный. Здесь главной целью считалась ломка традиций. Для этого использовалась революционная плакатность, эксцентрика, фарс, буффонада, трюки и даже акробатика. Всё это требовало от актера хорошей физической подготовки. Игорь Ильинский подходил как нельзя лучше. Потому почти одновременно играл Аркашку Счастливцева в «Лесе», Присыпкина в «Клопе» , Расплюева в «Свадьбе
Кречинского». Но на восьмом году, почувствовав неудовлетворенность, от Мейерхольда ушел. Впрочем, через год-другой стали покидать его многие.
Переход И. Ильинского в Малый Театр был отнюдь не будничным.
Предстояла роль Хлестакова, игранная на его сцене немало, Да и в Петербургской «Александринке». Трактовок этого персонажа было много, и они менялись соответственно с изменяющемся положением государства. Теперь, например, есть режиссеры, заявляющие что Хлестаков – личность мистическая.
И.Ильинский весной 1938 года решил вполне резонно обратиться к автору «Ревизора»: «молодой человек…худенький, приглуповат – один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить внимание на какой-нибудь мысли… Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет».
Эти черты вполне походили к актерскому дарованию Ильинского, Уже в первой с ним сцене был виден человек жалкий, но вызывающий сочувствие наивностью и легкомыслием. При встрече с Городничим он робеет и порет нечто несусветное. Зрители смеются и аплодируют.
Потом были образы отнюдь не комические, например, Аким во «Власти тьмы», Фома Опискин в «Селе Степанчикове», Фамусов и даже В.И.Ленин. В кино почти не снимался, разве только в «Карнавальной ночи», да М.Кутузова у того же Рязанова играл, До скончания дней был бодр – коньки и прочие физические упражнения помогали.
…Приток «свежих сил» не прекращался и в 50-е и в 60-е годы: в 1949 году пришел в Малый известный ленинградец Борис Бабочкин, в 52-м – из Новосибирского театра Евгений Матвеев, ставший потом киноартистом и режиссером, в 57-м – окончившая киноинститут Руфина Нифонтова, в 59-м была принята выпускница Киевского театрального института и героиня фильма «Тихий Дон» Элина Быстрицкая. После исполнения роли Ленина в двух фильмах пришел Юрий Каюров – прекрасный характерный актер, в 68 – 69-м перешли «от Охпопкова» два «Гамлета» – Эдуард Марцевич и Евгений Самойлов. Актеры и актрисы, согласитесь, очень разные. Но ведь и Щепкин не чурался индивидуальностей, соединял их воедино.
В наши дни
Выпускники Щепкинского училища Виктор Коршунов и Юрий Соломин были приняты в Малый почти одновременно: 1952-й и 1957-й годы. Сразу же получили роли, а, значит, и общение с признанными актерами-мастерами. Фактически это было продолжением обучения многогранному актерскому мастерству. А первую известность принес кинематограф: Коршунову фильм «Первые радости», Соломину «Адъютант его превосходительства». Тут режиссерами были выпускники ВГИКа, но ведь и в этом институте преподавали актеры театральные. Курс Жени Ташкова, например, вели Бибиков и Пыжова, оказавшиеся прекрасными педагогами. Потом актерскому мастерству здесь обучали Бабочкин и Белокуров, Ванин и Тараторкин, Актеров Малого в их числе я что-то не припомню, видимо, на ВГИК времени не было.
А нужда в актерах школы Малого оставалась. Одна из причин – умение владеть Словом, чего не хватает в актерах, не работающих в театре, Теперь, при засилии многословных и маловразумительных монологов и диалогов в телесериалах это стало особо актуальным.
В Малом – прошлого и настоящего – непозволительно комкать слова (если это «не по роли»), они обязаны быть понятными даже зрителям балконов,
Давно известно, что этот театр традиционно сохраняет русский язык. В этом одна из его заслуг. Говорилось и писалось об особом московском наречии. В спектаклях последних лет такового я не заметил – скорее это наречие Серединной России.
А вот что писал о Слове Н.В.Гоголь в одном из писем к друзьям: «Обращаться со словом нужно честно: оно есть высший подарок Бога человеку». А Пушкин в статье «О слове» добавлял: «Точность, опрятность – вот основные достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей; блестящие выражения ни к чему не служат».
Не примите это и последующее за нравоучения. Учить деятелей Малого я не в праве и недостоин. Но ведь мои заметки обращены, в основном, к людям, приходящим в театры. Почти вся мировая драматургия основана на словах персонажей – действующих лиц. Слова – это уже действие. Ремарки, за редким исключением, в спектаклях не произносятся, а служат пожеланием режиссерам, сценографам, актерам.
С 1953 по 1973 год главным режиссером Малого был Б.И.Равенских – тоже человек пришлый, но укоренившийся. Наиболее значительными его работами были «Власть тьмы» с И.Ильинским и «Царь Федор Иоаннович» с Ю.Соломиным в главных ролях. Уже после этого были поставлены «Смерть Иоанна Грозного» и «Царь Борис» – спектакли высокого класса.
При этом надо сказать о художниках декораций и костюмов. В 20-е – 50-е годы прошлого века создавались они по эскизам К.Юона, В.Рындина, Е.Лансере, Б.Кноблока. С 1974 года главным художником театра стал выпускник ВГИКа Евгений Куманьков. Декорации и теперь в большинстве спектаклей интересны и живописны – бывает, что им зрители аплодируют. В былые времена такое не было редкостью.
За последние десять месяцев мне довелось посмотреть 16 спектаклей. Очень разных: историческая трилогия А.К.Толстого, комедии Островского и Чехова, драма Шиллера и сатира О.Бальзака, чешская комедия о Наполеоне в изгнании и французский водевиль в пересказе Каратыгина и даже мюзикл по У.Шекспиру.
Возраст участвующих в них актеров от двадцати до семидесяти лет, а спектакли по мизансценам и ритму отнюдь не простые. Так вот – никаких явных «накладок» не было. По сему обстоятельству вспомнились мне спектакли ленинградского БДТ в бытность Г.Товстоногова и выступления ансамбля И.Моисеева – образцы слаженности и высокой постановочной культуры. Таковую Малый Театр и теперь сохраняет. Полагаю, что при множестве случаев халтуры у нас в стране это очень важно.
Далеко не безобидную халтуру порождает стремление к наживе любым путем. Даже московский театральный мир этого не избежал.
Малый – как теперь говорят, репертуарный – театр сохранил честь и достоинство.
Писать об отдельных актерах и актрисах мне не представляется важным: кому нравится В.Баринов, а кому В.Бочкарев, В.Коршунов или Ю.Соломин, Э.Быстрицкая или И.Муравьева – не имеет значения. Слава Богу, этот театр звездной болезнью не заражен. А я не рецензию пишу.
Почему и зачем А.Островский
Памятник ему был установлен и открыт весной 1929 года. По Акту передан в ведение и хранение Московском Малому театру.
В сезон 2004 – 2005 годов в театре шли одиннадцать пьес этого драматурга – более половины репертуара. Впрочем, и в других театрах его творения – не редкость.
Чем же отличается Островский в Малом?
Ответить не так-то просто – ведь многие театры (даже МХАТ) не смогли избежать влияния «трактовок» Малого.
А основа: быть ближе к замыслам самого автора.
В статье о Н. Аненнкове 50-70-х голов: «Играя Островского в соответствии с традицией Малого театра, он сквозь быт, сквозь контуры конкретного характера всегда прорывался к социальным корням явления, извлекая для современников нравственной урок из старой пьесы». Потому-то они не старели.
Социальное и нравственное в его творчестве прекрасно понимал еще Некрасов. В 1856 году в его «Современнике» были напечатаны первые восемь комедий и повесть Островского. Завязалась их дружба, продолжавшаяся 20 лет. В переписке: «Душевно Вам предан», «Ваш покорнейший слуга» и т.п. Была и критика, и дела сугубо материальные: «Спешу послать Вам то, что у меня есть – всего 50 руб. серебром, но покуда и они пригодятся». И оценка Островского Некрасовым как «бесспорно первого драматического писателя». Или: «Вы наш богатырь и я знаю и верю, что Вы еще нам покажете великую силу». Некрасов и его соратники видели эту силу в борьбе за социальную справедливость и в устранении пороков, в освобождении силы народной.
И в это же время по распоряжению министра просвещения была запрещена одна из лучших комедий драматурга «Доходное место». И в последующие десять лет сценическая судьба комедий и драм Островского складывалась неблагополучно. «В театре я – человек гонимый» – писал он тому же Некрасову.
В наши суетные, далеко не благостные дни «главный классик Малого театра» вполне современен. «Современный – значит народный» – сказал сегодня один радиослушатель.
В этом сезоне все представления комедий Островского (а «Пучина» – с уклоном в драму) на двух сценах Малого проходят при полных залах. Публика смеётся и аплодирует. То при нелепом поведении персонажей, а более – от вполне современных реплик и монологов о взятках, о чинах и «бешенных деньгах». Почти во все спектаклях присутствует «положительный герой» – вроде бы наивный, но с хитрецой. Он борется за правду и справедливость.
«Правда хорошо, а счастье лучше» – можно поставить эпиграфом к большинству спектаклей. Незлобивость, надежда и вера в доброе будущее – их главная черта. Наверное, неслучайно, что нет сейчас в репертуаре «Бесприданницы» и «Грозы». А «Волки и овцы» и «Пучина» сглажены иронией и юмором. Может быть, так и надо – злобы и разочарований теперь во всем мире предостаточно, а добра явно не хватает. Еще тот же Некрасов об этом писал: «Злобою сердце питаться устало, Много в ней правды, да радостей мало».
Конечно же, Островский многогранен, но не прямолинеен. У него нет прямо высказываемых нравоучений. Писал по принципу: «Думайте сами, решайте сами». И очень рассчитывал на актерское творчество. О таковом было и в статье о Н.Анненкове: «Не нарушая правды образа, бытовой достоверности он ухитрялся оставлять некий «зазор» между собой и образом, оценивать его, становиться посредником между персонажем и зрителем».
Наверное, это и есть вершина актерского мастерства – того, чего хотел Островский.
Полагаю, что его и Щепкина творчество остается великолепным посылом
к деятельности Малого Театра наших дней.
Вместе с многочисленными зрителями желаю этому Кораблю двигаться тем же курсом. Другие «корабли» и «катера» ему не помеха. От них можно что-то и перенять.
Февраль 2005 года