АЛЬП
Уж который раз берусь за донбасские путевые заметки, но то душа не лежит, то кому-то свыше написанное не в масть: пять раз (!) слетал текст в компе, причем без восстановления. И опять обещаю себе, что вернусь ещё, непременно вернусь, тем более есть о чём поведать. И только собрался вечерком вернуться к компьютеру, как очередная подсечка вновь отбрасывает задуманное на потом.
И всё благодаря другу моему Саше Юдину, человеку редкого писательского дара. Писателей нынче много, а вот поцелованных Богом – раз-два и обчёлся. А всё потому, что жил он не на асфальте и «жизнь учил не по учебникам»: мяла она, давила, стирала в пыль, на землю сбивала и топтала, а он, набычившись и стиснув зубы, вставал, отряхивался, кровь с лица вытирал и опять шёл.
В рассказах его, повестях и романах нет вымученных сюжетов и героев – всё прожито и пережито. Вот-вот на полках магазинов появится его роман, что читается на одном дыхании – в рукописи читал-зачитывался. Да что там читается – как будто, изнывая от полуденного зноя, взахлёб пьёшь колодезную воду из ведра, что к журавлю привязано, и втекает в тебя жизненная сила. К его творчеству вернёмся после выхода книги, а пока о том, почему пришлось отложить работу над донбасскими очерками.
***
Не пишу о «поражении пяти бригад», убитых вэсэушников, «уничтожении инфраструктуры» и т.д. Противно. Да и вообще в области пропагандистской фантастики не работаю. Когда спрашиваешь у командования, что такое «поражение бригад», то они пожимают плечами и криво усмехаются: вопрос не по адресу. Как умудряются сосчитать убитых, им тоже не ведомо, а что касается уничтожения инфраструктуры, то это вообще ни о чём: что за инфраструктура и где, что такое уничтожить и т.д.
Меня всегда интересовала психология и её составляющая. О судьбе штурмовика мне поведал Саша Юдин. Едва начав ходить после тяжелейшей операции на сердце, он отправился «интервьюировать» бойца, сердце которого располосовал осколок, которому сделали у нас в кардиоцентре уникальную операцию. Придет время, Саша сам оправится и напишет повесть об этом человеке. Настоящем человеке, сродни герою Бориса Полевого.
Я позволю себе только несколько штрихов к психологическому портрету этого штурмовика. «Картину маслом» сделает Александр Юдин, сам человек штучный, Богом поцелованный. И зовут бойца Павел Клинков с позывным «Альп» — альпинист, значит. Время – март 2025. Место – харьковское направление. Массовка – штурмы отдельной бригады. Главный герой – ничем не примечательный обыкновенный человек, по основной профессии – промышленный альпинист. На СВО пошел не ради денег – зарабатывал в полтора раза больше, а чтобы испытать себя, а заодно и судьбу. Как сказал Саня – адреналиновый наркоман, хотя можно и поспорить… А ещё он называет себя сталинградцем – не из Волгограда, а именно сталинградцем. Значит, несет в сердце своем, в душе своей то особое состояние, тот особый характер, упорство и стойкость, которые генетически присущи нам и которые безуспешно пытались вытравить в годы безвременья.
***
Тройка штурмов брала лесополку. Справа и слева – другие тройки и пятёрки с аналогичной задачей. Всё обычно и отработано до автоматизма: под прикрытием арты бросок к опорнику укров. Спрыгнули в окоп, гранату влево – взрыв — очередь вдоль траншеи и бегом до следующего поворота. Товарищ гранату вправо – взрыв – очередь вдоль траншеи и тоже бегом до следующего поворота. И так веером «стерилизовали» опорник, пока укров вовсе не осталось.
Перевести бы дыхание, да заутюжили фашисты минами и снарядами зачищенные от них траншеи. Вздыбилась земля, тротил выжигал кислород, грохот глушил и гнул на дно окопа. Осколок вспорол бушлат, резанул – острый и раскалённый – сердце и застрял в «плитнике» изнутри. Двух боевых товарищей смело волной огненного шторма.
Один Павел остался. Совсем один. Горит, полыхает пламенем, печет грудь, ни вздохнуть, ни пошевелиться, а мозг занозила мысль: скорее наружу, к своим, иначе нее выжить. Опустился на дно окопа, стирая «броником» стенку траншеи, со стоном повернул вполоборота голову вправо, а там голова друга к ногам катится с сигаретой в зуба. А влево и смотреть не стал – там вырос свечою гриб чёрного дыма вперемежку с землёю, срезая угол траншеи, а значит все, кто там был, уже мешанка.
Даже если когда-нибудь в траншею вернутся команды, собирающие останки «двухсотых», и отправят крутой замес плоти, фрагментов костей и почвы в Ростов для генетической экспертизы, то вряд ли кто-то сможет установить принадлежность молекул и атомов штурмовику N. И останутся они навечно безымянными по как минимум трехзначным номером.
***
Павел выбрался из траншеи и пошёл к своим. Он вообще-то не знал, куда идти – просто повернулся спиной к траншее и пошёл. Словно неведомая сила вела, укрыв от стригущих воздух осколков. Шёл с заплетающимися ногами, устремив взгляд вперёд, на север, стиснув цевьё автомата. Даже не видел, куда шёл и как шёл: багрово-красная пелена из-под ног уходила за горизонт. Он не слышал взрывы рвавшихся снарядов. Он не слышал свиста пуль и осколков. Он просто шёл. Потом опустился на колени и двигался, волоча то правую, то левую ногу. Потом полз. На боку полз, поочерёдно подтягивая то левую ногу и отталкиваясь правой, то правую и отталкиваясь левой. Переворачивался на спину и снова полз, упираясь каблуками берц и выталкивая тело. А невидящий взгляд был устремлён вверх к плывущим белым облакам. И так почти трое суток.
Он всё ещё полз, когда его окружили наши бойцы: лежал на спине, подтягивал то одну ногу, то другую и каблуки просто скользили по земле, царапали её, но так и не находили опору.
Его увидели, приняли сначала за укра и хотели срезать короткой очередью, но сержант из контрактников не дал: пусть ползёт. Значит, жить хочет, а резать нить эту связующую с жизнью уже не по-Божески. Ну, а потом разобрались, что к чему, бросились к нему, закрыли рану, забинтовали и бегом на руках понесли в санроту. Его еще дважды передавали по цепочке, пока не доставили в нашу областную больницу.
Кардиохирурги не верили, что человек вообще способен с такой раной выжить, тем более идти. А Павел Клинков выжил и дошёл. Значит, не всё ещё на этой земле сделал. Значит, так Господу угодно, рано свой путь завершать. А может для примера другим жить оставил, чтобы верили в свои силы.
БУРЫЙ
В 2014 Владимир Павлович, бывший старший прапорщик советского ВДВ, носил позывной «Медведь» и командовал ротой. Сначала была крохотная группа единомышленников-земляков, раздобывших оружие и вставших на защиту родной краснодонской земли от карателей. Потом «выросли» до взвода, а уже к концу лета – целая рота.
Воевал отчаянно, напоказ, порой бравировал отвагой и ловил кураж, особенно когда выскакивал на кряж и мчался на своей раздолбанной «ниве» вдоль окопов, поливая из пулемёта укроповские траншеи: левой рукой вцепится в руль, а правой жмёт на спуск выставленного в окно пулемёта. Вот тогда и пересеклись наши фронтовые пути-дорожки на луганщине.
После минского замирения Россия брови насупила, решив, что народную вольницу, да к тому же вооруженную, заявившую о строительстве республики на принципах равенства, справедливости и национализации, надо приструнить, а на роток накинуть платок. Ополченцев, не пожелавших остепениться, разоружили и пропустили через «подвал», вразумляя, что на власть даже косого взгляда бросать нельзя, а тем более браться за оружие. Непорядок так супротив власти – какая-никакая, но от Бога!
Отсидев и пройдя правило, вернулся Медведь к родному порогу, покряхтел-поохал, зализал раны и взялся с привычным усердием за обустройство хозяйства. По весне завёл живность – бычков, коров, свиней и птицу, молоко, творог да мясо раздавал по интернатам, госпиталям да однополчанам и всё бы хорошо, но одолела кого-то тоска-печаль о его благополучии. Тёмной ночкой полыхнули все его стога, обрекая скотину на бескормицу, и слизал огонь, как кот сметану, весь его будущий достаток.
Дознались бывшие ополченцы, чьих рук это дело, да только Медведь порешил: не трогать, зависть уже сожрала опечалившегося всего изнутри, а за зло совершенное Господь с него спросит.
Сейчас он Бурый. Почему не белый? Да всё потому, что в местах здешних медведи белые только в зоопарке. Правда, и бурых уж лет триста уже нет и в помине. Медведь отшучивается: вот как двинет война в Заполярье, то тогда Белым станет.
После гибели сына ушёл на СВО. Сначала могилку ему обустроил, оградку сварил, цветочки посадил, а уж потом в военкомат пришёл.
Позавчера отвезли ему гуманитарку. Благодарил за детектор. Глаза блестят, говорлив и возбуждён и лишь потом узнали причину: от свалившегося счастья весе. Хотела смертушка его с собою забрать, а он не дался, давай барахтаться, как та лягушка, что сметану в маслице сбила и выкарабкалась на свет Божий. Сам ни словом не обмолвился, а рассказали другие.
***
Два «урала» шли торопливо на предельной скорости – здесь правила дорожного движения не в цене. А день-то какой! Ну просто в радость, солнышко ласкает, пчела в облёт пошла, то ли жаворонок, то ли ещё какая пичуга облака таранит и поёт, поёт, поёт…
Дроны ждали в засаде. Есть такая новая тактика у вэсэушников: пройдут передовую и затихарятся где-нибудь на опушке лесочка или у посадки в ожидании подходящей цели. Как только появится что подходящее, так сразу активируются и устремляются в атаку. Высоко не поднимаются – по над землёй пластаются и норовят под днище поднырнуть и ударить. Эти «ждуны» – новая тактика хохлов.
«Уралы» неслись к своей смерти, затаившейся на краю поля. Два дрона – две цели. Оба ударили в левые передние колёса с интервалом в минуту. Первая машина загорелась, водителя и сопровождающего контузило, но они не бросились искать укрытие. Пока сопровождающий запрашивал по рации помощь, водитель съехал на обочину, выскочил и давай гасить пламя: в кузове БК и если рванёт – то половина округи в пепел превратится.
Водитель второй машины услышал жужжание и, увидев взрыв впереди идущего «урала» и катящееся по дороге оторванное колесо, увидев заходящий слева FPV-дрон, низко, будто стригущий полевые цветы, что есть силы нажал на тормоз. Дверцы кабины распахнулись одновременно и из кабины ещё не остановившейся машины вывались водитель и старлей и бросились врассыпную.
А выскочившие из занимающейся пламенем первой машины водитель и сопровождающий бушлатами сбивали огонь, не давая ему начать пожирать тент кузова, руками срывали горящие куски, отбрасывая их в сторону и топча берцами. И руки их покрывались волдырями, но они не замечали этого.
Примчался Бурый – он ушёл вперёд и пришлось возвращаться: ну не бросать же мужиков в беде. Выскочил из кабины с автоматом и стал короткими очередями стрелять по атакующим дронам, которые стаей набросились на горящую машину. Останавливались машины и из них выскакивали солдаты и офицеры: кто открывал огонь, кто тушил «уралы». А ведь знали, что они под завязку загружены снарядами, и если рванет, то встретятся на небесах.
Через несколько минут скоротечная схватка закончилась. Дымились машины – огонь удалось сбить, лежали на поле и на дороге сбитые беспилотники, сидел прямо на асфальте Бурый, вытирал лицо и курил сигарету, затягиваясь короткими глубокими затяжками. Со стороны фермы возвращались водитель второй машины и сопровождавший груз старлей, да еще два подполковника с другой машины.
Засовывая пустой магазин в «разгрузку», сержант, водитель первого «урала», сказал, ни к кому не обращаясь:
– Вот, поди ж ты, какие сюрпризы жизнь подсовывает. Прапорщик Бурый, занудный служака, возможно жулик, как все прапорщики. Бывший ополченец и казак. Мог сделать вид, что не понял, когда вызывали подмогу. Так нет же, вернулся, организовал отражение атаки дронов. Лично завалил один беспилотник. Орал на трусящих и крыл их матом, а может так страх прогонял и воодушевлял. И все духом воспряли. А те, со второй машины, сбежали. И два подполковника тоже. А ведь даже не пытались сопротивляться. И эти люди ненавидят казаков и считают себя правильными офицерам, а на деле просто пид…сы!
А Бурый никого не осуждал. Он вообще никого и никогда не осуждает: каждый по силам груз тащит, так что ж винить-то слабого?