Опасался ставить эту зарисовку: вдруг ничтоже сумняшеся джентльмены в погонах явятся незваными гостями в наши дома в поисках боеприпасов и оружия. Спешу заверить, что мы со Старшиной чтим уголовный кодекс, взрывающееся и стреляющее не храним априори, кроме зарегистрированного в соответствии с правилами. Более того, всё нижеизложенного считайте плодом воображения автора. Ну, а ко всему прочему, подобные мысли крамольны по сути своей, потому что с нами были орлы Росгвардии, бескомпромиссные и строгие в соблюдении закона, не взирая на личные отношения, и близко не подпустившие ко всему тому, что запечатлено на фото. К тому же фото – искусный фотомонтаж.
Итак, небольшая путевая зарисовка.
ТЕРРОРИСТКА
Во втором часу пополудни наша «гуманитарная миссия» закончилась: гумка распределена, а значит «все поставленные цели и задачи выполнены». Это у нас выполнены, потому что они мизерны и в масштабах мировой геополитики неразличимы. До Белгорода почти три с лишним сотни вёрст, так что надо торопиться. А ещё надо заехать в Курск, забрать гуманитарку для подразделений, что у нас стоят. Из Белгорода везу своим «подшефным» в курское приграничье, а из Курска – в наше. Абсурд, конечно, нет бы увязать логистику с разумом, но мы русские, у нас всё через одно место. К тому же передоверять кому-либо не привык – уже лучше сделать всё самому, чем потом кусать локоточки.
***
Ехали обратно в полной «расслабухе», выключив «Булат» и упаковав его от соблазна в кейс. Небо, конечно, «грязноватое», ну да Господь хранит, а зуммер отвлекает.
На блокпосту Старшина просит остановиться. Не успеваю притулиться к бетонному блоку – всё-таки защита от осколков, хотя и довольно иллюзорная, как Витя – это сгусток мышц и энергии, выскакивает из машины, как чёрт из табакерки. Или пружинка взрывателя. Оказывается – старые знакомые из спецотряда встретились на росстани. Они всегда работают в полной автономке, но по согласованию с группировкой, хотя их командование в столице…
Командир с позывным Ведун нависал своей мощью над невысоким крепким парнем и что-то втолковывал ему, а тот отрицательно махал головой, словно лошадь, отмахиваясь от назойливой мошки. Это Лад, он всегда сначала упрямится, но зато исполнение ювелирное. Коротко обнялись, деловито, без лишних сантиментов. Ведун посетовал на только что поступившее распоряжение на проверку глухой деревеньки, при этом прежнюю задачу никто не отменял. Ну, разделит группу, а толку, когда второй машины нет в природе?
Ведун чертыхается: ну и задали ему задачу. Четвёртый год слышу, что нет того или другого. – А чего в избытке-то? – Дури, конечно. Вздыхаю, тяну сигарету из пачки, закуриваю и тоскливо смотрю вдаль, понимая, что домой в лучшем случае доберусь ближе к ночи, потому что Старшина душевный, он товарища в беде не бросит. И точно: он деловито сообщает, что транспорт есть, но только вместе с нами. Ведун сияет: теперь задача будет выполнена. Даёт двух бойцов в сопровождение – места там глухие и лихие, бродят всякие «тени», и благословляет «на разумное времяпровождение».
***
Старшина знаток всех грунтовок, проселочных дорог и тропок, проложенных еще в приснопамятные времена Дикого Поля, поэтому к пункту назначения добираемся быстро – всего за час. Деревенька глаз радует именно своей сдержанной и неброской красотой: прилепилась к лесной опушке в одну улицу, внизу заметно подзаросший рогозом да осокой пруд, в каждом палисаднике мальва. Эдакая пастораль, если бы не ощущение осиротелости.
Да и кто согласиться жить там, где жизни быть по определению не должно.
Ближе к околице копошится на огороде женщина, сгребая в кучу бурьян да всякий хлам, поджигает его и уже курится сизый дымок. Увидев нас, замерла, из-под низко надвинутого платка вопрошающий взгляд и затаённый страх. Оно и понятно: человек с оружием – гость не слишком желанный.
На вид – моя ровесница плюс-минус: сельские женщины стареют раньше и глубже городских. Короче – бабушка уже. Подходим, здороваемся, изображаем само радушие, слово за слово – о детях-внуках, о скрадывающей последние теплые деньки осени, об урожае. Слушает бабуля, по-птичьи склонив голову на плечо, но отвечает односложно. Не до хлебосольства ей, лихих людей нынче хватает.
Лад любопытствует насчет чужих. Она сканирует его: одежду, речь, форму:
– А кто чужие-то? Вон вы какие: свои али чужаки?
Ещё та бабуля, СМЕРШ позавидует, говорит, что в деревне, слава Богу, никого нет и не было, разве что неделю назад какие-то люди проходили вон по той опушке в сторону фронта.
Ну как не помочь ровеснице? Беру из её рук грабли, делаю шаг к куче мусора, но меня останавливает Лад. Он опускается на колени, осторожно руками разгребает хлам, ботву и ветки и обнажает коробку с кругляшами, поблёскивающих матовыми боками. Ближе не подхожу, но по виду РГН. Лад вытаскивает ещё коробку, но уже с какими-то взрывателями. Ну и бабуся! А костёр веселится, пламя лижет мусор и начинает его алчно пожирать. Лад хватает лопату, разбрасывает костёр, вытаскивает на траву трофеи.
– Бабуль, а это что? – Лад кивает на гранаты.
– Да леший его знает. Военные в доме на постое были, вот и оставили. А мне лишнего не надо, своё добро уже не нужно. К зиме решила убраться, вот и жгу помаленьку.
– Вы, бабушка, террорист, – сурово изрекает Лад, словно точку ставит в приговоре, а у самого бесенята в глазах пляшут.
Найденное заактировали, перенесли в машину, ботву и мусор опять сложили в кучу и подожгли: надо же бабушке помочь. Лад закуривает:
– Опоздай на четверть часа – ни бабули бы не было, ни деревеньки.
– Ведун знал, куда посылать, – улыбка кроет губы Старшины.
– На то он и Ведун.
– Слушай, Лад, а чего ты в костер полез?
– Сам думаю: зачем? Толкнуло что-то внутри…
А я думал о том, что оказались мы здесь не только по воле Ведуна и того неизвестного нам штабного начальника, а по воле Божьей. Они только проводниками её были. И Лад тоже не случайно разворошил костёр.
Это проведение Божие на спасение бабушки и деревеньки. Всё видит он и устраивает по своему усмотрению.
PS. Не стоит гадать: наши оставили или хохлы. Отметились здесь и те, и другие. Оружие тоже одинаковое. Только вот ни одного случая не знаю, чтобы наши оставляли боеприпасы. Спальники могли бросить, масксети, еду и даже воду, но БК – никогда! А бабушке строго-настрого наказали никаких военных железяк не трогать и тем паче ни в костер, ни в печь не тащить.