У стен крепости
Маневренный период войны на Квантунском полуострове закончился после того, как Порт-Артур был окончательно отрезан от основных сил Маньчжурской армии и полностью блокирован вместе с Порт-Артурской эскадрой Тихоокеанского флота. Началась борьба за крепость, эскадру, которая, на мой взгляд, вообще в основном и определяла ход и исход войны. Порт-Артур стал той главной реперной точкой, каковой и должен был быть. В конце концов, и война разразилась именно из-за появления в Маньчжурии нашей военно-морской базы, нашего флота. На них опиралась вся политика России на Дальнем Востоке, которая не оставляла Японии шанса решить свои геополитические проблемы иным, кроме войны, способом. А Порт-Артур объективно становился центром событий. Опять же, на мой взгляд, вся война поделилась на два важнейших этапа – до падения Порт-Артура с гибелью эскадры, и после падения крепости.
Для Японии на первом этапе это стало главной целью японской армии, хотя действовала она в интересах флота. Очень точно это отмечено в официальном исследовании германского Генерального штаба, о котором мы уже упоминали: «Осада Порт-Артура была необходима. Японцы могли довести операции на суше, лишь обладая господством на море. Именно по этой причине русский флот в Восточной Азии должен был быть уничтожен, а так как большая его часть укрылась от атаки японцев… в гавани Порт-Артура, то крепость должна была быть атакована с суши. Японский флот должен был ждать прихода балтийской эскадры, и для Японии являлось жизненно важным вопросом создать себе выгодные условия для будущего морского боя. Наступление на Ляоян, где сосредотачивались главные силы русской Маньчжурской армии, японцы первоначально планировали начать уже после падения Порт-Артура, когда освободившаяся осадная артиллерия будет переброшена в Маньчжурию под Ляоян».
Другое дело Россия. Здесь роль Порт-Артура многими считалась скорее вспомогательной. Правда, главнокомандующий наместник адмирал Е.Н. Алексеев не сомневался в главенствующей роли боевой мощи и боевых действий Тихоокеанского флота, которые были просто немыслимы без Порт-Артура. Именно флот должен был нейтрализовать, в идеале уничтожить японские морские силы, тем самым лишить Японию возможности высадить свои войска в Китае для проведения сухопутных операций и дальнейшего бесперебойного снабжения войск всем необходимым. Командующий Маньчжурской армией генерал А.Н. Куропаткин считал, что Японию можно победить, прежде всего, на суше. Правда для этого он предполагал войну в долгую, дабы сосредоточить в Маньчжурии для начала как раз на рубеже Ляояна мощную сухопутную армию. А все это время сосредоточения сил Порт-Артур должен был: «приковать к себе, как можно больше вражьих сил». Куропаткин с самого начала войны думал позволить японцам осадить Порт-Артур, который, как он думал, способен продержаться несколько месяцев, пока он не соберет огромную сухопутную армию, способную превосходящими силами просто задавить японцев. Наместник в конце концов согласился с Куропаткиным, но для него флот, а значит и крепость, так и останутся главным аргументом в войне, а для Куропаткина это станет вспомогательной точкой противостояния. Дальнейшие события покажут ошибочность стратегии командующего Маньчжурской армией. Мы же продолжим наш краткий анализ войны все-таки до поры до времени опираясь на приоритет обороны крепости Порт-Артур.
Фактически в крепость Порт-Артур превратился незадолго до начала войны, хотя у китайцев давно считался сильно укрепленной военной базой. Может и укрепленной, но совсем не сильно. У них всего-то было четыре береговые батареи и несколько земляных полевых укреплений, соединенных между собой земляным валом, позже названным Китайской стеной. Так что 28 марта 1898 года с поднятием под крики «Ура!» над Золотой горой Андреевского флага и началось строительство настоящей крепости на месте небольшого поселка в 4 тысячи жителей (потом Старый город – С.К.). Уже в октябре 1898 года был рассмотрен первый проект крепости с линией фортов от Дагушаня через Угловые горы, Высокую гору, длиной в 70 верст. Сразу замечу – это был самый удачный для долговременной обороны проект, не позволявший противнику с суши обстреливать дальнобойной артиллерией город, порт, эскадру. Но эта позиция требовала не менее 70 тысяч гарнизона и 528 орудий только на сухопутье. Собственно никакого города и крепости, по сути, не было, а весь гарнизон Квантунского полуострова не превышал 11300 человек. В Порт-Артур срочно командируется лучший военный инженер империи генерал профессор К.И. Величко. Он сразу по-хозяйски оценил масштаб работ и сократил линию сухопутной обороны с 70 до 20 верст по дуге, радиус которой не превышал 8 верст.
«Кроме главной оборонительной линии из 6 фортов и 5 промежуточных укреплений проект Величко предусматривает еще окружение Старого города и Восточного бассейна непрерывной центральной оградой из опорных пунктов временного характера и связывающих их линий из вала со рвом, имеющим отвесный контрэскарп. Приморский фронт должен состоять из 25 береговых батарей, расположенных тремя группами: На Тигровом полуострове, Золотой и Крестовой горах вооруженных 124 орудиями, среди которых были 254-мм и 152-мм пушки, 280-мм и 220-мм мортиры. В таком виде проект был утвержден в 1900 году при общей стоимости в 7 – 8 млн. рублей. Сумма огромная по тем временам. Срок окончания работ – начало 1909 года. К началу войны на строительство было отпущено всего 4 млн. рублей. По деньгам и работы, которые начались еще до утверждения проекта.
В официальной истории читаем, что к началу войны: «В крепости произведено немногим более половины работ, причем наибольшее внимание обращено на Приморский фронт, который оказался в наибольшей степени готовности: на нем были возведены 21 батарея, в том числе 9 долговременного типа и еще 12 временных, и 2 пороховых погреба. На Сухопутном фронте были окончены только форт №IV, укрепления № 4 и 5, батареи литеров А, Б, и В и 2 питательных погреба. Остальные сооружения или еще не кончены, или только начаты постройкой, или даже совсем не начаты. К числу неоконченных, но имевших первостепенное значение при обороне крепости (так как на них впоследствии велась сухопутная атака), относились форты № II иIII и временное укрепление № 3. К началу войны порт-артурская крепость имела 116 готовых к действию артиллерийских орудия, из них на морском направлении 108, а на сухопутном вообще всего лишь 8 (на форту №IV) орудий вместо 524 по табели».
Одновременно строился Новый город, в котором за короткий срок появились здания штаба, инженерного управления, Русско-китайского банка, Реальное училище казармы солдатские и флотского экипажа, Морское и Офицерское собрания, множество добротных жилых домов для офицеров армии и флота, обывателей. Мелководную гавань Порт-Артура углубили, восстановили китайский док для крейсеров и малый док для миноносцев, малую верфь,арсенал, портовые мастерские, оружейные мастерские, продовольственные и угольные склады. К началу войны в Порт-Артуре имелось207 200 тонн угля, две трети которого лучшего Кардифа. Порт и весь город освещались от центральной портовой электростанции. Все это, конечно, сопровождалось наплывом рабочей силы и обывателей, в том числе из России. К началу войны в Порт-Артуре насчитывалось 51906 жителей, не считая военнослужащих – 15388 русских и 35000 китайцев. В городе не хватало разве что театра. Впрочем, увеселительных заведений имелось достаточно.
С началом боевых действий в Порт-Артуре сразу развернулась гигантская работа по укреплению береговой обороны и возведению, нередко на ровном месте, укреплений сухопутной обороны. План работ был составлен великим артурским фортификатором генерал-майором Р.И. Кондратенко и его ближайшим помощником инженер-подполковником С.А. Рашевским. Все вышестоящее начальство с огромным удовольствием свалило всю эту неподъемную работу со всеми ее итогами и выводами на энергичного, беспокойногоКондратенко. Все-таки тот начинал службу военным инженером, окончил инженерную академию. «Ему и факел в руки».
В город непрерывным потоком шли эшелоны с войсками, артиллерия, пулеметы, боеприпасы, строительные материалы. В лице прибывшего адмирала С.О. Макарова Кондратенко нашел настоящего соратника, который открыл для него все материальные резервы флота. С гибелью Макарова маховик оборонных работ был настолько раскручен, что остановить его было просто невозможно. Работы велись днем и ночью, и Порт-Артур превращался в настоящую неприступную крепость. К сожалению, Кондратенко нередко приходилось преодолевать сопротивление своих непосредственных начальников генералов Стесселя и Смирнова, которые, скажем, противились привлечению к работам кроме наемных китайцев всех жителей города, а также свободных резервов армии и флота. Не следует забывать, что Кондратенко одновременно командовал войсками 7-й Стрелковой дивизии и начал постепенно прибирать к рукам командование всей сухопутной обороны крепости.
Не могу не сказать и о том, что, как и всегда у нас в России, в тылу процветало казнокрадство, взяточничество, авантюризм. В журналах «Братская помощь» за 1907 год опубликована переписка Кондратенко с близкими практически за всю жизнь. В одном из последних писем к жене уже в разгар боев на дальних подступах он пишет: «Наши военные инженеры совершенно не помогают войскам в скорейшем создании блиндажей и вообще не идут навстречу интересам войск, а заняты почти исключительно казнокрадством. Поэтому инженеры ведут только те работы, на которые можно нанять китайцев, причем число нанятых китайцев в своих отчетах для получения денег увеличивают страшно И. таким образом, наживаются. Те же работы, на которых участвуют только войска, инженеры тормозят. Такова же деятельность интендантства: недостает обуви, обмундирования, снаряжения, часть людей ходит в валенках, принесенных из дому…». Не сложно представить, какие трудности пришлось преодолеть Кондратенко и его ближайшим помощникам.
Но, несмотря на все это, к 17 июля – началу непосредственных боев за крепость Порт-Артур нашим солдатам, матросам, офицерам, обывателям и китайским рабочим удалось сделать за 5 месяцев то, на что требовалось не менее 5 лет. Мы русские так умеем. И в этом главная заслуга того же Кондратенко, Рашевского, Григоренко и многих других энтузиастов. Участник обороны Я.У. Шишко позже запишет: «То, что не было сделано за семь лет Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев. Его Мыслями, его трудами, его настойчивостью явились целые укрепления Порт-Артура. Явились укрепления там, где даже не предполагалось ничего строить, как, например, на горах Угловой, Высокой, Длинной и прочих, на которые впоследствии противник вел настойчивее всего свои штурмы, под которыми он положил десятки тысяч жертв, чтобы взять их».
Общая протяженность фронта обороны составляла 28 верст. Из них 8 верст занимал Приморский фронт, имевший 22 фундаментальных долговременных батарей на полуострове Тигрового хвоста и Электрического утеса, которые прикрывали стоявшую на внутреннем рейде эскадру, крепость и город от бомбардировок и закрывали проход кораблей противника на внутренний рейд. Главное же внимание Кондратенко обратил на 20-верстный Сухопутный фронт. Он состоял из 5 долговременных фортов. Начиная с правого фланга и по дуге (№№ I, II, III, IV, V), 3 укреплений (№3, 4, 5) и 5 отдельных батарей литеров А. Б, В, Г, Д. В промежутках между долговременными оборонительными сооружениями были устроены стрелковые окопы, прикрытые проволочными заграждениями, «волчьими ямами», а на отдельных наиболее опасных участках зарытыми в землю фугасами. Под руководством лейтенанта флота Кротова впервые были применены электризованные проволочные заграждения – «электрическая изгородь». Впереди линии фортов находились передовые позиции, располагавшиеся по высотам Дагушань, Сяогушань, Панлушань, Высокая, Длинная и Угловая, на которых были вырыты окопы и устроены полевые редуты. Центр обороны в районе деревни Шуйшин прикрывали редуты – Кумирненский, Водопроводный и Скалистый. В тылу главной линии обороны наряду с Центральной оградой было оборудовано несколько десятков промежуточных батарей крепостной артиллерии и отдельных орудий с круговым обстрелом. На всех фортах, укреплениях и некоторых батареях были установлены прожекторы.
Должен привести еще несколько скучных цифр из официальной истории, без которых просто трудно представить, как это крепость Порт-Артур сумела с честью выдержать в течении пяти месяцев четыре мощнейших штурма превосходящих войск противника, поддержанных всеми силами японского Соединенного флота, всеми ресурсами Японской империи, будучи в полной блокаде.
«К 17 июля – началу первых боев на вооружении крепости было 646 орудий и 62 пулемета; из них собственно крепостных 350 орудий и 57 пулеметов, бывших китайских 45 орудия, морских 186 орудий и 5 пулеметов и полевой скорострельной артиллерии 67 пушек. Из общего числа артиллерии на приморском фронте было установлено 123 орудия и 5 пулеметов, на сухопутном – 514 орудий и 47 пулеметов и находились в резерве соответственно 9 и 10. По калибрам орудия распределялись так: 10-дюймовых – 5; 9-дюймовых – 12; 6-дюймовых типа Канэ – 35; 6-дюймовых (190-пуд) – 30; 6-дюймовых (120-пуд) – 30 и остальных 534. Орудия, как правило, были устаревших образцов, слишком мало имелось гаубиц и мортир, столь необходимых в условиях обороны крепости на сильно пересеченной местности. Снарядов имелось274 558, в среднем до 400 на каждое орудие. Неполностью были обеспечены снарядами полевые пушки и пушки мелких калибров; первые имели по 174 снаряда на орудие, вторые в среднем до 500-600. Для перевозки грузов, материальной части, боевого запаса, продовольствия и пр. в крепости имелось 4472 лошади. Гарнизон крепости состоял из девяти стрелковых полков (4-я и 7-я стрелковые дивизии), трех запасных батальонов и нескольких отдельных рот и команд. Всего пехоты было 29960 нижних чинов и 402 офицера. В крепостной артиллерии и в отдельных бригадах, дивизионах и батареях было 6419 нижних чинов и 132 офицера, в инженерных войсках числилось 1114 солдат и 24 офицера и, наконец, штабы, управления и разные военные заведения насчитывали 4101 нижний чин и 103 офицера. Таким образом, всего личный состав армии к началу осады крепости состоял из 41 780 нижних чинов, 665 офицеров и 256 прочих (чиновников, врачей и др.). В Порт-Артуре к этому времени базировалось 6 броненосцев, 6 крейсеров, 2 минных крейсера, 4 канонерские лодки, 19 миноносцев, минный транспорт «Амур [2], 2 грузовых транспорта и 2 парохода Красного Креста. Личного состава на эскадре и в Квантунском флотском экипаже числилось свыше 10000 моряков»
К этому следует добавить неплохо построенную структуру организации сухопутных войск и сил флота с самого начала боев, с 17 июля 1904 года. Со временем она будет несколько меняться из-за неизбежных потерь, в том числе и гибели эскадры, но в целом останется неизменной до трагического конца обороны.
Во главе обороны стоял начальник Квантунского укрепленного района, командир 3-го Сибирского корпуса генерал-лейтенант А.М. Стессель со штабом корпуса. Ему подчинялись начальник артиллерии генерал-майор В.Ф. Белый, он же начальник артиллерии крепости. В его подчинении находились Квантунская крепостная (береговая0 артиллерия из трех дивизионов и полевая артиллерия из 4-й артиллерийской бригады (4 батареи) и 7-го артиллерийского дивизиона (3 батареи). В подчинении Стесселя находился и начальник инженеров полковник А.А.Григоренко, у которого в подчинении была крепостная минная рота, ж.д. рота, саперная рота, крепостной военный телеграф.
Наконец, у Стесселяв подчинении была главная фигура действующих войск крепости, командующий сухопутной обороной генерал-майор Р.И. Кондратенко – он же начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. В его подчинении находились Приморский и Сухопутный фронты. Приморский фронт делился на Западный участок (3 роты) и Восточный участок (4 роты). Сухопутный фронт делился на два сектора. Первый под командованием командира 1-й стрелковой бригады 7-й дивизии генерал-майора В.Н. Горбатовского справа-налево от Крестовой горы до форта №V. Второй под началом командира 2-й стрелковой бригады 7-й дивизии генерал-майора В.В. Церпицкого от форта № V до Западного залива. Основным считался первый правый сектор, который делился на Восточный фронт – командующий сам Горбатовский; Северный фронт полковник В.Г. Семенов и Западный фронт – полковник В.А. Ирман. Самый ближний к Порт-Артуру Восточный фронт включал в себя передовые позиции на горах Дагушань и Сяогушань, долговременные форты №№ I, II, III, укрепления № 3 и № 2, батареи литера А и Б, несколько промежуточных батарей и временных укреплений, упиравшихся в Китайскую стенку. Северный фронт в центре обороны состоял из передовых позиций Водопроводного, Кумерненского редутов, форта № IV, укреплений № 4 и № 2, батарей литера В и Г. Наиболее слабым звеном в обороне был Западный фронт от горы Голубиной до горы Белый Волк. Особенно важны передовые позиции на горах Высокая, Длинная, Угловая, Дивизионная. Здесь было всего два долговременных укрепления – № 5 и батарея литера Д. Строительство форта №VI так и не началось. Кондратенко более всего беспокоила гора Высокая, которая по сути являлась как бы Малаховым Курганом Севастополя, ибо с нее весь Порт-Артур и эскадра были, как на ладони. Ключевой пункт обороны, но мы просто не успевали создать здесь мощный оборонительный узел.
Общим резервом, насчитывающим 20 рот, 24 полевых орудия и 1 сотню казаков, командовал начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор А.В. Фок, с которым мы уже достаточно познакомились.
Все было довольно неплохо продумано и организовано в этой схеме обороны Порт-Артура, если бы не одно существенное НО, касающееся командования крепости. Не было полного единоначалия. Старшим по должности безусловно был начальник Квантунского укрепрайона генерал А.М. Стессель. Но уже после первых боев на дальних подступах к Порт-Артуру даже далекому Куропаткину стало ясно – Стессель не способен, не сможет должным образом управлять войсками в блокированном Порт-Артуре. Мы уже с вами говорили, что во время боев на дальних подступах Стессель сумел убедить Куропаткина оставить себя во главе обороны. Но к июню месяцу Куропаткин все-таки направляет в Порт-Артур комендантом крепости генерал-майора К.Н. Смирнова, который сумеет прорваться в крепость до начала блокады. Тогда же Стессель получит приказ Куропаткина сдать командование коменданту крепости генералу Смирнову, а самому убыть в Маньчжурию и принять в командование Восточный отряд Маньчжурской армии. Но это была последняя телеграмма в блокированный Порт-Артур, и Стессель приказал своему начальнику штаба полковнику В.А. Рейсу просто скрыть и не доводить до Смирнова приказ. С этого момента в Артуре воцарилось некоторое двоевластие. Смирнов, как комендант, считал себя главным, Стессель этого не признавал. Все время обороны войска получали указания от двух начальни5ов, игнорировавших друг друга. Указания иногда взаимоисключающие.
Сразу же хочу охарактеризовать обоих военачальников, ибо до сих пор существует мнение, если бы Смирнов сменил Стесселя оборона Порт-Артура приняла бы другой характер и не случилось позорное, преждевременной полной капитуляции. На мой взгляд, это не совсем так и даже – совсем не так.
56-летний генерал-лейтенант, генерал-адъютант Анатолий Михайлович Стессель навсегда останется в русской военной истории генералом позорно, преждевременно сдавшим японцам крепость Порт-Артур с полной безоговорочной капитуляцией. Хотя служебная карьера не предвещала ничего подобного. Более того, Стессель рассчитывал покрыть свое имя славой героев Севастополя Нахимова и Хрулева в одном лице при обороне Порт-Артура.
Сын отставного полковника и внук Царскосельского коменданта генерал-майора, выходца из остзейских дворян, наш герой прошел весь путь строевого офицера. Петербургская военная гимназия (Кадетский корпус) Павловское военное училище, подпоручик. Герой Русско-турецкой войны, орденоносец. Командир батальона, потом командир 9-го стрелкового полка, командир 16-го пехотного Ладожского и 44-го пехотного Камчатского пехотных полков. С последним оказался на Дальнем Востоке. Академий не заканчивал, но полком и позже стрелковой бригадой командовал уверенно. Более того, особо отличился при подавлении Боксерского восстания при взятии китайской крепости Тянцзинь. Был ранен, контужен и по праву получил орден Св. Георгия 4-го класса и командование над 2-й пехотной дивизией. Тут и стало понятно, что командование бригадой было для него пределом, а с дивизией он уже справлялся с трудом. Но сумел произвести хорошее впечатление на военного министра А.Н. Куропаткина во время пребывания того на Дальнем Востоке и назначается начальником Квантунского укрепрайона, а с началом войны командиром 3-го Восточно-Сибирского корпуса из 4-й и 7-й стрелковых дивизий.
Мы уже говорили о том, что Стессель, как и близкий ему по духу и службе генерал Фок, генштабистов терпеть не мог. Лично был храбр, но управлял войсками не уверенно. Это очень скоро поймет и его покровитель генерал Куропаткин, но сам Стессель считал себя на месте и был уверен в будущей славе заслуженного полководца, руководителя обороны Порт-Артура. Человек он был не глупый и довольно быстро понял, что опираться в обороне можно только на Кондратенко и не ошибся в этом. Подтверждением этому станет первый же жесточайший штурм отбитый гарнизоном с крупным успехом, который принес ему звание генерал-адъютанта и орден Св. Георгия 3-го класса. В сущности же все его командование сводилось к перепалке с комендантом Смирновым, командующим эскадрой адмиралом Витгефтом и умелой поддержкой начинаний того же Кондратенко и его соратников.
И все бы ничего, если бы не гибель 2 декабря настоящего руководителя обороны генерала Кондратенко. Стессель сломался сразу. Уже 22 декабря он собирает Военный совет крепости с единственным вопросом о возможной капитуляции. Порт-Артур еще мог держаться, имея боеспособный гарнизон в 32 тысячи бойцов, 610 исправных орудий, не считая артиллерии флота, 200 тысяч снарядов (Куропаткин считал, что стоять можно было не менее 1 – 2 месяцев – С.К.). Предложение Стесселя о капитуляции поддержали только генерал Фок и начальник штаба генерал Рейс. Тем не менее, вечером того же дня акт о капитуляции был подписан Стесселем и Фоком. Согласно акту, весь гарнизон переходил в плен, а сама крепость полностью передавалась в руки японцев. При этом Стессель «отличился» еще и тем, что не пошел в плен со своим гарнизоном, а, освобожденный японцами, вернулся в Россию. Позор! Когда командир крейсера «Цунода» встретился со Стесселем, тот сообщил ему, что пленных будет не более 8 тысяч человек. На самом деле пленных оказалось в четыре раза больше. Японец был просто изумлен тем, что русские сдались. Изумленны были Куропаткин и сам государь император, который записал в дневнике: «Потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам, ввиду громадных потерь, болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов. Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось… На то, значит, воля Божья».
Удивительным оказалось и то, что впервые в России возмущенное общественное мнение заставило-таки власть отреагировать на это, пусть и не сразу. Высочайшим указом от 30 сентября 1906 года Стессель был уволен со службы и отдан под суд вместе с генералами Фоком, Смирновым, Рейсом, адмиралами Григоровичем, Виреном по делу о сдаче крепости Порт-Артур японским войскам. Верховный военно-уголовный суд начал работу в январе 1908 года. Следствие предъявило 8 пунктов обвинения, из которых до суда дошли только три – сдача крепости, бездействие власти и нарушение служебных обязанностей. Нам же важно отметить, что все бремя обвинения обрушилось на Стесселя. Остальных фигурантов дела оправдали. А он получил по полной. В феврале суд приговорил его к расстрелу. Но общественное мнение тут же признало это наказание чрезмерным. Государь император тоже. Через месяц он заменил приговор Стесселю на 10 лет заключения в крепости, а через год вообще помиловал с сохранением всех прав состояний званий и привилегий.
На мой взгляд, решение, в сущности, объяснимо. Конечно, Стессель не был предателем и получил достаточно. Безусловно храбрый офицер, патриот оказался не на своем месте в нужное время. Он воевал, как умел, не понимая всех последствий своего, так называемого, командования. Трудно сказать, как он прожил оставшиеся 6 лет жизни в полной обструкции со стороны всех и вся. Наверное, плохо. Но умер в своей постели в имении Хмельник Подольской губернии Винницкого уезда 67 лет по виду глубоким стариком. В семейной жизни был счастлив. Сын Александр дослужился до чина полковника, георгиевский кавалер первой мировой войны. В Белой армии у Деникина комендант Одессы. Эмигрировал во Францию, где и умер в 1933 году. Сын у нас за отца не отвечает, но он всю жизнь носил на себе отцовское пятно Порт-Артура.
Соперник Стесселя 50-летний генерал-лейтенант Константин Николаевич Смирнов практически не оставил следа в истории русской армии. Биографические сведения более чем скудные. Из дворян Минской губернии. Далее обычный путь офицера. Военная гимназия, Михайловское артиллерийское училище, офицер артиллерийской бригады. А дальше его пути расходятся со Стесселем. Служил настолько отменно, обладал такими способностями, что в короткий срок сумел закончить Михайловскуюартиллерийскую академию и Николаевскую академию Генерального штаба, после которой и служил в штабах различного уровня
В строй ушел в 1896 году начальником Одесского пехотного юнкерского училища 42-летним генерал-майором. Через два года переведен начальником штаба знаменитой, лучшей в России Варшавской крепости. В 1900 году назначен командиром 2-й стрелковой бригады, которая с началом войны с Японией отмобилизовалась и отправилась на Дальний Восток. Двигаться туда из Виленского военного округабригада будет несколько месяцев. Но Смирнов опередит своих подчиненных. Скажется его служба в Варшавской крепости назначением комендантом крепости Порт-Артур, куда он прибудет незадолго до ее полной блокады на смену Стесселю. Смена не состоялась, и Смирнов вступил в руководство не обороной, а в острое соперничество со Стесселем. Двоевластие, что может быть хуже.
Сразу хочу отметить. На мой взгляд, смена Стесселя на Смирнова мало бы чем изменила характер и суть обороны крепости. По-моему, две академии не столько помогали, сколько мешали Смирнову. Об этом красноречиво говорят боевые документы, приказы и распоряжения этого военачальника. Такое тоже бывает. Все-таки практической работы с войсками даже в мирное время у него почти не было. Смирнов был против сдачи крепости, но все равно попадет под суд, хотя своим докладом сам инициировал начало судебного процесса. Смирнова оправдают первым, и если бы не скандальная его дуэль с генералом Фоком, о которой мы уже говорили, сразу после судебного процесса в 1908 году, его бы быстро забыли. Раненый в ногу, он подаст в отставку и исчезнет из военного и общественного поля деятельности. Известно, что после 1917 года уедет за границу и умрет в югославском городе Панчево в 1930 году. Тоже судьба
Конечно, двоевластие отражалось на всех подчиненных в той или иной степени. В крепости образовалось два артиллерийских начальника – начальник крепостной артиллерии генерал-майор В.Ф. Белый и начальник артиллерии III-го корпуса генерал-майор В.Н. Никитин. Здесь пальму первенства и по праву держал Белый. Генерал Никитин, к его чести, принял это с пониманием и активно включился в общую работу. Именно Белый разработал всю структуру артиллерийской обороны крепости. «Для более гибкого управления огнем вся артиллерия Порт-Артура была разделена на 12 секторов и 3 отдельных группы, начальники которых подчинялись начальникам фронтов, а те, в свою очередь, – начальнику артиллерии крепости. В целях сосредоточения огня на важнейших направлениях артиллерийские секторы объединялись в 5 артиллерийских участков. Чтобы организовать более тесное взаимодействие артиллерии и пехоты, командиры батарей сухопутного фронта подчинялись командирам фортов и укреплений. Эта система управления огнем артиллерии и взаимодействии родов войск полностью себя оправдала в ходе дальнейшей обороны Порт-Артура».
50-летний генерал-майор артиллерии Василий Федорович Белый был, что называется, из простого народа, из кубанских казаков, сын сотника Черноморского казачьего войска. 15-летним отроком был зачислен в Кубанский конный полк, где через два года за отличие в службе стал урядником и отправлен на учебу в Майкопское юнкерское училище. Там и стал артиллеристом. В чине хорунжего начал службу в казачьей артиллерии. Геройски воевал в русско-турецкую войну на Кавказском фронте. После войны и окончания Михайловской артиллерийской академии уходит в крепостную артиллерию крепостей Карс и Варшава. Служит отлично, и с переводом в Севастопольскую крепость принимает в Петербурге самое деятельное участие в разработке новых методов стрельбы крепостной артиллерии. Там же изучает новые артиллерийские приборы, особенно дальномеры. Возвращается в Севастополь исполнять обязанности начальника артиллерии и, наконец, в 1900 году становится начальником Квантунской крепостной артиллерии, генерал-майором.
Именно Белый строил и организовывал всю систему артиллерийской обороны крепости, как береговой, так и сухопутной. Это понимали и ценили все – наместник, Куропаткин, Макаров, Стессель, Кондратенко. После сдачи крепости уйдет в плен со своими артиллеристами, но уже в январе 1905 года будет награжден Золотым оружием «За храбрость», а в марте орденом Св. Георгия 4-го класса. В 1906 году будет назначен начальником артиллерии Владивостокской крепости, генерал-лейтенант. На процессе Стесселя выступит, как свидетель. Сразу после процесса тяжело заболеет, потом потеряет ногу и будет уволен со службы генералом от артиллерии. Умрет в 1913 году в Царском Селе. Несомненный герой Порт-Артура и всей войны. Кстати, его дочь станет женой сына Стесселя.
Как я уже говорил, 56-летнему генерал-майору Владимиру Николаевичу Никитину, начальнику артиллерии III-го корпуса хватило ума не вступать в разногласия с генералом Белым и взять на себя ответственность за полевую артиллерию крепости. Биография обычная. Воронежский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище. Герой войны с турками на Кавказе, георгиевский кавалер. После войны командует дивизионом, слушатель Михайловской артиллерийской академии, командир артиллерийской бригады и начальник артиллерии корпуса. Классный артиллерист. За Порт-Артур получит орден Св. Георгия 3-го класса. После плена и окончания войны начальник артиллерии знаменитого 1-го армейского корпуса генерал от артиллерии. Командование Иркутским и Одесским военными округами. В мировую войну примет в командование 7-юармию, сформированную из частей Одесского округа, с которой будет оборонять Черноморское побережью. В 1916 году назначается комендантом Петропавловской крепости и снят с должности Временным правительством, «как злостный монархист». Уедет за границу, где и умрет в 1922 году. Конечно, герой Порт-Артура, ибо артиллерия крепости все время действовала выше всяких похвал.
В инженерной части тоже сложилось двоевластие в лице начальника инженеров крепости инженер-полковника 40-летнего Аполлона Аполлоновича Григоренко и ближайшего помощника Кондратенко инженер-подполковника Сергея Александровича Рашевского. И здесь, как и у артиллеристов, особых разногласий не было. Да и не могло быть, ибо главным инженером по образованию и деятельности был сам генерал Кондратенко, который стал непререкаемым авторитетом для всех саперов крепости. Именно делами этих трех талантливых военных инженеров в Порт-Артуре за невероятно короткий срок была построена, точнее воздвигнута неприступная оборона, прославившая всю Россию.
Григоренко попал в военные инженеры не сразу. Сын контр-адмирала, он по здоровью не стал и моряком, а после реального училища поступил в знаменитое Николаевское кавалерийское училище, которое закончил по первому разряду. Но юношеская любовь к точным наукам отправила его в старший класс Николаевского инженерного училища, на мой взгляд лучшего в то время в мире. Потом Николаевская инженерная академия и служба в крепости Севастополь. И, наконец, начальник инженеров крепости Порт-Артур, в которой снискал себя славу одного из лучших военных инженеров. По праву награжден еще в крепости орденом Св. Георгия 4-го класса и Золотым оружием «За храбрость». После плена, возвращения на родину и суда над Стесселем руководил работами в Севастопольском укрепрайоне. Уволен в отставку генерал-майором с мундиром и пенсией. Остался жить в Симферополе. На удивление и при Советской власти работал там ведущим инженером. Но генеральские эполеты напомнили о себе в 1938 году. Арестован, как враг народа и расстрелян практически сразу. Вот и такая судьба артурского героя.
38-летний инженер-подполковник Сергей Александрович Рашевский сначала повторял путь Григоренко ,но с некоторыми изменениями. После кадетского корпуса сразу поступил в Николаевское инженерное училище, а после службы в Двинской крепости в Николаевскую инженерную академию, которую окончил с отличием. Блестящий военный инженер с незаурядными способностями направляется в крепость Порт-Артур инженером крепостного отряда, и с началом боевых действий сразу же выступает с предложениями по укреплению сухопутной обороны. Генерал Кондратенко высоко оценил эти предложения и уговорил Стесселя назначить Рашевского своим первым помощником. Кстати, просьбу Кондратенко поддержал еще живой тогда адмирал Макаров, которого молодой инженер удивил своими конкретными практическим просьбами к морякам.
С этого момента тандем Кондратенко и Рашевского становится главной осью вокруг которой завертелась вся подготовительная инженерная работа по созданию узлов обороны, позже организации минной войны, применения электричества, волчьих ям и прочих саперных сюрпризов. Рашевский был мастер на все руки – чертежник, художник, фотограф. Кстати, именно он сделал четыре фотографии гибели броненосца «Петропавловск». Именно он вел подробный дневник обороны, который после его гибели до сих пор является удивительным документом эпохи. С Григоренко, на удивление многих чинов крепости, оставался в прекрасных отношениях. Кондратенко он боготворил, о чем не раз отмечал в дневнике, и погибнет с ним вместе от разрыва одного снаряда. Герой, успевший до своей гибели заслужить орден Св. Георгия 4-го класса и Золоте оружие «За храбрость».
Двоевластие распространялось на все сферы деятельности. В Артуре было два тыловых начальника, два медицинских начальника. Отдельной значительной персоной являлся исполняющий обязанности командующего флотом контр-адмирал В.К. Витгефт. Он подчинялся напрямую только наместнику и со Стесселем и Смирновым предпочитал общаться, как можно меньше. Единственный сухопутный начальник, которому он доверял полностью был генерал Кондратенко. Но это вообще особая для Порт-Артура личность.
47-летний генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко будет по праву официально назван «душой и славой Порт-Артура». Именно он сумел сгладить практически все сложности, образовавшиеся в Порт-Артуре из-за двоевластия. Удивительно, но у него не было ниодного недоброжелателя со стороны многочисленных начальников и подчиненных артурского гарнизона. Даже такой мизантроп, как генерал Фок, в целом смирился со своей должностью фактического подчиненного Кондратенко. Стессель же сразу, еще до первых столкновений с японцами на суше понял – Кондратенко его главная палочка-выручалочка, которая и должна была принести ему севастопольскую славу. В случае же афронта, все можно было свалить на начальника сухопутной обороны. В Порт-Артуре Кондратенко был единственным сухопутным начальником, которому полностью доверяли и к которому прислушивались все морские начальники – адмиралы Макаров, Витгефт, Ухтомский, Вирен и сам наместник Алексеев. Кондратенко умел соглашаться с некоторыми неудачными приказами Стесселя и Смирнова, но в главном был тверд, неумолим, и просто поступал по-своему. Чаще всего оказывался прав, а победителей не судят.
Итак, генерал Роман Исидорович Кондратенко. Хочу сразу привести высказывание знаменитого и уважаемого до сих пор военачальника генерала Драгомирова, который очень точно определяет сущность этого удивительного и практически забытого даже в военной среде талантливого русского полководца. «Прошел ты мимо меня скромным, хотя и способным работником, и я тебя не признал. Слава твоя неувядаема, но потеря невознаградима. Плачьте близкие и присные, плачь вся Россия, зане потеряла ты большого человека, которого скоро, может, и не наживешь».
Действительно, Кондратенко принадлежал к тому весьма распространенному на Руси типу национального героя, которого Лев Толстой гениально представил в романе «Война и мир» – капитана Тушина. Тихий, незаметный, безукоризненно честный и преданный делу службист в минуты роковые преображается в пусть неброского, но настоящего богатыря, который и сам являет собой пример истинного героизма, и ведет за собой миллионы. Не будь этих минут роковых, и наш герой мог бы так и уйти в мир иной неоцененным по заслугам, не раскрывшим полностью свой талант, дар Божий. В военной карьере, боевой биографии, не говоря уж об обыденной жизни, у Кондратенко не было и сотой доли скобелевского блеска и популярности. Но по делам своим, особенно главному – обороне Порт-Артура – он вполне сопоставим со Скобелевым, вполне национальный герой. К тому же Кондратенко в русской военной истории стал первым выдающимся военачальником из народа. Именно он открыл галерею великих полководцев-разночинцев, которую достойно завершит маршал Жуков.
Удивительно и то, что Кондратенко в отличие от своих многочисленных начальников и соперников до войны с Японией не имел никакого практического боевого опыта даже в должности обер-офицера. Не знал, что такое настоящий бой, не ходил в атаки, не бывал под настоящим огнем. И тем не менее. Родился в Тифлисе в семье отставного майора, выслужившего личное дворянство офицерским чином. Его многочисленное семейство проживало, едва сводя концы с концами на нищенскую пенсию. Будущий герой в детстве даже торговал водой на тифлисском рынке. Но у него был старший брат Елисей, получивший за казенный счет приличное образование, который вместе с женой взяли в опеку Романа, прошли с ним курс начальной школы и помогли устроиться на казенный счет в Полоцкую военную гимназию. Так началась его военная карьера. Роман, понимая свое положение, учился только отлично, окончил гимназию в числе лучших и опять же по совету брата поступил в Николаевское инженерное училище в Петербурге, в бывшем дворце Павла I. Елисей исходил из того, что профессия инженера всегда будет востребована, даже и вне армии. Но Роман вне армии себя уже не представлял. Училище тоже окончил в числе первых. Потом 1-й Саперный батальон на Кавказе и Николаевская инженерная академия в том же Михайловском замке. Тоже с отличием. И опять Кавказ, капитан и первые ордена по службе, ибо всегда слыл отличным офицером. Наконец, Николаевская академия Генерального штаба. Окончил по 1-му разряду, причислен в Генеральный штаб. 12 лет безупречной службы на различных штабных должностях от старшего адъютанта штаба корпуса до начальника штаба Уральской области. Подполковник.
Как всякий офицер Генштаба проходил обязательный войсковой ценз командования строевыми подразделениями. Именно тогда Роман Исидорович понял, что его место в строю. Его просто вдохновляла строевая служба, боевая подготовка, учения, маневры. Писал рапорты, и добился-таки назначения командиром 20-го стрелкового полка в Сувалках. Здесь помимо боевой подготовки всерьез занялся всеобщим и специальным образованием подчиненных в полковой, батальонных школах, на офицерских курсах. Полковник, сделавший свой полк лучшим в дивизии, корпусе.
И снова поворот в судьбе. На Дальнем Востоке начал решаться Дальневосточный вопрос, боевые действия против Китая, и Кондратенко запросился в горячую точку. Для начала попал в штаб Приамурского военного округа, получил чин генерал-майора и должность дежурного генерала в 1903 году, а через несколько месяцев назначен командиром 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады. Так очутился в Порт-Артуре. С началом войны бригада была развернута в дивизию в подчинении командиру 3-го Сибирского корпуса генерала Стесселя. Семья – жена и двое детей так и осталась на Большой земле. О том, как воевал Кондратенко, стал всеобщим любимцем и героем мы уже начали говорить и будем говорить еще. Сейчас же хочу сказать несколько слов о том, как его оценила страна. Погиб он, как и предполагал сам в Порт-Артуре 2 декабря 1904 года от прямого попадания 11-дюймового снаряда в каземат форта №II. Похоронен там же вместе с погибшими от этого взрыва самыми близкими соратниками, но уже осенью 1905 года высочайшим повелением тело героя было доставлено в Петербург для торжественного захоронения. Должен отметить, что столь торжественные похороны полководца русской императорской армии стали последними в ее истории.
Гроб с телом добирался из Одессы В Петербург больше недели. Одесса: «На пристани были построены полки одесского гарнизона и стояли линиями воспитанники одесских учебных заведений. Все возвышенности над портом и железнодорожная эстакада были усеяны тысячами народа…». Елизаветград: «Несмотря на ранний час и ливень, перрон был переполнен представителями ведомств и учреждений и массовой публики После панихиды и речи на гроб были возложены венки от кавалерийского училища, таганрогского пехотного и донского казачьего полков, от дворянства, земства, горожан и рабочих завода Эльворти». Кременчуг: «Встретить его собрались представители военного ведомства и города. Воспитанники гимназии и ученики реального училища. На гроб возложены венки от местного гарнизона, от граждан и учебных заведений». Полтава: «Здесь, где теперь поселилась его осиротевшая семья, у траурного вагона была отслужена панихида при большом стечении народа и присутствии делегаций». И далее Ромны, Минск, Луга. Наконец Петербург:
«С утра погода хмурилась. Петербуржцы массами сходились на Знаменской площади, на Невском проспекте и площади Лавры. На Николаевский вокзал и Невский монастырь пускали по билетам. К половине девятого на Знаменской площади уже собрались в пешем строю войска, которые стояли шпалерами кругом площади. От ворот вокзала протянулась линия кавалерии… Позади шпалеры войск тысячи народа. Им была занята вся площадь, начиная от церкви Знамения и далеко по Лиговке; все крыши, балконы и окна были заполнены народам. На тумбах, фонарных столбах, на пролетках у извозчиков, на империалах конок, даже колокольне Знаменской церкви – обнаженные головы. Все прилегающие по пути к Александро-Невской лавре улицы также запружены и во многих местах выстроены целые баррикады из множества народа… На большое расстояние растянулась траурная процессия: в то время, как первые были уже у ворот Лавры, замыкающие кортеж войска только выходили с вокзала. Венков возложено было на гроб Кондратенко около двухсот, серебряных, металлических. 84 и 64 венка из живых цветов.». При этом важно отметить, что всех этих людей никто не сгонял насильно на, так сказать, мероприятие. Все они пришли по зову сердца.
Государь император, с которым Кондратенко встречался всего три раз по выпуску из училища и академии, командования полком не забыл своего героя. На похоронах присутствовала вся императорская фамилия и кабинет министров. Приказ по венному ведомству гласил: «для сохранения навсегда в Русской армии памяти о беззаветной доблести, самоотвержении и высоким исполнением долга перед Царем и Родиной, проявленных бывшим начальником 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенантом Кондратенко, в период геройской обороны Порт-Артура, Государь Император Высочайше повелел соизволить 25-у Восточно-Сибирскому стрелковому полку именоваться впредь 25-м Восточно-Сибирским стрелковым генерал-лейтенанта Кондратенко полком».
В стране прошла неделя Кондратенко, в которую вся русская пресса откликнулась на это событие. Приведу лишь одну цитату самого знаменитого в то время публициста М .Меньшикова из газеты «Новое Время»: «убитый задолго до заключения мира, Кондратенко на всем протяжении войны является единственным, чьи мученические руки достойны были нести государственное наше знамя… Он имел редкое счастье передать в историю тот майорат военной чести, то неутомимое наследство славы, без которого вся она казалась расхищенной, промотанной, разоренной». Примерно так писали практически все газеты, несмотря ни их политическую окраску.
На смерть героя дружно отметилась и мировая общественность. Прежде всего, дань уважения отдали ему те, против кого он воевал. Японцы всегда знали цену истинному мужеству и героизму. «Впоследствии японцы узнали о смерти генерала Кондратенко и, как бы сочувствуя нашему герою, они в день похорон его в наш форт не стреляли», – пишет один из участников обороны крепости. Штурмовавший Порт-Артур генерал Ноги, потерявший под его стенами, не без участия Кондратенко, сыновей и несколько наследных принцев, почтил память достойного противника. Отметили смерть Кондратенко почти все японские газеты. Один английский корреспондент, не питавший к нам никаких симпатий, так оценил смерть Романа Исидоровича: «Это было величайшее несчастье, которое могло постигнуть Россию, так как со смертью этого доблестного и популярного человека дух сопротивления покинет гарнизон». По всему миру стали распространяться открытки с изображением Кондратенко в смертном саване на фоне погибших героев обороны. Франция прислала на могилу Кондратенко прекрасный барельеф, сделанный на деньги, собранные национальной подпиской.
Но вернемся к событиям середины лета 1904 года. Итак, к 17 июля Порт-Артур превратился в настоящую крепость, пусть и обложенную со всех сторон. Моральный дух гарнизона был чрезвычайно высок. Большинство артурцев всех родов войск и моряки были кадровыми воинами в возрасте до 30 лет, отличались крепким здоровьем, а, главное, уже побывавшие в боях. Японцев не боялись, так как били их уже не один раз. Особенно подтянул войска первый знаменитый приказ Кондратенко по войскам сухопутной обороны от 17 июля 1904 года.
«17 июля части войск 4-й и 7-й дивизий выдержали славный, но неравный бой с противником на передовых позициях. Нас было только 17 тысяч, а противник втрое сильнее – у него 50 тысяч, мы имели только полевую артиллерию, противник же имел, кроме полевой, еще осадную.
Теперь с отходом к крепости положение наше изменилось неизмеримо к лучшему – силы наши более чем удвоились; противник же, ослабленный предыдущими боями, едва ли мог значительно усилиться. Вместо скороспелых окопов, как то было на передовых позициях, мы имеем здесь преимущественно долговременные сооружения, обеспеченные со всех сторон от атаки; вместо тонких шрапнельных укрытий имеем во многих местах безопасные казематы и надежные блиндажи; кроме полевой артиллерии, имеем здесь сильную крепостную артиллерию, увеличенную многочисленными орудиями флота. Поэтому если с передовых позиций мы еще могли податься к крепости, то теперь мы имеем полную возможность отразить и уничтожить врага. Никакой штурм нам не может быть страшным, если мы решимся до конца выполнить данную нами присягу. Во время ночного штурма ни при каком случае не надо теряться: если случится где-либо частный прорыв противника между укреплениями, то таковой ровно ничего не значит, так как соседние форты обеспечены от атаки со всех сторон; против же прорыва у нас имеются всегда сильные резервы, которые успеют во-время опрокинуть врага и закрыть прорыв. Необходимо во что бы то ни стало держаться на своих местах до дневного света. С рассветом же наш страшный ружейный и пушечный огонь отгонит не только пятидесятитысячную, но и хотя бы стотысячную вражью силу, после чего войска крепости перейдут в наступление и добьют дерзкого врага…».
Отдавая этот приказ, Кондратенко чувствовал, что японцы вот-вот начнут наступать, но где. Японцы тоже сомневались, а пока уже на четвертый день после обложения крепости 18 июля начали установку осадных орудий. Наступать можно было на западе или в центре, но, по мнению Ноги там были самые сильные передовые позиции русских, да еще наиболее удаленные от крепости. Оставался самый близкий к крепости восток, но там Ноги смущали русские укрепления на горах Сяогушань и Дагушань. Несмотря на сотни лазутчиков, шпионов, Ноги весьма смутно представлял силы гарнизона, оценивая из примерно в 25 тысяч человек, а об укреплениях знал еще меньше. Единственно знал точно, что на Сяогушане и Дагушане у русских было не более 10 рот, команды разведчиков и 8 полевых орудий на открытых позициях.
Осадная армия генерал-лейтенанта Ноги, состоящая из трех дивизий, двух резервных пехотных бригад, одной артиллерийской, двух отрядов морской артиллерии и саперного батальона, не считая специальных войск, насчитывала 50 тысяч штыков и 400 орудий. Располагались войска в 6 – 8 верстах от русской оборонительной позиции: справа – 1-я дивизия, в центре – 9-я и на левом фланге – 11-я. Ноги все еще не принимал русских всерьез, но что-то его удерживало. Неизвестно, сколь бы продолжалось это выжидание, если бы не полученный категорический приказ главнокомандующего Маньчжурской армии. В нем маршал Ояма предлагал немедленно, не дожидаясь подкреплений, начать штурм крепости, ибо длительная осада исключала возможность использования армии Ноги в предстоящем Ляоянском сражении. Настало время сказать несколько слов о нашем главном противнике под Порт-Артуром генерале Ноги.
55-летний Марэсуке Ноги был, пожалуй, самым трагичным военачальником японской армии, хотя его послужной список мало чем отличался от его коллег, других командующих японскими армиями в Русско-японскую войну. Никаких особых замечаний по службе, но все время его преследовал какой-то злой рок.
Родился в семье самурая. В 20 лет добровольно поступил в армию и уже через 3 года получил чин майора по заслугам, а еще через год и подполковника во время гражданской войны. Блестящее начало карьеры, но именно тогда он умудрился потерять боевое знамя 14-го полка, что для самурая равноценно смерти. Тогда он в первый раз подумал о Саппуку (харакири). Но император, тоже в первый раз запретил, и Ноги был отправлен полковником в Европу, в Англию и Германию изучать тактику и стратегию европейцев. С началом Японо-китайской войны он генерал-майор командир пехотной бригады, с которой бесстрашным штурмом за один день взял в первый раз Порт-Артур. Генерал-лейтенант. Новоиспеченный барон, герой неожиданно назначается губернатором острова Формоза (Тайвань). Он уже счастливо женат имеет сыновей и отправляется на остров всей семьей. Оказался хорошим администратором. Но на семью обрушивается несчастье – свирепая малярия. От нее погибает мать Ноги, двое малолетних детей и он уходит в отставку.
С началом нашей войны император возвращает Ноги на службу и ставит во главе формирующейся 3-й армии. Кого же другого? Ведь армии поставлена задача взять Порт-Артур, а Ноги его уже брал. О том, как воевал Ноги, мы еще будем говорить, сейчас же хочу отметить злой рок, который продолжал преследовать его. В первых же сражениях под Вафангоу в составе 2-й армии генерала Оку погибает его старший сын, а сам Ноги будет безуспешно штурмовать Порт-Артур. В одном из штурмов погибнет и второй сын. Ноги все еще не пал духом. Маршал Ояма предложил снять Ноги с должности, но император лично запретил трогать Ноги. И он оправдал надежды микадо – взял-таки Порт-Артур. И сразу стал национальным героем. Потом успешно командовал армий в Мукденском сражении.
Но сам себя Ноги героем не считал. Особенно, когда узнал, что под Порт-Артуром потерял более 100 тысяч человек, а русские втрое меньше. На докладе императору заплакал и попросил разрешение на харакири. И опять получил отказ. На сей раз император попросил отложить этот священный для самурая шаг до времени своей смерти. После войны Ноги получил графский титул, все японские и многочисленные иностранные ордена, станет воспитателем будущего императора Хирохито. Но в 1913 году умирает император Мэйдзи, и даже Хирохито не сможет остановить Ноги. Вместе с женой он совершит-таки Сэппуку и навсегда останется в японской истории незабываемым героем, да еще и святым японской государственной церкви с храмом в его честь. Судите сами, завидная или нет судьба. Нам же важно отметить, что с профессиональной точки зрения он был военачальником весьма средних способностей, допустившим в ходе войны много досадных ошибок.
25 июля японцы, сосредоточив на северо-восточном фронте крепости осадную артиллерию, впервые открыли огонь по укрепления крепости и городу. Был воскресный день. На Базарной площади еще с утра собралось немногочисленное население, подходили строем войска, моряки Квантунского флотского экипажа.С прибытием Стесселя, Смирнова, Кондратенко, других генералов начался торжественный молебен об избавлении крепости «от труса, потопа, огня, меча и иноплеменной брани…». Гром выстрелов, визг и разрывы снарядов по случайности совпали с пением молитв и звуками «Коль славен». Впечатление было настолько сильным, что, несмотря на черные султаны разрывов, присутствующие как бы замерли в восторженном благоговении. Только крики и стоны раненых вывели людей из оцепенения. Смешались картузы мастеровых, бескозырки, фуражки, женские платки и шляпки. Через несколько минут площадь опустела, но японцы продолжали методический обстрел. Скоро огонь в городе несколько стих. Хотя на внутреннем рейде и по периметру рубежей обороны возникали всполохи разрывов, спокойствие постепенно возвращалось в осажденную крепость. Засуетились санитары, быстро строились во взводные колонны солдаты и прямо в праздничном обмундировании уходили на крепостные верки. В парадной форме прибыл на свой командный пункт и генерал Кондратенко.
Одновременно с бомбардировкой города японцы открыли сильный огонь по Дагушаню и Сяогушаню. Эти горные массивы с крутыми обрывистыми скатами, казалось, самой природой превращены в неприступные редуты. Кондратенко знал, что с гор хорошо просматривается тыл японской армии. Что именно поэтому там установлены наблюдательные посты для корректировки стрельбы корабельной и крепостной артиллерии. Но знал и то, что укрепления на горах успели возвести только полевого типа. А против артиллерийского огня траншеи с проволочными заграждениями защита слабая. Главное же, так и не успели зарыть 6 орудий на Дагушане и 2 орудия на Сяогушане. Эти орудия теперь на открытых позициях, подвергались безжалостному расстрелу.
Оставалась слабая надежда на пехоту. Точнее – на те резервы, которые можно было в критический момент подвезти на передовые позиции, ибо рассчитывать на длительное сопротивление 8 дагушанских и 6 сяогушанских рот не приходилось. Слишком велико было преимущество японцев; уже из первых разведданных было ясно, что против трех русских батальонов Ноги бросил всю 11-ю дивизию. Вся надежда была на сибиряков. И сибиряки не подвели. Когда в седьмом часу вечера японцы поднялись в атаку, ожили, казалось, окончательно разрушенные блиндажи и траншеи Дагушаня, загрохотал Сяогушань. Поредевшие гарнизоны мужественно встретили врага, обрушив на него град пуль, а то и просто камней. Японцы с большими потерями заняли только передовую траншею, но, поражаемые огнем в упор и штыками не выдержали и побежали.
С получением первых известий о прекращении огня Кондратенко поспешил за резервами. Однако в штабе крепости никого не было, Стессель сославшись на недомогание уехал домой. А взявший бразды правления Смирнов ни и каких резервах не думал. Он почему-то считал, что сил у оборонявшихся больше, чем достаточно. С трудом удалось уговорить его обратиться к морякам за огневой поддержкой на случай будущих атак.
26 июля бомбардировка города, порта, передовых позиций возобновилась. Положение на горах становилось угрожающим. К счастью, к 11 часам в бухту Тахэ вошли крейсер «Новик», канонерки «Бобр» и «Гремящий», а также 7 миноносцев. Сначала они своим огнем смели японцев со скатов гор. Затем перенесли огонь на батареи противника. Атака захлебнулась и не возобновлялась до тех пор, пока появившиеся японские броненосец и 4 крейсера невынудили русские корабли отступить. В который раз поднялась в атаку японская пехота. И в который раз откатывалась назад. Сибирякам даже стало казаться, что в атаку встают мертвые, настолько быстро вместо разбитых цепей поднимались новые. В середине дня японцы наконец поднялись на вершину горы Дагушань и ворвались на артиллерийские позиции. Здесь они в полной мере познали, что такое русская штыковая атака. Бросившиеся на выручку артиллеристам стрелки буквально смахнули японцев с вершины. В рукопашную поднялись и оставшиеся в тылу у японцев разведчики охотничьей команды. Но и наши потери были велики. К вечеру на Дагушане оставалось чуть больше роты стрелков да кучка артиллеристов. Люди были настолько утомлены, что засыпали среди неубранных тел врагов и своих товарищей. В эти нелегкие часы Кондратенко дважды просил у Смирнова подкреплений, и дважды получал отказ. Ночью японцы еще два раза пытались атаковать позиции на Дагушане, но дневные неудачи настолько сломили их, что попытки были очень робкими. А у нас на разрушенных позициях оставалось менее сотни бойцов. Кондратенко понял, что у него осталось бойцов только на то, чтобы вынести с поля боя раненых и приказал уходить с Дагушаня.
Кондратенко опять запросил, хотя бы две-три роты из общего резерва, хотя не сомневался – Фок ничего не даст Смирнову. Да тот и не просил. Японцы же развернули на Дагушане полевую артиллерию и начали с рассветом расстреливать в упор наши позиции на Сяогушане. Мы били по нашим бывшим позициям из крепостных орудий. Кондратенко напрямую обратился к генералу Белому. Несколько раз японцы предпринимали совсем робкие атаки, но были отбиты пристрелянным огнем. Дело шло к вечеру и Кондратенко принимает единственно правильное решение – оставить и Сяогушань. Уже в темноте в штаб крепости Смирнову пришла его депеша: «Дагушань сильно обстреляна нашей артиллерией, но обратно занять ее вряд ли возможно, ввиду большого скопления японцев в деревнях около Дагушаня. Сяогушань занята тремя ротами. Одно орудие лопнуло, у другого нет снарядов; подвоз снарядов невозможен, так как дорога обстреливается со стороны побережья, куда уже подобрались японцы и таким образом массами окружили Сяогушань. Полагал бы до рассвета увести роты в крепость, чтобы их сохранить». Ответ пришел незамедлительно, но лучше бы его не было. Смирнов приказал не только обороняться, но утром следующего дня отбить Дагушань. Полководец! Кто знает, чем бы все кончилось, если бы около часу ночи японцы непошли на штурм сразу несколькими полками. Кондратенко не стал испытывать судьбу и отвел остатки наших войск в крепость. Отходили с боем, который превратился в схватки отдельных групп и одиночных солдат. Кондратенко поддержал в пику Смирнову появившийся на командном пункте Стессель, и Смирнов принял наш отход, как разумную необходимость. Позже выяснилось , что за трое суток боев мы потеряли 450 солдат и офицеров, а потери японцев приближались к 1500 человек. Стессель считал это своей победой. А Ноги зализывал раны, удивлялся таким потерям и не прочь был провести перегруппировку своих войск. Ему никто не перечил, так как развернулись неожиданные события на море.
Бомбардировки последних дней подтолкнули наконец к действию артурскую эскадру. Офицеры, жаждавшие активных действий, открыто говорили в Морском собрании: «Небось теперь поймут, что артурский бассейн – это могила эскадры…» «…могила – еще ничего. А вот если преждевременная смерть, а затем воскресение под японским флагом? Вот это уже хуже…».
Со времени последнего выхода, 16 июня, прошло более месяца, а на флоте ничего не изменилось. Продолжался обмен телеграммами между наместником и командующим эскадрой. Алексеев не переставал приказывать при первой же возможности выходить в море и прорываться во Владивосток. Витгефт под различными предлогами выход откладывал, а в одной телеграмме прямо написал: «Не считаю себя способным флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости по мере разумения и совести до прибытия командующего флотом…».
После этого Алексееву стало окончательно ясно, что без категорического приказа Витгефт так и не решиться на прорыв. Флот же надо было спасать. 18 июля он потребовал: «Принимая во внимание, что поддержка Артура может быть оказана не ранее сентября и что Балтийская эскадра может прибыть сюда только в декабре, для артурской эскадры не может быть другого решения, как напрячь все усилия и энергию и, очистив себе проход через неприятельские препятствия, выйти в открытое море и проложить себе путь во Владивосток, избегая боя, если позволят обстоятельства».
Но Витгефт опять молчал. Последнюю телеграмму он получил в первый день бомбардировки, которая гласила: «Вновь подтверждаю… К неуклонному исполнению. Вывести эскадру из Порт-Артура… невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости лягут неизгладимым пятном на честь родного флота и Андреевский флаг. Настоящую телеграмму сделать известной всем адмиралам и командирам».
Дальше тянуть было невозможно, тем более что бомбардировка порта и внутренней гавани прошла с потерями. Получили незначительные повреждения броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан». Едва затихла стрельба, Витгефт собрал на «Цесаревиче» последнее совещание. Объявив флагманам волю царя и приказ наместника, он назначил выход на 28 июля. В тот же день приказ был разослан по всем кораблям. Удивительно еще и то, что указаний, как вести бой при встрече с противником, адмирал не дал, сказав, что он будет пользоваться инструкциями выработанными в свое время еще адмиралом Макаровым. Главную же мысль всей операции озвучил в конце совещания: «Кто может, тот и прорвется, никого не ждать, даже не спасать, не задерживаясь из-за этого; в случае невозможности продолжить путь, выкидываться на берег, а судно топить и взрывать; если же не представится возможности продолжить путь, а представится возможным дойти до нейтрального порта, то заходить в нейтральный порт, даже если бы пришлось разоружиться, но никоим образом в Артур не возвращаться, и только совершенно подбитый под Порт-Артуром корабль, безусловно не могущий следовать далее, волей-неволей возвращается в Артур». Не как можно было с такими указаниями на что-то рассчитывать? Одно слово – ужасно!
В ночь на 28 июля корабли, назначенные на прорыв, полностью приняли топливо, запасы продовольствия и боеприпасы. В это час всеобщего подъема на кораблях раздавались возгласы: «Давно бы так!.. Молодчага Витгефт!»
28 июля в 8 часов 30 минут утра на «Цесаревиче» был поднят сигнал: «Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток». Эскадра вслед за тралящим караваном вышла в море. Впереди с отрядом из восьми миноносцев шел лучший наш крейсер «Новик», за ним броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь». «Полтава». Дальше крейсера «Аскольд», «Диана», «Паллада». Замыкало строй кильватера госпитальное судно «Магнолия».
В 10 часов 30 минут тралящий караван был отпущен домой, а через час в поле видимости появились главные силы японцев: четыре броненосца шесть броненосных крейсеров. Адмирал Того был заранее извещен, какие русские корабли вышли в море и каким курсом идет эскадра. Конечно, надеяться нам на то, что удастся без боя осуществить прорыв, было просто не реально, но в неизбежно сражении Витгефт все-таки имел шансы на успех. Силы противоборствующих сторон были примерно равны6 Мы имели превосходство в артиллерии главного калибра, а японцы в скорости хода кораблей надо было только подготовить досконально всю тактику ведения морского боя, управление эскадрой в непредвиденных обстоятельствах для прорыва именно всей эскадры. Но у нас был главным не Макаров, а Витгефт и это объясняло многое, если не все. К тому же, как показали дальнейшие события, «непобедимый Того», тоже оказался далеко не безупречен.
Русская эскадра, несколько перестроившись, продолжала двигаться вперед. Крейсер «Новик» перешел в конец кильватера, так как появились вспомогательные отряды японской эскадры. Главные силы японцев старались перерезать курс нашим кораблям, остальные отряды, по 3-4 крейсера, шли с нами параллельными курсами, постепенно окружая их. Свободным оставался только путь в Порт-Артур. Своим маневром Того просто предлагал повторить действия нашей эскадры 10 июня.
В половине первого с расстояния 70-80 кабельтовых японцы открыли огонь. Мы ответили. Завязалась перестрелка. Желай уйти от охвата и проскочить мимо главного японского отряда, Витгеф изменил курс влево. Он все-таки прорывался во Владивосток, но не учел важнейших правил морского боя. Этим маневром он вывел противника на контркурсы, чем явно ухудшил возможности стрельбы с наших кораблей., ибо японцы шли против солнца под острым углом. Да, это не Макаров!
Витгефт потерял преимущество в артиллерии. Но и Того после расхождения на контркурсах запоздал с разворотом. В результате наша эскадра оторвалась от противника, и в 13 часов 30 минут огонь прекратился. Японцы устремились в погоню, и, несмотря на преимущество в скорости, ни один из них ближе 70 кабельтовых к нашей эскадре не приблизился. Вновь начался огневой бой. И вновь Того допусти грубые ошибки в маневрировании и упустил Витгефта. Наши корабли прорвались в открытое море и в двух кильватерных колоннах уходили к Корейскому проливу. Того их преследовал в надежде на чудо, и оно произошло. В официальной истории читаем:
«Около 15 часов Витгефт запросил у командиров своих кораблей сведения о повреждениях. Ответы были благоприятные6 корабли в вооружении существенных потерь и повреждений не имели. Так как адмирал Того имел явное намерение снова вступит в бой, Витгефт со своим штабом провел совещание, на котором обсуждался вопрос о том, как выгоднее вести сражение. Мнение большинства офицеров сводилось к тому, чтобы развернуться строем фронта и уходить, оставляя главные силы противника за собой. При этом варианте японцы теряли свое преимущество в скорости хода и силе артиллерийского огня».
Витгефт, всегда поступавший по мнению большинства на этот единственный раз не согласился, проявил, как раз неуместную самостоятельность, собственно, приведшую к катастрофе эскадры. Не понятно, бес что ли его попутал. Но скорее просто обычная неуверенность.
«Вигефт не согласился с этим предложением, решив, пока не наступила темнота, принять кратковременный бой с противником на дальних дистанциях. Он надеялся, что корабли эскадры не пострадают настолько, чтобы не дойти до Владивостока. После наступления темноты он предполагал оторваться от неприятеля и выполнить поставленную перед ним боевую задачу. Следовательно, Витгефт не предпринял ничего, что могло бы задержать японцев и затруднить им погоню, хотя такая возможность и была6 адмирал имел в своем распоряжении семь миноносцев, которые мог использовать для минной атаки главных сил противника». Какие тут нужны комментарии? Не использует Витгефт миноносцы и в ходе боя. А у японцев уже серьезные повреждения получили броненосец «Миказа» и броненосный крейсер «Ниссин».
Второй бой начался около пяти часов вечера с расстояния в 40 кабельтовых. Первой открыла огонь отставшая от всех «Полтава». За ней вступил в бой остальные наши корабли, сосредоточив огонь на японском флагмане. Японцы также вели огонь в основном по «Цесаревичу». В 5 часов 30 минут 12-дюймовый снаряд с «Ретвизана» попал в башню японского флагмана «Миказа». Получивший еще в предыдущем бою серьезные повреждения, тот отвернул и с трудом вернулся на прежний курс. И здесь так необходимая нам удача отвернулась от русских моряков: крупнокалиберный снаряд разорвался в центре фок-мачты «Цесаревича». Командный мостик заволокло дымом. Витгефт был разорван на частит. С ним погибли флагманский штурман лейтенант Азарьев, флаг офицер мичман Эллис и несколько матросов. Остальные, находившиеся на мостике и близи него получили серьезные ранения. Среди них был начальник штаба контр-адмирал Матусевич. Оставшийся в живых командир «Цесаревича» капитан 1-го ранга Н.М. Иванов, находившийся в момент взрыва в боевой рубке, умышленно не подавая сигнала о гибели Витгефта, повел эскадру. Но через несколько минут еще один снаряд попал в боевую рубку. Погибли все там находившиеся. Был поврежден рулевой привод и привод управления. Потерявший управление броненосец стал описывать циркуляцию. А поскольку сигналов с флагмана не поступало, то корабли стали повторять его маневр. Положение спас старший лейтенант В.К Пилкин, который сумел-таки перевести боевой управление в центральный пост. Этот будущий контр-адмирал ближайших друг будущего великого полководца первой мировой войны генерала Н.Н. Юденича при его походе на Петроград и далее до последних дней Юденича в эмиграции станет одним из многих героев морских офицеров нашей войны. Кстати, Юденич тоже прославится в войне с японцами, став одним из лучших командиров полков. Командование принял на себя старший офицер броненосца капитан 2-го ранга Д.П. Шумов, который немедленно поднимает сигнал по эскадре, что командование переходит к младшему флагману контр-адмиралу Ухтомскому.
Решающий момент сражения, ставший роковым для нашей эскадры. Поняв наконец, что «Цесаревич неуправляем, наши корабли стали ложиться на прежний курс. Строй эскадры нарушился. Инициатива полностью перешла к японцам. В эту минуту решительно и самоотверженно действовал командир «Ретвизана» капитан 1-го ранга Э.Н. Шенснович тоже герой этой войны и будущий вице-адмирал. Желая помочь эскадре выровнять строй и восстановить боевой порядок, он дал броненосцу полный ход и бросил его на таран одного из кораблей японской эскадры. «Ретвизан» принял на себя сосредоточенный огонь всех японских кораблей. Когда он уже приблизился менее чем на 12 кабельтовых к противнику, Шенснович был ранен. Так и не осуществив своего маневра, «Ретвизан» отвернул.
Броненосцы и крейсера продолжали маневрировать, не прекращая отстреливаться, пока контр-адмирал П.П. Ухтомский не разглядел на «Цесаревиче сигнал: «адмирал передает начальство…». Не придумав ничего лучшего, он повернул в Артур, выбросив свой командный сигнал: «Следовать за мной». За ним пошли броненосцы «Ретвизан». «Севастополь», «Полтава», «Победа».
Много позже стала известна судьба остальных кораблей. В разгар боя командир отряда крейсеров контр-адмирал Н.К.Реценштейн, державший флаг на «Аскольде», помня приказ прорываться любой ценой, поднял сигнал: «Крейсерам следовать за мной». Развив скорость до 22 узлов, он пошел на прорыв. За ним устремились «Новик», «Диана», «Паллада». Последние не могли дать скорости равной «Аскольду» и скоро отстали. Несмотря на ураганный огонь с японских кораблей, «Аскольд» и «Новик» прорвали кольцо и ушли. «Диана» и «Паллада» присоединились к уходящим в Артур броненосцам. Ночью эскадра разделилась еще раз. Командиры броненосца «Цесаревич», крейсера «Диана» и четырех миноносцев повернули в море, решив все-таки двигаться во Владивосток. «Цесаревич дошел до арендуемого Россией порта Циндао, «Диана» пришла в Сайгон, а «Аскольд» в Шанхай.
Крейсер «Новик» отстал от «Аскольда», получив пробоину ниже ватерлинии. Для следования во Владивосток не хватало топлива. Командиру крейсера капитану 2-го ранга М.Ф. Шульцу пришлось заходить в Циндао. Но там «Новик» не остался. Приняв на борт 250 тонн угля, он ночью, без огней вышел из порта и взял курс на север. Японию крейсер обошел с востока. И опять ему не хватило угля. Уже 7 августа крейсер зашел в Корсаковский порт на Сахалине. В тот же день его быстроходный японский крейсер «Цусима». Завязался бой, который складывался в нашу пользу. Шульца беспокоила только еще одна пробоина ниже ватерлинии, которую он надеялся ночью заделать. «Цусима» же,сильно накренившись, отступила. Но тут ей на помощь подошли корабли противоминного отряда японцев. У «Новика» шансов не осталось. Командир крейсера, не желая спускать флага перед противником, затопил его в тот же день.Экипаж сошел на берег порта Корсаков. Кстати, за бой 28 июля только моряки крейсера «Новик» будут награждены. Капитан 2-го ранга Шульц получит орден Св. Георгия 4-го класса
Вот что значит на флоте отсутствие настоящего флагмана, флотоводца Порт-Артурская эскадра пропадала, имея таких прекрасных офицеров и матросов. В официальной истории читаем: «В сражении офицеры и матросы Порт-Артурской эскадры, сражаясь с сильным противником, не посрамили боевых традиций русского флота. Команды «Варяга», «Страшного» и «Стерегущего», показавшие в начале войны невиданное упорство в бою, служили примером. Моряки вели себя в бою стойко. Комендор с крейсера «Паллада» Роман Булгаков не прекращал огня из своего орудия, несмотря на тяжелую рану в бок, которую он скрывал от товарищей до самого конца боя. Матрос Никифоров продежурил всю ночь у орудия с осколком в боку. Когда на «Полтаве» заклинило орудие, комендор Давыдов вышел из-за укрытия, и не обращая внимания на падающие кругом осколки, спокойно действовал разрядником. Комендор Галатов и гальванер Темников, оставшись невредимыми в башне, перевели ее на ручное управление и до конца боя вели огонь по броненосцам противника». Им бы еще адмирала Макарова.
57-летний контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт возможно только и-за своей трагической судьбе оставил весьма небольшой след в истории русского флота.
Родился в Одессе в семье морского офицера. Далее обычная карьера – морской корпус, гардемарин, кругосветное путешествие, мичман. В Русско-турецкую войну окончил курсы в Минном офицерском классе. Всего год командовал канонерской лодкой «Гроза», а потом по году командовал легкими минными крейсерами «Воевода» и «Наездник». Стал капитаном 1-го ранга и уже на Дальнем Востоке получил в командование крейсер «Дмитрий Донской». Боевой морской практики практически не имел, но Витгефта заметил наместник адмирал Алексеев за его толковые доклады по минному делу и применению подводных лодок. Так он был причислен к морским штабистам, а с получением контр-адмирала стал начальником морского штаба наместника на Дальнем Востоке. У командующего флотом Старка, потом Макарова были свои начальники штаба. Витгефт сначала отметился созданием весьма неудачного плана морской войны с Японией, а после гибели Макарова наместник оставит его в Порт-Артуре временно старшим морским начальником, исполняющим обязанности командующего Тихоокеанской эскадрой, флагманом до прибытия на эскадру нового командующего вице-адмирала Н.И. Скрыдлова. Новый командующий Скрыдлов успеет добраться только до Владивостока, и Витгефт останется фактическим главным флотоводцем в Порт-Артуре.
Флотоводцем, конечно, он не был, а просто оказался не на своем месте в столь серьезное военное время. Как и Стессель. Но в отличии от Стесселя понимал свои способности, вернее неспособности занимаемой должности и не скрывал этого даже от подчиненных. Об этом знала вся эскадра, гарнизон Порт-Артура, в Маньчжурской армии, да и в Петербурге. Лично безусловно храбрый, порядочный офицер, способный штабист, но не флотоводец. А эта ноша намного тяжелее ноши полководца. Куропаткин тоже был отличным штабистом, но никчемным полководцем. Правда, сам так не думал Витгефт так думал и знал. Его судьба – настоящая трагедия, но погиб он все-таки, как гибнут настоящие морские офицеры – на боевом посту, или на морском дне вместе с тонущем кораблем.
Уведомить Владивостокский отряд о выходе Порт-Артурской эскадры на прорыв был послан в Чифу миноносец «Решительный». Послав нужную телеграмму во Владивосток командир миноносца лейтенант М.С. Рощаковский из-за невозможности дальнейшего хода приготовил миноносец к взрыву как раз тогда, когда в порт вошли два японских миноносца и потребовали сдачи судна. Рощаковский отказался. Японцы ворвались на миноносец, пытаясь поднять на нем свой флаг. В рукопашной схватке, возникшей на борту, русские моряки не уступили потеряв убитым одного человека и ранеными около дюжины, японцы сбежали с корабля. Миноносец Рощаковский взорвал. Однако телеграф сделал свое дело. Владивостокский отряд в составе крейсеров «Россия», «Громобой» и «Рюрик» под командой адмирала К.П. Иессена на «России» вышла навстречу Витгефту. Задача у этих слабо бронированных, легких крейсеров была только вспомогательной для помощи основным силам.
В Корейском проливе русские крейсера ждал отряд адмирала Камимуры – 6 бронированных крейсеров и несколько миноносцев – которому Того приказал преградить русским путь в Желтое море. На рассвете 1 августа противник встретились. Скажем сразу шансов выиграть бой у Иессена по всем объективным показателям практически не было. Японские крейсера просто расстреливали наши легкие корабли. От сосредоточенного огня первым получил тяжелые повреждения «Рюрик». Особенно тяжелый характер носили пробоины в кормовой части и повреждение руля. Более трех часов «Россия» и «Громобой» прикрывали раненого «Рюрика», давая ему возможность исправит повреждения, но с каждым часом и их положение становилось все более критичным. Оставаться около поврежденного крейсера означало одно – погубить весь отряд Потеряв половину офицеров и четверть нижних чинов, подбитые «Россия» и «Громобой» повернули во Владивосток, рассчитывая увести японскую эскадру от израненного «Рюрика». Камимура действительно пошел за русскими крейсерами, но оставил два своих крейсера – «Нанива» и «Такачиха» – добивать «Рюрик». Японский адмирал рассчитывал догнать русских, прижать их к корейскому берегу и уничтожить артиллерий и атаками миноносцев. Однако, обладая более чем двукратным преимуществом в силах, он проявил непонятную нерешительность, запутался и в 10 часов прекратил преследование.
Тем временем «Рюрик» продолжал борьбу с двумя крейсерами и миноносцами. Слабо бронированный, с парусным вооружением корабль пять часов вел непрерывный бой. Стреляя из двух уцелевших орудий, со сбитыми мачтами и поврежденным рулем, он несколько раз сам переходил в наступление, пытаясь расчистить себе путь. Но вот замолкли последние пушки. На «Рюрике» выбыла из строя половина экипажа. Из 22 офицеров в живых осталось только 7. Умерли от ран командир корабля капитан 1-го ранга Е.А. Трусов и старший офицер капитан 2-го ранга М.М. Холодовский… А на горизонте показались возвращавшиеся крейсера Камимуры. Чтобы судно не досталось неприятелю, принявший на себя командование лейтенант К.П. Иванов Тринадцатый приказал открыть кингстоны. Японцы подбирали с воды оставшихся в живых членов экипажа.
Так закончились последние морские сражения 1-й русской Дальневосточной эскадры. По возвращению в Порт-Артур на совещании флагманов и командиров кораблей первого ранга было принято решение: прекратить попытки прорыва во Владивосток, броненосцам оказывать поддержку сухопутному фронту артиллерийским огнем, малые силы использовать для постановки мин, артиллерию малого и среднего калибров вместе с личным составом передать на форты.
7 августа Ухтомский доложил Алексееву телеграммой, что передает с кораблей на берег часть артиллерии и использует все оставшиеся силы для укрепления сухопутной обороны.
Удивительно другое. Японцы из сражения в Желтом море и Корейском проливе вышли весьма потрепанными. Особенно сильно пострадал флагманский броненосец «Миказа». Потери на нем составили 32 убитых и более 100 раненых, что почти в два раза превышало потери «Цесаревича». К концу сражения на нем стреляла только одна 6-дюймовая пушка. Кормовые части броненосцев «Асахи» и «Шикошима» были так разворочены, что броненосцы практически вышли из строя. В бронированный крейсер «Кассуга» попало три тяжелых снаряда, принеся серьезные повреждения. Два попадания получил броненосец «Чен-Ин». Серьезно пострадали крейсера «Ниссин», на нем 16 убитых и более 30 раненых, и «Якумо», внутри которого разорвался снаряд, убив 22 человека и произвел большие разрушения. На кораблях Камимуры, даже по японским данным, было 44 убитых и более 100 раненых, а по другим источникам только на одном крейсере «Ивите» выбыло из строя 70 человек. Флагманский крейсер эскадры Камитмуры получил до 20 пробоин.
Участник сражения лейтенант Сакура писал: «В этом генеральном сражении, если можно так назвать его, наши суда пострадали весьма серьезно; не было ни одного, которое не имело бы пробоин и следствием их крена».
Наконец, главное, что более всего удручает. Уровень военно-морского искусства японского флота, показанный им в боях, по-прежнему оставался невысок. Флагманы и командиры кораблей японских эскадр оставались слабы в тактике. Разбитые на отряды японские силы действовали разрозненно, без какого-либо взаимодействия, не решаясь, за исключением первого отряда, приблизиться к русской эскадре даже на расстояние выстрела и оставались по сути дела,зрителями на всем протяжении боя. Сам «непобедимый Того» в очередной раз оскандалился, так и не сумев провести грамотно ни одного маневра. Имея больший эскадренный ход, он дважды умудрился потерять боевое соприкосновение с русской эскадрой. Не смог Того правильно оценить и использовать благоприятную обстановку, сложившуюся после выхода из строя «Цесаревича» и расстройства боевых порядков русской эскадры.
Только бездарность и нерешительность адмиралов Витгефта и Ухтомского позволили японцам выйти победителями в этом сражении. Как же обидно!
1-я Тихоокеанская эскадра, бывшая к началу войны ненамного слабее японского флота, через полгода боевых действий, потеряв один броненосец из семи и несколько малых кораблей, перестала существовать, как организованная морская сила. Это во многом определит ход дальнейших событий не только под Порт-Артуром, но всей войны, которая разгорелась с настоящей силой.