…Как-то так получилось, но в нашем селе не принято было растить сады. Редко в каком огороде стояли яблони, а если они были, то больше дикуши. Шел мужик из леса, увидал чудное дерево, выкопал и приткнул где-нибудь в уголочке на своем огороде. Сколько не жди, кроме кислятины, ничего не дождешься.
По огородам все больше огурцов, капусты, свеклы, моркови да лука. То, что в семье пригодится зимой, а уж о баловстве речи не велось. Яблоню сажать – только землю занимать.
Но праздник, да еще что ни наесть яблочный, встречать нужно. Не просто встречать, а как подобает: с пирогами, с печеными яблоками и свежими, чтобы на всех хватило на целый день.
И они были – пироги, печеные яблоки, свежие тоже. На последние деньги, но покупались. В самой бедной избе в день яблочного Спаса стоял духмяный садовый запах. С ним столько было приключений!
Накануне праздника взрослые, проводив стадо, ни свет, ни заря поджидали дурновских девок. Красавицы были, особенно старшая – широкие глаза, румянец во все лицо, тяжелая русая коса.
Они появлялись все равно неожиданно. Неторопливо шли по улице, несли тяжелые кошелки, а в них – большие яблоки, необычно желтого цвета, про вкус и говорить нечего. Ешь – забываешь все на свете. Таких теперь нет, таких теперь уже не попробуешь.
Какого сорта, никто не знал, да и сами девчата-коробейники вряд ли могли сказать. Их так все и звали у нас – дурновские.
Пока ребятишки по домам спали, родители, накупив дурновских яблок, прятали их по разным углам, чтобы мы, проснувшись, не съели раньше времени. Только завтра, только в яблочный Спас, только непременно, чтобы за общим семейным столом шло разговение. До этого все было можно есть – огурцы, малину, лук, смородину, но яблоки – ни-ни. Грех.
Взрослые, попрятав яблоки в сапоги, в сено, распихивали их по чуланам, заворачивали в разное тряпье и уходили спокойно на работу.
Вот тут-то и начиналась потеха: со всех домов на улицу выбегали ребятишки с яблоками в руках и, не боясь греха, ели их, показывали другим, хвалились, чьи слаще, а наевшись, кидались ими друг в друга, будто и не яблоки это вовсе, и не купленные они совсем, а вот только что сорванные в своем саду, и их еще видимо-невидимо.
Нет, покидались на завтра яблоки тоже, да только родители, вернувшись с работ, не могли догадаться, каким образом дети о яблоках узнали. А запах-то, запах! Он на след наведет, а навел – держись запас.
Хитрили, скорее всего, но не бранились родители, не драли за чубы. Что ж, съели, так съели – завтра праздника не будет.
А праздник наступал, и уже не взрослые, а мы, собираясь стайками, уходили к Кишкиной, маленькой продолговатой березовой рощице, и поджидали, когда же на елизарьевской дороге появятся два интересных путника.
Интересны они были тем, что представляли собой необычную картину – бородатый дед и его дочь, уродливая, горбатенькая, несли, когда в мешках, когда в лукошках, яблоки, к нам, на продажу. Дед потом вместе с дочерью напивались, и наши местные бабы подбирали рассыпанные ими же деньги, вырученные от продажи, и засовывали им в карманы.
Теперь каждому из нас предстояло подвести к своим домам елизарьевских садоводов, это что под Дивеевом. Они не сопротивлялись, подолгу простаивали под окнами и, скорее по счету, чем по весу, отсыпали яблоки в подставленные фартуки, кепки, сита. А мы только приглядывались и спорили потом, кому яблоки достались лучше – не червивые, красные, крупные, сладкие.
И опять дома наполнялись садовым запахом, шумом, веселым говором, а после службы в церкви то тут, то там разлетались по селу песни. Звучали гармошки, и далеко за полночь спешили одна за другой девичьи частушки то в дивеевскую, то в балыковскую, то в саровскую стороны, да и в дурновскую тоже.