Господь указал Надежде Плевицкой тот благословленный путь, который не был так щедро указан до нее ни одной русской душе. На заре ушедшего века она, простая крестьянка, «принесла из русской глубинки в столицу и впервые подняла на величайшую высоту – душу России – народную песню» (И.Ракша).
Ее репертуар состоял в основном из курских напевов с замечательными стихотворными текстами. Это о них – о курско-белгородских песнях, высоко отозвался в годы расцвета своих творческих сил выдающийся русский композитор, земляк певицы Георгий Васильевич Свиридов: «В моей кантате «Курские песни» – аранжировка семи старинных народных песен, записанных от певцов нынешней Курской и Белгородской областей. Я думаю им по 400-500 лет! Это изумительные алмазы народного творчества, свидетельство высокой музыкальной культуры наших предков…» Эти слова Георгия Васильевича я записал на магнитофонную ленту 14 января 1986 года в его московской квартире. Тогда я не мог расспросить композитора о его выдающейся землячке, я мало что знал о Плевицкой, ее имя было вычеркнуто из всех музыковедческих изданий еще в 20-х годах прошлого века, когда певица эмигрировала на Запад вместе в остатками белой армии после ее разгрома в Крыму.
Такого крупнейшего композитора и музыканта, глубокого знатока истории и культуры России, каким являлся Георгий Васильевич, не могло не волновать судьба и талант Надежды Плевицкой, ставшей феноменальным явлением в русском народном музыкальном творчестве. И вот, после смерти композитора, в его многочисленных тетрадях с записями разных лет обнаружились скупые сточки: «Моя землячка Надежда Плевицкая… она хорошо знала курские песни и пела их здорово!» Надеемся, что исследователям творческого наследия Свиридова удастся обнаружить более подробные высказывания мастера о Надежде Васильевне.
Чудом сохранился рисунок крестьянской избы, в которой родилась Надежда – 12-ый ребенок в семье Акулины и Василия Винниковых. Дежкой прозвала ее мать. Звучит озорно, загадочно, не по-деревенски. А изба как изба тысяч и тысяч крестьян того времени. Как-то печально глядеть на нее:
«Жили мы дружно, и слово родителей для нас было закон. За стол, не помывши руки и Богу не помолясь, не садились»,– напишет потом о своем детстве и родительском доме, будучи уже в Париже, Надежда Васильевна. Это здесь родила Россия великую певицу от своего горя и себе в утешение; это здесь сердце ее с детства внимало чистым звукам народных песен; это здесь душа ее умудрялась крестьянской жизнью и опытом.
Вся поющая Россия вышла из подобных крестьянских изб. Наши русские песни – избяные песни. У меня есть маленький фильм, он так и называется «Избяные песни». Вросшая в землю по окошко русская крестьянская изба, по выражению Михаила Пришвина «испокон веков взращивала в своей колыбели даровитых сынов и дочерей, неиссякаемо пополняла чистыми ручейками широкий поток отечественной культуры…» И этот короткометражный фильм, снятый в селах белгородской области, стал первым толчком к поиску темы и героя для большой работы о русской песне и песенниках. Шло время, а я все сидел на короткометражках: «Тимоня», «Вот вспыхнуло утро» (Курская тематика). Теперь я понимаю: это удача, что я прошел школу освоения «песенного киножанра» на коротких киноновеллах. Без опыта подобного мои дерзновения на «полновесное полотно» оказались бы заурядными попытками самовыразиться. Не более того.
Тема и героиня полнометражного фильма «Мой родной жаворонок» выплыли неожиданно. В те годы я часто выезжал в Курский край вместе с дорогим моим другом Вячеславом Михайловичем Клыковым – выдающимся скульптором, человеком, глубоко любившим свой край, человеком редкой целеустремленности в творчестве и поступках. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что его нет среди нас. Мы считали себя земляками, я ведь родился в соседней Белгородской области, входившей в состав Курских земель до 1954 года. Благодаря многолетней дружбе со Славой я больше узнал о Курском крае, обрел много друзей, и мне всегда было радостно оказаться здесь, ибо эта земля «питала» меня своей выдающейся историей, культурой и общением с замечательными курянами.
В каких бы уголках широких курских просторов мы ни находились, всегда стремились скорее оказаться в с. Мармыжи – на родине Клыкова, в его родительском доме; знали, что ждет – не дождется на побывку сыночка Лидия Тимофеевна. Слава, как коренной выходец из этих мест, всегда выбирал маршрут поездки до своего села по кратчайшим проселочным путям.
Так однажды (это было в августе 1997г.) мы оказались у околицы села Винниково. Слава неожиданно повелел шоферу остановить машину и сказал, обращаясь ко мне: «Коля, давай заедем! Это – родина Плевицкой» Я ответил: «Заедем!»
И вот мы в школьном музее (школа построена на фундаменте усадьбы Плевицкой, которую она обрела, став знаменитой и богатой). Это был, вернее сказать, не музей, а мемориальный уголок в учебном классе. Все стенды, посвященные Надежде Васильевне Плевицкой, состояли из некачественно выполненных ксерокопий. Школа не имела средств для более приличного оформления класса-музея, однако материал о жизни и творчестве знаменитой землячки подобран был интересно и подробно.
Мы со Славой не могли оторваться от стендов, читая, перечитывая выдержки из газет, журналов того времени, вглядываясь в фотографии разных лет певицы и ее великого окружения. Какое окружение! Шаляпин, Коненков, Рахманинов, Станиславский, Собинов, Куприн,… Крестьянка из российской глубинки с двумя классами образования очаровала Россию, покорила Европу, поразила Америку своим пением, природным умом, женским обаянием, пением глубинных русских народных песен, голосом, данным ей по милости Божьей от матери-природы, от родной земли…
Поразил меня простой портрет певицы в крестьянском платке: умное лицо, выражающее скрытую в глубине души печаль, вернее сердечную сосредоточенность на тревожную действительность того времени. Чувствовала, понимала она: надвигалась на Россию роковая судьба, безудержный бурелом, который всё замутит, исковеркает, изломает.
Мы вышли во двор школы, осмотрели остатки липовой и сосновой аллей, посаженных при жизни Надежды Васильевны. Нас сопровождал директор школы Николай Федорович Дерюгин, хорошо знающий биографию певицы. Он говорил и говорил любопытные подробности, старался для нас, а слушалось с трудом: чувствую – до боли в груди сжимается сердце у моего друга, он молчит и курит, отстраненно думает о чем-то. Наверное о страшных последних годах жизни соей землячки.
…В 1937 году Плевицкая была арестована французскими властями в связи с таинственным похищением руководителя Российского Общественного Союза генерала Миллера. Одновременно исчезает и генерал Скоблин – муж певицы, который считается одним из участников похищения Миллера. Несмотря на отсутствие прямых улик, суд признает Плевицкую причастной к этому делу, приговаривает ее к каторжной тюрьме. «Господь Бог – мой свидетель. Я не виновна», – были ее последние слова на суде.
В 1940 году Париж был сдан немцам без сопротивления. Дело русской певицы, подготовленное к судебному пересмотру, осталось невостребованным. Родина не откликнулась. В 1940 году Плевицкая тихо и кротко скончалась в тюрьме, могила ее затерялась.
Еще древний философ отметил: «В период крупных исторических событий судьба склонна облекать в трагические формы именно жизнь крупных личностей»… Плевицкая была крупной личностью, олицетворявшей русское содержание в творчестве, песенную душу России.
…Во дворе школы белел свежим срезом пень сосны. Мы со Славой начали считать годовые кольца на нем. Считали и сбивались, и Николай Федорович остановил нас, сказав: «Это дерево росло с 1909 года, ствол был поражен молнией, а буря доломала. Вчера спилили».
Клыков попросил шофера принести из машины водку, закуску и рюмочки.
Все разложили на пне. Клыков прочитал поминальную молитву, испросив у Господа Бога его милости ниспослать Божьей рабе Надежде благостное утешение неба и всевышнюю благодать. И сказал еще Клыков: «Надежда Васильевна – жертва палачей России. Но мы знаем, что жертвы сильнее своих палачей и воздаяния их ужасно. Да, могила ее неизвестна, но неизвестны также нам могилы многих тысяч и тысяч великих святых, апостолов и мучеников. Земля, где ее могила, Божья земля. Для Бога мертвых нет…»
Слава попросил меня завершить словом эту своеобразную, возникшую неожиданно, но очень значимую для всех, кто здесь присутствовал поминальную трапезу.
Я хорошо помню, что сказал. «Дорогой Вячеслав Михайлович! Уважаемый Николай Федорович! Дорогой Жан! (Жан Досполов – помощник и водитель Клыкова) Я благодарю Господа Бога и вас за сегодняшнюю встречу. Я взволнован, я потрясен от всего, что узнал в Винникове. Кого я теперь знаю с этого часа? Великую личность!
Дорогой Слава, созрело предложение: ты создашь памятник Плевицкой, и он должен быть установлен здесь, на родине Надежды Васильевны, а я сниму фильм…»
«Так и будет», – сказал Вячеслав Михайлович, обнимая крепко-крепко…
Слово мы сдержали.
13 июня 1998 года в селе Винникове состоялось освящение и торжественное открытие памятника Надежде Васильевне Плевицкой. А я…я закончил фильм в январе 2000 года. Большая часть этого времени ушло не на творческие проблемы, а на финансовые. Я тогда, на трапезе в школьном дворе, не предполагал, как будет трудно продвигать тему к кинопроизводству.
Слава Богу, состоялось все, что мы задумали. На Международном кинофестивале «Золотой Витязь» в 2001 году фильм «Мой родной жаворонок» удостоился одного из высших призов жюри и приза имени Сергея Рахманинова от общественности г. Тамбова.
Известный писатель-публицист Валентин Курбатов отозвался о картине небольшой, но очень важной для меня статьей:
«…И это чувство света, преображения и тайной надежды, что так будет всегда, не оставляет тебя после просмотра фильма Николая Ряполова. С первого кадра, когда до края небес тяжелым золотом легла рожь и зазвенел над нею невидимый, навсегда забытый, изгнанный злой историей, но, оказывается, сразу узнаваемый сердцем, словно сбереженный памятью крови голос Надежды Плевицкой, и до кадра последнего, в котором паслись на лугу кони и русская девочка – душа смотрела в зал светло и прямо, чтобы ты помнил этот взгляд и уже не терял себя на нечистых путях мира…»
Работа над фильмом была для меня временем смятения, терпения и радости. Не могу не привести в этих скромных заметках о нашей великой землячке и о фильме случай, какой редко бывает на съемках документальной картины.
Уезжали после окончания съемок из села Винниково и вдруг, перед посадкой в автобус одна женщина спросила: «Все сняли, ребята? А деда Филиппа сняли?»
«Какого деда?»
«Так он же помнит Плевицкую!»
«Как помнит, она жила здесь когда? 80 лет назад!»
«Так деду 103 года. И ум ясный…»
Перенесли отъезд, добрались до избы Филиппа Васильевича Шеставина. Да, правда, ему шел 104-ый год, и хорошо помнит певицу. А кинооператор Виктор Маев говорит: «У нас, Николай, всего-то 30 метров пленки…»
30 метров – минута экранного времени. «Не мало», – отвечаю. И вот – съемка. И старик, на нашу радость, вспоминает самое самое главное:
– Когда приезжала в село Надежда Васильевна, поднимали флаг в ее честь над Управой. Утром бабы выходят доить коров и видят флаг! – «Ох, ох, ох! Надежда приехала!» – И идут потом к ней, кто в подоле яйца несет, кто курочку, кто сало… Не бесплатно, за деньги. Она была не жадная, скупала у всех все, а у нее все сусеки были харчами забиты. Скупала, чтобы деревенских выручить…
Пленка кончилась, а старик все свое из души выплескивал и выплескивал. И вдруг запел «Златые горы». Пел и плакал. А мы молчали и слушали. Камера давно не работала, и мы сидели, не шелохнувшись, боялись отпугнуть нечаянную весть почти вековой давности.
Должно быть, он уже умер, Филипп Васильевич, светлая душа. Никогда не забуду его лицо, глаза и тихий грудной голос.