В Курской битве участвовали и воины, которые уже после Победы стали известными поэтами. Это артиллерист Михаил Борисов, удостоенный за бой под Прохоровкой звания Героя Советского Союза; командир взвода ПТР Фёдор Сухов, награждённый медалью «За отвагу»; Виктор Кочетков, попавший в плен около Харькова, бежавший из неволи, воевавший потом комсоргом пехотного батальона …
***
В начале 70-х годов уже прошлого века я участвовал в семинаре молодых литераторов Дальнего Востока, который проходил в Хабаровске (тогда я жил в Благовещенсае). Так получилось, что мою рукопись стихов почему-то заранее не прорецензировали, и руководитель семинара поэт Михаил Асламов отдал её приехавшему накануне из столицы поэту-фронтовику Виктору Кочеткову. Он в то время заведовал отделом поэзии журнала «Москва».
На другой день состоялась беседа с Виктором Ивановичем. Из стопки моих стихов он отобрал с десяток, в основном о природе, говорил о них обстоятельно. Особенно ему понравилось стихотворение, начинающееся строками: «Какую власть имеют надо мной Природы неприметные явленья…» Позже оно будет напечатано в журнале «Москва» – моя первая публикация в столице.
В 1982 году в Благовещенске в Амурском отделении Хабаровского книжного издательства готовилась к выходу моя вторая книжка стихов «Небо и поле». На неё было две положительных рецензии хабаровских поэтов, но местные литераторы почему-то завозмущались, обвинив автора, то есть меня, в упадничестве, сигнализировав об этом в обком КПСС. Оттуда позвонили в издательство. Одним словом, сборник мог не увидеть свет. И тогда я по совету заведующего отделением издательства Марка Либеровича Гофмана отправил рукопись в Москву Виктору Ивановичу Кочеткову с просьбой написать рецензию, а по возможности и предисловие.
Вскоре пришел ответ, рецензия и предисловие. К тому же оказалось, что Виктор Иванович в то время был секретарем парткома Московской писательской организации, так что вопрос о «благонадежности» моих текстов отпал сам собой.
«Небо и поле» вышло в апреле 1982 года. Позволю процитировать строки из предисловия и не потому, что они относятся ко мне, а потому что написаны Виктором Ивановичем: «Современный человек, иногда хорошо сознавая это, а иногда бессознательно, чувствует постоянную боль разлуки с природой, свое отчуждение от нее. «Врачующий простор» русских полей, о котором так хорошо писал когда-то Некрасов, стал особенно необходим всем нам, загнанным в лабиринты больших и малых городов, стандартные квартиры типовых построек, в регламент служебных дел. Человеку хочется заново обрести связь с природой, заново открыть тайну единства со всем живым на земле. И очень важную роль играет тут поэзия.
Валерий Черкесов – один из тех поэтов, для которых эта тема –главная. Он стремится уловить и передать на бумаге тончайшие нюансы настроений, возникающие у человека в интимном общении с природой – с полем, рощей, лугом, рекой, дорогой, озером, сопоставляя «душу» природы с душой человека. Поэт с разных сторон подходит к мысли, что человек связан с природой гораздо более сложными связями, чем это может показаться поначалу, что человек – это чуткое, отзывчивое эхо мира. Тепло земли и тепло души ставятся у него подчас в прямую зависимость. Может быть, это оттого, что он славит природу севера – суровую и не всегда гостеприимную, однако обладающую огромной обновляющей силой. Лирический герой Валерия Черкесова исповедуется в своей любви к отчей земле, размышляет о жизни, ее радостях и невзгодах, удачах и неудачах, – и в этих размышлениях раскрываются другие темы его стихов.
…Вдруг замрем мы, словно от прозренья,
Поймав себя с волнением на том,
Что диво — не бетон, сковавший землю,
А луч травы, пробивший тот бетон.
Этот «луч травы» пробивает «бетон» многих привычных поэтических площадей, мы присутствуем при рождении живой, свежей поэтической мысли».
В том же году я прочитал в «Литературной газете» статью Виктора Ивановича о молодой поэзии. В ней он цитировал строки предисловия к моему сборнику, правда, без упоминания моей фамилии.
***
В мае 1982 года я переехал в Белгород, а осенью встретился с Виктором Ивановичем в столице. Тогда-то поэт рассказал, что он, оказывается, воевал на Белгородчине и что у него об этом есть несколько стихотворений.
В 1942 году девятнадцатилетний боец Кочетков тяжело раненным попал под Харьковом в плен. Немного оклемавшись, начал подумывать о побеге, и он ему удался. Шел на гул орудий. К фронту. Днём прятался, а ночью старался пройти как можно больше. Однажды уткнулся в реку. Подумал: «Наверное, Северский Донец». И вспомнились слова из любимого с детства «Слова о полку Игореве»: «О, Донец, немало тебе величия…»
К своим он вышел через несколько дней. Потом воевал под Великомихайловкой, Ольховаткой – позже названия этих белгородских сёл вошли в его стихотворения. Был комсоргом батальона. Дважды в составе разведгруппы переплывал Дон. В конце войны стал командиром маршевой роты. Несколько раз ранило, была контузия. Попадал в нелёгкие боевые, да и жизненные переплёты. Так, «особисты» вспомнили его недолгий плен. Были тщательные и унизительные проверки, но солдат Кочетков отстоял свою честь. И вообще поэт принадлежал к поколению фронтовиков, рождения 1923 года, из которого, по официальной статистике, после войны в живых осталось только три процента.
Поэтическая звезда поэта Виктора Кочеткова вспыхнула не сразу, но постепенно его стихи завоевывали всё большую известность, и к 80-м годам он прочно вошел в обойму лучших поэтов-фронтовиков. Был членом редколлегии журнала «Наш современник», лауреат Всероссийской Шолоховской премии. Его книги «Тепло земли», «Весть», «Материнское окно», «Мое время» и другие и сейчас спрашивают в библиотеках и читают.
В начале 90-х годов Кочетков приехал на Белгородчину для участия в днях литературы. Проходили они в Губкине, но Виктор Иванович попросил свозить его в Великомихайловку и Ольховатку. Он молча постоял у братской могилы, где похоронены фронтовые друзья:
Была мимолётной, но яростной схватка,
И дело едва не дошло до штыка.
Под утро пошли мы в село Ольховатку,
Под вечер хороним здесь политрука.
В стихотворениях Кочеткова вообще много белгородских названий и примет. Одно так и называется «Великомихайловка.1943 год». Вот строки из других: «Ты помнишь ли ту осень, Когда рассвет вставал, Когда в атаку бросил Нас Конев — генерал», «Синим стёклышком вспыхнул Донец…», «Жили пращуры на Осколе…» А стихотворение «В сожженной деревне» есть почти во всех его книгах, видимо, Виктору Ивановичу оно было очень дорого. Вот его начало:
Под громкие крики ворон и грачей
мы утром в деревню входили.
Маячили остовы черных печей.
Руины устало чадили.
И в редком разбросе лежали тела
в тени колоколенки древней,
как будто бы смерть неохотно брала
ясак с белгородской деревни.
Поэт-фронтовик был настоящим патриотом. Помню, как ошеломило меня его стихотворение «Русская слава», написанное нерифмованным стихом – редким для Кочеткова. Горькие строки: «Чтобы легче прославиться в России, надо ее ненавидеть. Не дай Бог полюбить вам Россию! Сейчас же вас обвинят в великодержавном шовинизме…»А он служил России до конца дней своих. Об этом как нельзя проникновенней сказал поэт и критик Станислав Куняев: «Дважды в течение жизни Виктор Кочетков отстоял свою личную честь и честь своей Родины. Первый раз в стихах послевоенных лет, когда испытания не унизили, не озлобили его, а наполнили строки героическим горчайшим трагизмом… Второй раз, когда Родина позвала своего солдата – уже ветерана, старика! – в годы перестройки и прошептала слабеющими пересохшими губами: «Спаси мою честь, старый солдат!» И он, когда у многих помутились умы, принял этот призыв и во второй раз, на исходе жизни подтвердил свою верность России, Победе, присяге, которую дают раз в жизни».
Я бы добавил − и верность русской поэзии.
***
Виктор Иванович принимал самое непосредственное участие в моей судьбе. Как я уже рассказал, он написал предисловие к моему сборнику «Небо и поле», передал стихи поэту Николаю Старшинову, который напечатал их в альманахе «Поэзия», был членом приемной коллегии, когда меня приняли в Союз писателей, а ещё в Доме творчества в Малеевке познакомил с Юрием Кузнецовым, с которым он дружил и который был моим рецензентом во время приёма в Союз. И похоронены Кочетков и Кузнецов на одном кладбище – Троекуровском.
Я не знаю человека, который бы о Викторе Ивановиче отозвался неуважительно. Однажды мы сидели с ним за столиком в ЦДЛе, и постепенно к нам подсаживались поэты. Запомнились Олег Кочетков, Эдуард Балашов, Александр Волобуев, Геннадий Космынин, Владимир Андреев, Ростислав Филиппов из Иркутска. А сколько с ним в тот вечер перездоровалось литераторов и не счесть. Поэт Алексей Шитиков, который долго жил в Москве, а в середине 90-х годов вернулся в родной Курск, считал Виктора Кочеткова одним из своих учителей и старшим другом. Я – тоже. На своей книге «Стихотворения» (изд-во «Современник», 1984 год) Виктор Иванович оставил такую надпись: «Валерию Черкесову – с верой в его звезду». Эти слова я всегда помню и стараюсь оправдать эту веру.
В июле 2001 года я получил от Виктора Ивановича письмо. Он уже плохо видел и очень болел. Писала жена Галина Ивановна под его диктовку. В письме были, в частности, такие слова: «…Ты сравниваешь мой побег из плена с побегом князя Игоря (об этом я написал в книге «Камни заговорили…» – В.Ч.), но он был менее драматичен». Да, Виктор Иванович был всегда и во всем скромен, как настоящий солдат.
В сентябре того же года я в последний раз разговаривал с поэтом по телефону, он обещал прислать свой новый сборник, но не успел: в октябре Виктора Ивановича Кочеткова не стало. Его большую книгу «Возвращение», по сути избранное, мне прислала Галина Ивановна. Вышло это издание в 2002 году в Молдавии, в Кишиневе, где после войны Кочетков учился в университете и где начался его творческий путь. В России, насколько я знаю, увы, после смерти Кочеткова его книги не издавались. Пожалуй, самая значительная публикация последних лет – подборка в поэтической антологии «Муза надежды» («Наш современник»». Москва, 2007 г.) – двадцать пять стихотворений. И каких! Строки литые, как пули, горькие и в то же время несущие надежду и веру:
Не все еще предано,
Не все еще продано,
Не все нажитое пошло с молотка.
Еще остается история Родины,
Ее золотой и железный века.
***
Так завершится вековая драма,
Пройдет вранья и отреченства зуд.
Всех торгашей повышвырнут из храма,
Всех лжевождей на свалку увезут.
И снова будет поле колоситься,
И луг цвести, и озеро блистать.
И вновь страна березового ситца
Пo-русски станет думать и мечтать.
***
Однажды в маршрутке гремело радио. Волей-неволей слушал.
Юный голос под гитару пел. Да это же слова Виктора Ивановича Кочеткова!
Во время одной из встреч в Москве он подарил мне новый сборник, вышедший в издательстве «Современник», сказав при этом, что одно стихотворение из книги, написанное им еще в год 20-летия начала Великой Отечественной войны, стало песней, её поли наши солдаты в Афганистане. Называется «Кукушка».
Вот ведь как бывает − знал о песне давно, а услышал её впервые. Стал выяснять её историю.
Все четверостишия в афганском варианте текста довольно близки кочетковскому оригиналу, исключение составляет один куплет:
Я тоскую по родной стране,
По её рассветам и закатам.
На афганской выжженной земле
Мирно спят советские солдаты.
Я нашёл интервью Юрия Кирсанова − основателя группы «Каскад». Такова его версия создания «Кукушки»: «Когда попал в Афган, то, не знаю почему, взял с собой в командировку сборник стихов Виктора Кочеткова. Нравилось мне стихотворение «Весь просвечен заревой покой…», оно хорошо ложилось на уже имеющуюся мелодию, что-то убрал, «причесал», написал два куплета применительно к Афгану. В результате получилась песня, о которой сам Виктор Иванович Кочетков, когда я был в Москве, написал на том, побывавшем в Афганистане, сборнике: «Юрию Кирсанову, великому афганцу, который сделал меня причастным к этой войне. 7 августа 1991 г.».
Вроде бы всё понятно. Но если это так, то почему «Кукушка» на первой пластинке «Каскада» значилась как народная?
Вот что рассказывает Олег Гонцов − основатель группы «Голубые береты»: «Я однажды встретился с одним бойцом, который в конце 1960-х годов служил срочную службу в погранвойсках. У него сохранился дембельский альбом, в котором он записывал всякие армейские приколы, анекдоты, афоризмы, стихи и песни. Среди них была и «Кукушка». Заметьте: эта песня была в альбоме у человека, который демобилизовался осенью 1970 года. Он утверждал, что «Кукушка» пелась у них в части. Правда, текст был не совсем такой, как потом у «Каскада». Главное отличие в четвертом куплете: «На даманской выжженной земле спят тревожно русские солдаты».
Итак, по версии Олега Гонцова сначала стихи Виктора Кочеткова легли в основу песни, посвященной советско-китайскому конфликту на острове Даманском весной 1969 года. «Много лет спустя, − продолжает он, − я слышал другой вариант этой песни: «На таджикской выжженной земле». Потом в Ботлихе ребята пели: «На чеченской выжженной земле. Наш ансамбль «Ростов» исполняет близкий нам афганский вариант, на концертах мы говорим, что в основе песни − стихи участника Великой Отечественной войны Виктора Кочеткова. Сама же песня − народная»
И в продолжение. Я знаком и дружу с полковником в отставке Николаем Александровичем Лутюком, который побывал во многих «горячих точках» планеты, в том числе и Афганистане. Сейчас живёт в Белгороде.
Я спросил: «Вы слышали «Кукушку»?» «Конечно!» − ответил он. − Когда я находился на излечении в госпитале, к нам приходил генерал Виктор Павлович Куценко, тоже воин-афганец. Кстати, он автор текстов многих песен о войне в Афганистане, а вернее −о мужестве наших ребят, выпустил книгу стихов и прозы «Военный романс». А тогда в госпитале генерал подарил нам кассету, на которой были записаны песни, наиболее популярные среди наших солдат в Афгане. Была на ней и «Кукушка». Мы её нескончаемое число раз слушали».
Да, «Кукушка», как и знаменитые песни времён Великой Отечественной войны − «Синий платочек», «Катюша», «Смуглянка», − тоже стала народной, её пели воины-россияне, которым довелось участвовать в военных конфликтах. И сейчас поют: «На донбасской выжженной земле…»
А вот стихотворение, ставшее основой «Кукушки»:
Весь просвечен заревой покой,
Степь о чём-то о своем мечтает,
Серая кукушка за рекой,
Сколько жить осталось мне, считает.
Льнет, как паутинка к пиджаку,
Стебелек багульника примятый;
Я ловлю ленивое «ку-ку» —
Долголетья зыбкие приметы.
Вторит им качанием кустов
Вся в рябинах тихая опушка.
Восемьдесят… Девяносто… Сто…
Что-то ты расщедрилась, кукушка.
Тратили мы силы, не скупясь,
Жили безоглядчиво и пылко,
Дни свои не пряча про запас,
Как монеты мелкие в копилку.
Шествует Победа по стране, —
Думаешь, легко она досталась?!
Нам пришлось растратить на войне
Годы, что отпущены на старость.
Так что ты, вещунья, погоди
Мне дарить чужую долю чью-то.
У солдата вечность впереди,
Ты ее со старостью не путай.
***
Виктор Иванович Кочетков ушёл из жизни в год 60-летия начала Великой Отечественной войны. В этом трагическом совпадении есть что-то символическое. На могильной плите начертаны слова поэта:
«Русь жива!
Всё прочее приложится.
Главное, солдаты,
Русь жива!»
Таково завещание современникам и потомкам честного русского поэта и солдата.