Объявление в газете
Скупаю старые искромсанные рощи,
корявые дубы и сосны скупаю,
ведьмачьи утробы, где нечисть ропщет,
по-волчьи воя, по-лисьи лая.
Скупаю тучные и сухие нивы,
пшеницу, рожь, кукурузы початки,
стерню, терновники, кипень крапивы,
огородные пугала, межи и грядки,
Скупаю в горах сторожки пастушьи
(денежки – сразу!), а в долинах сёла,
целиком, частями, где живые души,
и те дома, где пусто и голо,
Скупаю остовы, печища, руины,
лебедой и полынью заросшие стены
(очаги из старой морщинистой глины,
без крыши, имеют особую цену),
Скупаю большие дома и хибары,
хлевушки, подвалы, чуланы, повети,
нужники, собачьи конуры, амбары,
овины, свиные и овечьи клети,
монастыри, церкви, часовни и башни –
скупаю древние ваши святыни,
пристанища мертвых скупаю ваши
(лучше – забытые всеми живыми).
Скупаю все ваши поля на свете,
мертвых молчанье, живых дыханье,
скупаю воздух, воду и ветер
и в небесах облаков сверканье.
Солнце, звезды – от края до края, –
минувшие дни и те, что будут,
все имена ваши оптом скупаю
и все их стираю – до последней буквы.
Чарноевич
Зима в сербском Сараеве 1995/96 года
Всё мы оставим – до кромки, до нитки.
Слышишь, жена, все бросаем пожитки:
всё наше благо, всё наше брашно,
с Богом, навек! Ты прощай, мати-пашня,
пожня-сестра, гора-отчина, с Богом,
братец-первач в бутыле под порогом,
люба-пшеница, зерно многооко,
всё меня жжет и пытает жестоко:
дом мой родимый – дедовский, отчий,
все мои зори и сны, дни и ночи;
стены, простите, костер раздуваю, –
вы меня грели, а я вас сжигаю;
жизнь, полыхай же, горите, стропила,
вас не чужая рука подпалила,
чтоб этой ночью раздвинулись дали,
чтоб на погосте все мёртвые встали;
кости покойных уходят с живыми.
Дом, ты – свечою – над нами, над ними.
Бог нас простит, что на отчем погосте
сдвинуты камни, откопаны кости
наших покойных и страшным исходом
в ночь со своим выступают народом
землю искать, где их прерванный отдых
не возмутят осквернителей орды.
(перевод с сербского Юрия Лощица)