…найденный «волками» под Берховкой Орден Мужества был намеренно оставлен его владельцем. Взятый накануне штурмами «опорник» укры отсекли от наших распахиваемым артой полем: обратно дороги нет, а впереди накатывалась валом пехота. Их осталась всего горстка – командир роты молоденький старлей с раздробленными взрывом ногами и полудюжина штурмов, половина из которых уже была мечена пулями да осколками.
Расстреляв последнюю ленту, ротный сунул руку под броник, снял орден и вдавил его в дно траншеи, приказав остальным уходить. О чем он думал? О том, что никогда не увидит ни маму с отцом, ни жену с крохотной дочуркой? О том, что в последний раз полыхает для него кроваво-багровый закат, обещающий завтра ветреный день? И что вообще больше не будет для него завтра?
Когда мы с ним встретились уже после госпиталя, он стеснялся, краснел и виновато оправдывался, что об этом не думал. Что просто не хотел, чтобы враг торжествовал, стоя над ним, поверженным, и срывая с его форменки символ отваги и мужества. Символ уже не раз одержанной им победы над врагом. Нельзя этого допустить. Неправильно это…
А штурмы впервые ослушались своего командира и не ушли, поодаль заняв позицию, и держались, держались, держались… Помощь пришла совсем нежданно: не в полосе ответственности Филина был этот зубастый «опорник», огрызавшийся огнем, хотя должен был замолчать еще полчаса назад, но всё равно послал своих разведчиков. Ну не мог он допустить, чтобы на его глазах, на глазах его «волков» погибли штурмы, пусть и соседней бригады. Не бывает своих или чужих, когда нужно спасать.
«Волки» вывели штурмов и вынесли потерявшего сознания старлея, с трудом разжав сжимавшие рычаг гранаты побелевшие пальцы.
Оставленную соседями позицию взяли бойцы Филина месяц спустя. Они же нашли орден, а уже Филин по номеру на ордене нашел старлея и отдал «найдёныша». И долго жал ему руку: это было не просто рукопожатие, а уважение, восхищение и гордость.
– Могли ведь не найти, а всё равно не случайно Господь распорядился вернуть награду. Настоящий он, побольше бы таких офицеров.
А мне подумалось: ты, Филин, тоже настоящий, на таких как ты армия держится, а значит Россия. Храни, Господи, сыновей России!
***
Мы больше знаем о боях в Запорожье, на Донбассе или под Купянском – на слуху они, да и то дозировано, обтекаемо и все больше в пастельных тонах. Точнее, не знаем, а слышим в интерпретации «артистов разговорного жанра». А вот о жесточайших боях в Демидовке, Поповке, Графовке Краснояружского района нашей области и в пограничных сёлах соседнего Беловского района Курской области говорили скупо. Так, бои местного значения, о которых скорее бы забыть, а то вдруг спросят, как и почему опять мини-Суджа. И извечный русский вопрос: кто виноват?
По весне не раз и не два, пробираясь в Горналь, где «рубились» морпехи Каспийского флота, мотострелки, десантура, отряды штурмов «Z» и «V», добровольческие подразделения и проч., слышал, как мощно гремело приграничье. В тот самый Горналь, об освобождении которого доложил комполка, даже не зацепившись за околицу: очень уж хотелось «бронзулетки». И ведь получил! Мы же поверили слову офицера (какие офицеры, такие и слова) и сунулись, да едва выбрались, вытащив «двухсотого» и троих раненых. Командир штурмов крыл матом и порывался набить морду лжецу, да повисли мужики у него на руках, умоляя не трогать.
Потом с завидным постоянством и наперегонки твердили об освобождении села и монастыря другие жаждущие наград. Вообще-то давно в традиции «штурмы авансом», только вот потом кровью захлёбывались.
Но вернёмся к 128-й мотострелковой, насмерть стоявшей от Кондратовки до Демидовки. Точнее, её два батальона, выведенные из Волчанска (там тоже давно победили).
Комбриг не кричал о героическом взятии сёл и не бил себя в грудь: он в бессилии стискивал кулаки и крошил зубы, гляди на сводки потерь, а наверху требовали штурмовать любой ценой. Впрочем, цена известна – жизни вчерашних агрономов, трактористов, «офисного планктона», рабочего люда всяких профессий, материализовавшихся в солдат. Но для них жизнь этих людей уже не имела ценности: расходный материал, взамен новый пришлют.
***
В боях за Кондратовку бойцы 128-й бригады нашли необычную медаль «За отвагу»: пятиугольная колодка с георгиевской лентой от медали «За победу над Германией». Но не бывает такого! На «Отваге» шелковая муаровая серая лента с синего цвета полосками, а тут Георгиевская! Едва различим номер – 2864394. Передали замполиту, но тот, контуженый, не расспросил, где нашли: голова взрывалась от боли.
Командир штурмовиков попросил отдать ему медаль. Не навсегда, на время штурма. Сказал, что уже третье представление на медаль штабные «замыливают» (другое слово произнёс, да не совсем приличное), так пусть эта дедовская награда из прошлой войны снова воюет.
Замполит молча протянул ему медаль.
***
Штурма взяли «опорник», хотя никому из нас не верилось: слишком уж гиблое это было дело. про это таинственное чудо. Что потом на смену пришли «закрепы», а выжившие вернулись обратно. И медаль вернули, сказав, что силу её чувствовали и плечо того, кто был ею награждён, словно рядом шёл в атаку.
Без пафоса сказал, без непременного о преемственности поколений. Генная это была связь, глубинная, слов не требующая – всё внутри живёт на подсознании.
«Пробили» по сайту Минобороны: награда Шинкаренко Сергея Стефановича, 1911 г.р., уроженца и жителя села Кондратовка Беловского района Курской области. Русский, беспартийный, в Красной Армии с 17.06.1941, на фронте с 30.06.1941, контужен 29.09. 1944, гвардии красноармеец, наводчик зенитного пулемета отдельной гвардейской зенитно-пулеметной роты 81-й гвардейской стрелковой Красноградской Краснознаменной ордена Суворова дивизии.
Представлялся к ордену Красная Звезда, дали «За отвагу». За что? 18.02. 1945 у села Барт (Венгрия) подпустил противника на 80 метров, открыл огонь, убил и ранил около 30 фашистов. Когда у него кончились патроны и враги ворвались в траншею, он забросал их гранатами…
Дальнейший поиск по архиву пока затруднен: замочек стоит. Обычно он появляется, когда речь идет о сотрудниках контрразведки, политработниках, разведчиках, сотрудниках комендатур и т.д., но чтобы на документах красноармейца, наводчика зенитного пулемета – сталкиваюсь впервые.
***
Изучая наградной лист, обратил внимание на дату призыва в Красную Армию – 17.06. 1941, т.е. за пять дней до начала войны. Но ведь ему было уже 30 лет, совсем не призывник. На фронте (Смоленское направление) с 30.06.1941. Контужен 29.09.1944., 2-й Украинский фронт. Сведений между 1941 и 1944 нет: опять этот чёртов замок не дает открыть архив. А может, здесь кроется причина этого замочка? Всё равно найду ключ к нему, а пока родственников бы найти. Раз медаль из Кондратовки, то, стало быть, жил там ветеран и наверняка кто-то из родных жив.
Обратился к курянам: там же мой надежнейший Старшина – Витя Носов, там же Алексей Васильевич Сотников и их клуб «Курган». Помогут вернуть награду родным Пархоменко Сергея Стефановича, гвардии красноармейца, кавалеру медали «За отвагу». Ну, а поиск продолжается.
Кстати, необычность ленты на колодке объясняется просто: взамен старой (пришла в негодность) сам ветеран или родные просто заменили колодку.