Сначала прочитал пост Кости Леушина об авторе со странным псевдонимом Дин Ветербле и его книге «Записки сумасшедшего капитана». Уже достаточно вышло из-под пера фронтовиков рассказов и повестей, чтобы сказать о новом направлении в современной литературе. И писателях, рождённых этой сволочью по имени война и не потерявших лицо. И всё же об этой литературе потом, а пока о том самом авторе со странным псевдонимом и цепляющем названии книги.
Прочитал всего несколько глав и так захотелось найти его, заглянуть в глаза, расспросить и даже просто помолчать, пока души будут разговаривать. Что называется, запал на этого человека притягивающего, не ординарной серости, задорного, ершистого, не боящегося шагнуть в стремнину и идти против течения. Или не в ногу с остальными.
Через неделю разыскал его, связался, затеял переписку, убеждая, что ему просто край надо встретиться со мною и что сама жизнь у него без меня тусклая и серая. А я для него – ну просто луч света в этой беспросветной тоске.
Конечно, жизнь у него и без меня довольно насыщенная и щедрая на всевозможные кульбиты, в том числе карьерные, но уж такова судьба офицера спецназа. Приходилось менять десантный тельник на морской пехоты, послужить в спецназе ГРУ, где собираются самые отъявленные оторвы, для которых невыполнимых задач априори не существует, и материализоваться командиром спецотряда «Шторм» полка морской пехоты Каспийской военной флотилии.
Это его штурма брали Гуево и Горнальский монастырь. Поскольку к славе он равнодушен, то на экране «ящика» мелькали другие. Наверное, позабавил его своей настырностью незнакомый дяденька и он всё-таки снизошёл, согласившись встретиться.
Несколько суток всё никак не могли определить и согласовать время и место встречи и выбрать пути относительно безопасные. Дважды пришлось переносить наше рукопожатие, но вчера махнул рукой на все дела и отправился в гости, вооружившись блокнотом и фотоаппаратом.
***
Сейчас нет необходимости лезть под пули да под взрывы – картинку выдаст беспилотник за десяток-другой верст от ЛБС, а ты сиди в тёплой комнате или с включенным кондиционером и смотри на огромной плазме, как арта накрывает опорник, как взрывы снарядов и мин корчуют лесополку, как «комик» (дрон-камикадзе) ныряет в амбразуру дзота или в окошко «блинчика» (блиндажа), как упрямо идут штурма, как их выкашивает смерть. Можно запить горький вкус выкуренной сигареты чашкой кофе, поболтать о том, о сём и сделать бодрый репортажик.
Но разве эта телекартинка заменит остро-кислый запах сгоревшего тротила, врывающиеся в тебя звуки взрывов, крики раненых, ощущение победителя над загнанным внутрь страхом, кураж и полное погружение в пестроту ощущений? Никогда, если ты уже не проходил всё это, не прочувствовал на собственной шкуре.
Нельзя упускать возможность оказаться там, где ты сливаешься в единый монолит с бойцами и проживаешь их жизнь. Вот и я не мог, а если нет такой возможности, то её надо создать. Посвященные в предстоящую поездку сочли её авантюрой, но уже ничего изменить было нельзя. Хотя нет, можно, но зачем?
Поскольку морпехи из Каспийска, то по кавказской традиции захватил бакшиш: пару сетей, что сплела Светлана Горбачёва, антитепловизорное покрывало от Жени Бакало, приобретенных на собранные деньги 4 антитепловизорных покрывала и сотни две гвардейских ленточек.
***
На предельной скорости «долетел» до условленного места, где оставил свою многострадальную «ласточку», поленившись забирать «броник» и шлем (всё равно гоу-про на него забыл дома). Здесь меня уже поджидал «уазик» с водителем без «брони». Если бы я напялил на себя пусть даже свой лёгкий сирийский кевлар, а на голову шлем, то наверняка упал бы в его глазах до самых пяток. Да здравствует лень и прущая наружу гордыня!
Кое-как затащил себя в кабину (нога последнее время ударилась в сепаратизм), устроился поудобнее (спина за зиму совсем обузой стала), представился, услышал в ответ: «Алексей», – и улыбнулся. Он посмотрел на меня с некоторой опаской – эдакая старая рухлядь не на шутку в поход собралась. А я радовался тому, что не придётся топать дюжину вёрст, на что уже мысленно обрёк себя, а поеду, как барин на персональном авто.
Машина летела, вписываясь в поворот с жутким креном по самой кромке асфальта. С такой же скоростью она проносилась и по грунтовке. Душа замирала, хотя пора бы привыкнуть: также передвигались и под Бахмутом, и под Попасной, только там были не дороги, а направления.
Здесь машины двигаются на предельной скорости, стараясь обогнать не только время, но и судьбу, а заодно посоперничать с материализовавшимся из засады «комиком» (так кличут дроны – камикадзе). Так что даже исхоженные-изъезженные пути-дорожки могут оказаться неисповедимыми.
Вдоль обочины сгоревшая до красной окалины бронетехникаБТР-82, БМП, несколько багги, «буханки» и прочее «железо», назначение и принадлежность на этой бешеной скорости и не разобрать, разрушенные до груды кирпичей дома и постройки. Лесополки не очень-то прорежены и порублены осколками, леса и рощи, конечно, горели и стволы обуглены, но совсем не та апокалиптическая картина, как от Донбасса до Херсона.
На бочажине с заросшими рогозом берегами замерла цапля – большая и изящная, как балерина, а в гнёздах на столбах – аисты, уже севшие на яйца. В прежние годы улетали они вглубь России подальше от беды, а теперь совсем рядышком от войны в своих высотках расселились. А на бесконечные бухи-бахи аисты ноль внимания: ведают, значит, что мир не за горами, а за синеющим на горизонте лесом.
Дин Ветербле – старый ник в соцсети «чёрного берета» майора морской пехоты, командира отряда «Шторм» 177-го отдельного гвардейского полка морской пехоты Краснознамённой Каспийской флотилии Дмитрия Владимировича Леонова. После бессонной ночи он выкроил часок для отдыха, а тут некстати хоть и званый, но довольно бесцеремонный гость. Дмитрий продемонстрировал классический образец подлинной дипломатии: тебе разорвали в клочья сон, а ты сама любезность, расплывшаяся в радушной улыбке.
***
Итак, невыспавшийся и голодный командир штурмов светился радостью и счастьем от одного только моего вида и с завидной периодичностью пытался выведать кто я, какого роду-племени и звания и почему воспылал желанием встречи. Это сразу же напомнило экспресс-допрос «вагнерами» в подвале Попасной зимой двадцать третьего года.
Но то была ещё та компашка (отношусь к «вагнерам с величайшим уважением», хотя их манкирование закону не приемлю), а это регулярная часть доблестной Красной Армии, которая может быть и жила по своим особым понятиям, но наверняка структурированным в особый свод правил.
Командир был широк в плечах, кряжист, но легок и пружинист, ходил бесшумно, в глазах носились хвостатые чертики, улыбка то заползала в уголки рта и таилась там, то растягивала губы, приоткрывая белизну крепких и ровных зубов. Однако глаза жили отдельно сами по себе и пытливо щупали гостя, т.е. меня. Поскольку Дмитрий Леонов, он же Дин Ветербле, уже отпахал в десанте и спецназе ГРУ, то проверка вновь прибывшего на психологическую прочность просто ритуальна.
Он нарисовал завлекательную, по его мнению, перспективу моего пребывания в его отряде: шикарный обед, знакомство с работой штаба, затем шатание по лесу в поисках приключений, стрельба из трофейного оружия, ужин. Он просто млел от шикарной программы, ожидая такой же реакции от меня и был несколько огорчён, не видя должного восторга.
Коротко вразумил, что уже настрелялся за свою жизнь до тошноты, штаб со всеми его приколами не интересен, обедать не желаю: давний принцип «на боевых» не отягощать организм едой, да и мозг работает на сытый желудок шалтай-болтай.
Заглянувший на огонёк долговязый с вислым носом капитан одобрительно хмыкнул: «Утробу лучше не набивать, чтобы врачам с требухой меньше возни было, когда осколок или пуля брюхо вспорет, да и больше шансов выжить». То ли спектакль продолжался, то ли это была импровизация статиста, но я сделал придурковатый вид, что ничего не понял и поторопил командира, показывая на часы: время неумолимо скачет вприпрыжку, а надо еще многое успеть.
Стоп. Если продолжу эти описания встречи и дальнейшего бытия в деталях, то за неделю не выберусь, поэтому дальше отработаем штрихами.
***
Ну что ж, коротенький эпизод жизни в штурмовом отряде по программе товарища майора.
Лес. Не тайга, а наш, прозрачный, без подроста. Кое-где виднеются оборванные растяжки, на стволе сосны проволочная петля и чека от «лимонки». Есть такая штука для утилизации людей: овальное тело гранаты с насечками на квадраты, разлетающиеся на две сотни метров. Но это так, к слову.
Бухает и бахает изрядно и довольно громко, а майор исподволь смотрит на мою реакцию: пригнусь, присяду или растянусь на земле, в страхе закрывая голову. И разочарованно вздыхает: у меня нулевая реакция. Спешу утешить его и подсластить горечь:
– Ты на меня, товарищ Дмитрий, как на красную девицу, не пялься. Я же с глушью, эти громыхания не слышу, так что ничего нее жди.
Он улыбается и машет рукой: да ладно, проехали.
Стволы деревьев обуглены, трава выжжена. Пустой лес, глаз не радует.
– Свои плюсы, – басит комвзвода. – Зато клещей нет.
Клещей действительно нет, зато есть цепкие и дерзкие штурма. Обитают эти эльфы в «блинчиках» (блиндаже). Каждое утро – забег по пересечёнке километра на три-четыре. Целыми сутками до автоматизма оттачивается каждое движение: перебежал, залёг, вскочил, побежал, упал, перекатился, отполз, вскочил, перебежал, упал, перекатился – и так до выматывания, до мыла на загривке, пока не закрепится мышечная память. А ещё стрельбы, рукопашка, метание ножей, топоров, сапёрных лопаток. Минирование и разминирование. Рэмбо. Универсальные солдаты, только у этих кавалергардов век недолог – и они это знают. Хотя есть и везунчики.
Командир взвода – невысокий крепыш, дышащий силой. Смуглый, что-то восточное в лице, половецкое, дерзко-упрямое. Наверное, из кумыков или ногайцев. Позывной Икс, четыре ранения, в совершенстве знание пяти языков. Хотя, включая русский и матерный – семь.
– Пять языков и взводным в штурмах? – переспрашиваю у Дмитрия. – Да ему место как минимум в «Вымпеле».
Тот тупит взгляд и старательно изображает временную потерю слуха.
– Никуда не хочу, – вставляет свои пять копеек Икс. – Вот закончится эта лабуда и уеду к себе в Кизляр. Но сначала всех нациков вычистим под корень – нет ничего хуже отложенных дел, а эту работу нашим детям оставлять нельзя.
– Как на СВО оказался?
– За братом пошёл. Он только отслужил, не успел даже девку приголубить, а тут мобилизация. Ну как можно оставаться: младший на фронт, а я в тылу? Вот и отправился следом. Сначала рядовым был, потом взводным назначили.
– Ждем приказа о присвоении ему младшего лейтенанта, – прорезался слух у командира, и он тихо добавляет, – давно ждём. У меня и командир роты с рядовых начинал. Тоже долго ждали, зато теперь старлей.
– Слушай, у тебя, как у «вагнеров». Там тоже штурма себе самых достойных в командиры выбирали.
– Так надёжнее. Перед ними не поюлишь, хвост не занесёшь, как перед начальством…
Икс сбрасывает бушлат, и я замечаю шрамы на руке: один, второй, третий…
– А что это? – тычу пальцем на бледно-розовое пятно на поверхности кисти, будто кожа стёсана.
– Это? – переспрашивает Икс. – Да это так, чепуха. В рукопашке ножом резанули и сняли шкурку. Теперь вот новая нарастает…
Рукопашная – это не уличная драка. Здесь всё всерьёз. Это звериная свалка: оскал, кровь из разорванного рта, рычание, вой, стоны, хрип, с хэканьем удары, входящие в плоть ножи, раскалывающие черепа и плечи удары сапёрных лопаток…
Я на миг закрыл глаза и представил его в этой схватке. Жуть.
– Это у него не первая рукопашная и не последняя. У штурмов так часто, – майор смотрит на меня серьёзно. Даже слишком серьёзно.
– Я знаю, Дмитрий, что такое рукопашная.
Взгляд его смягчается: он верит, что я знаю.
Мы прощаемся с Иксом и я обещаю вернуться. Хотя бы для того, чтобы узнать имя – в суете так и не спросил. Главное, чтобы он вернулся – через трое суток они «уходят на задачу». Задача – это либо штурм, либо разведка за линией фронта со взятием «языка». Три года возвращался, вернётся и на этот раз.
***
Между прочим, майор Дмитрий тоже бегло изъясняется, читает и пишет на английском, может говорить и читать на арабском, ну и, конечно, сносно размовлятыся похлеще щирого западенца. Кстати, нецензурщина в его устах редка, как, впрочем, за целый день не слышал бранного слова от его обезбашенных штурмов. Может потому, что с улыбкой сказал, что мой изысканный слух коробит мат, на котором изъясняются товарищи военные, а может у них хватает словарного запаса для выражения эмоций.
За годы войны я нечасто встречал самодуров среди офицеров – были, конечно, дураки, да без них в России никуда. А вот интеллектуалы – совсем не редкость. В 103-ей бригаде подполковник Марков – кандидат технических наук и умница, его подчиненный старший прапорщик – пишет диссертацию, а в жизни просто Левша. В оскольских лесах под Изюмом встретили комбата-рэбовца, а по совместительству доктора наук. Он и по виду, и по манере вести беседу – интеллигент подлинный с глубинной внутренней культурой, а не поделка «школы лидеров». Но они не в чести у кадров МО – с Пузиками проще и легче: дураки и подлецы почему-то оказались в почёте.
Какие-то горестные мысли нахлобучили забубённую головушку, совсем не ко времени и не к месту.
Для майора в диковину какие-то имена и произведения – другое поколение, другое читают и другие песни слушают, но это не важно. Главное – они искренние, совестливые и не виноваты в том, что расхлёбываются за страшные ошибки своих отцов, за то, что это мы позволили уничтожить с нашего молчаливого согласия Державу. Испугались, растерялись, накрыло всеобщее оглупление или отравление напористыми и слащавыми речами демагогов. А уж говорить они умели! У нас вообще историческая прививка веры в хорошего царя сейчас, а потом костерить начинаем его и волосы рвать на себе, каясь в глупости, доверчивости и покорности.
Позволили совершиться страшному преступлению не только перед детьми и внуками, перед потомками, но и перед миром. Не забыть, как в начале двухтысячных на конференции в Дели старый и мудрый сикх сказал, что мы уничтожили не просто свою страну – мы уничтожили веру людей всего мира в справедливость, потому что в масштабах цивилизации мы создали государство справедливости и мира.
Но вернёмся в лес. На обгоревших стволах – агитки. Подсуетился комиссар и не столько для воспитания невоспитуемых, сколько для начальственных глаз. Я рассмеялся, представив, как замполит – огромный тбилисский армянин с глазами цвета спелого чернослива истово бьёт поклоны и басит: спаси и сохрани от гнева руководства! Высокое начальство даже полкового уровня вряд ли здесь окажется, а уж какой-нибудь чин из заоблачной выси – НИ-КОГ-ДА! Здесь климат не тот, бесконечные «грозы да осадки».
Майор покосился на меня: очень уж неуместен смех, хотя что возьмёшь с этих гражданских.
Заглянули в «блинчик». Один штурмовик спал, но разбуженный ввалившимися незваными гостями, попытался встать. Его тут же остановил повелительным жестом Дмитрий: отдыхай. Штурмовик натянул бушлат на голову и тут же раздалось громкое посапывание. Вообще-то, когда выматываешься, то засыпаешь еще «в полёте»: голова не коснулась подушки, а ты уже в плену Морфея. По себе знаю.
Двое бодрствовали: один чистил автомат, другой занимался уборкой.
– У нас правило: двое спят, третий бодрствует. Есть охрана по периметру базы, есть еще внутри лагеря, но всегда один бодрствующий в «блинчике», пока другие отдыхают. Мы частенько «языков» из блиндажей таскаем – беспечность чревата.
Словно из-под земли появился ещё один – невысокий, крепенький, улыбающийся. Майор Дмитрий поздоровался со всеми за руку, а этого туземного вида штурма приобнял и засыпал вопросами о прошлом захвате пленных и трофеев.
Оказалось – памирский таджик, приехал в столицу за счастьем, но отправился по этапу на долгий срок. Обиды не держит, во всяком случае внешне не показывает, хотя и утверждает, что наркоту джентльмены в погонах подложили – денег не дал. И не из жадности вовсе, а потому, что не было – не успел заработать. Вот как получается – денег не заработал, а срок схлопотал.
– А Господь делиться велел. Соблюдать Божьи заповеди надо, – назидательно и веско сказал Икс, пряча улыбку.
Памирец – «Пригожинский призыв»: воевал в «Шторм-Z», ранения, награды, после госпиталя вымолил право воевать у майора Дмитрия в морской пехоте.
– Музизом его зовут, – улыбается взводный Икс. – Почему-то не по-нашему, а с виду славянин.
Музиз ходит, как снежный барс: мягко и бесшумно. Если нужно взять «языка», то непременно в группу включают его. А мне думалось о том, что будет с ним после СВО: депортируют обратно в Таджикистан или с учетом заслуг предоставят гражданство в соответствии с Указом Президента? Скорее первое.
***
Чистивший автомат штурмовик отложил его в сторону и встал. Невысокий, крепкий и жилистый, взгляд с прищуром, будто в прицел взял. Во взгляде уверенность и сила. Позывной Цапа, зовут Андрей Царапкин. Четыре ранения. У многих «четыре» – просто какие-то сакральные цифры. У Икса четыре, у Радия – четыре, у майора Дмитрия – четыре… Хотя нет, у него всё-таки три. И слава Богу!
Цапа взял «блинчик», в котором сидели укроповские спецназовцы и поливали огнём всё, что шевелилось. Впрочем, всё снаряжение и вооружение – автоматы, пистолеты, гранаты – американские. Точнее, не автоматы, а штурмовые винтовки М-16, они же AR-15, а пистолеты аналог «глока». Винтовка так себе, а вот пистолет – залюбуешься: что точность, что вес, а в руке просто спит!
Оказывается, от нашей позиции до опорника с тем самым блиндажом было шестьсот метров. Цапа поставленную задачу не обсуждал: надо – значит возьмём. Шестьсот метров в шлеме, «броне», «разгрузке» с восемью магазинами и шестью гранатами, за спиной рюкзак с двенадцатью магазинами и десятком гранат, да еще под скороговорку пулемётов – это нечто нереальное. Это просто запредельно, но Цапа со своими штурмами «взяли» на одном рывке. Две с половиной минуты или сто пятьдесят секунд бега, когда сердце бьётся в горле, язык вываливается под задыхающийся хрип, когда легкие рвутся на свободу, ломая и круша рёбра, когда красные круги перед глазами. Две с половиной минуты – это много или мало? Как знать, как знать… Скорострельность пулемета в среднем 600 выстрелов минуту. За две с половиной – полторы тысячи. Значит Цапу могли убить полторы тысячи раз.
– Ты женат? – начинаю тиранить Цапу.
– Да, конечно, и дети есть.
– О чём думал, когда бежал к опорнику?
– Как о чем? – глаза у него красивы, глубокие, но во взгляде ошалелость от такого вопроса. – Добежать бы… Задачу выполнять надо, а не думать черт знает о чем.
Цапа первым свалился в траншею, гранату влево, гранату – вправо, очередь вдоль стенки влево, очередь вправо, гранату в блиндаж, следом, пластаясь вдоль дна окопа, нырок в «блинчик» и очередь веером. Всё, фенита ля комедия.
Трупы спецназа вытаскивали другие, а Цапа бросился к другому блиндажу и опять повторилось: граната-очередь-гранта-очередь и… пленные.
Сегодня связался с командиром отряда, чтобы договориться о следующем приезде, и спросил насчет Цапы. Оказалось, он на задании, так что к моему приезду еще не вернутся. Зато сегодня он взял опорник с «блинчиком», в котором собрал целый арсенал начиная от «глока» и заканчивая НЛАУ. А между ними – штурмовые винтовки, штурмовые гранатометы, штурмовые гранаты. И опять всё американское.
Цапа вернётся. Он всегда возвращается.
(Продолжение следует).