В октябрьские есенинские дни особенно часто вспоминаю Татьяну Петровну Ильину (впоследствии Флор-Есенину) – племянницу поэта, дочь его младшей сестры Шуры, Александры Александровны, которой он посвятил столько стихов, и в том числе, «Я красивых таких не видел…», «Ты запой мне ту песню, что прежде напевала нам старая мать…» Мы работали вместе в издательстве «Современник» и, несмотря на немалую разницу в возрасте, дружили. В этом году её девяностолетие… И тридцать лет, как ушла она в мир иной.
Это был единственный человек в редакции критики и литературоведения, куда я пришла работать 1 июля 1981 года и с кем сразу не познакомилась. У Татьяны Петровны в этот день, день её рождения, умерла мама. Последующие свои даты она не отмечала. Разве что сделала поблажку на 50-летие, в 1983-м, – позвала к себе домой на Фрунзенскую набережную. На столе благоухал роскошный букет из пятидесяти одной алой розы – от мужа, легендарного гроссмейстера Сало Флора, «шахматного Наполеона», который побеждал еще Алёхина и Капабланку…Выходец из Чехословакии, во время войны он получил советское гражданство. «Я хочу, чтобы Таня Есенин не работал», – подзуживал при мне худенькую элегантную супругу в день её юбилея остроумный и лёгкий на шутку Саломон Михайлович слегка ломаным русским языком, зная, насколько предана она своей профессии. Через полтора месяца, когда Флор скончался, в их доме собрался весь цвет шахматной мысли – от Смыслова до Карпова…
Если верить сослуживцам по «Современнику» (сама я Т.П. не расспрашивала), соседи с разных этажей, познакомились они довольно незатейливо, на лестничной площадке, когда племянница Есенина выносила мусор… Замуж Татьяна Петровна вышла поздно, в сорок с лишним, детей у неё не было, но она очень любила племянника Ваню, сына младшей сестры Светланы, которая преподавала в школе русский и литературу и была главным хранителем Московского государственного музея Сергея Есенина. А Ваня потом выбрал профессию врача. Ершистая, непокорная, с обострённым чувством справедливости, и вместе с тем, тонкая, тактичная и мудрая, Татьяна Петровна мало кого близко подпускала к себе. Иногда журила, осаживала, и по делу, когда другие предпочитали смолчать. До конца отстаивала свою точку зрения, невзирая на авторитеты. Умела пошутить, не зло, но метко-иронично. Никогда не оставалась в стороне, если кому-то нужна была помощь.
Я любила её, по душе в «Современнике» она была мне ближе всех и осталась по жизни дорогим сердцу человеком. Поддерживала в горестях и бедах, искренне разделяла радости. В издательство она пришла научным редактором со дня основания – пригласил Юрий Прокушев, главный редактор, известный есениновед. Среди её авторов были литературные киты – от Нагибина и Лакшина до Ланщикова и Старшинова… В разговоре Есенина всегда называла только «дядей». Конечно, она никогда не видела Сергея Александровича – родилась через восемь лет после его гибели, но в семейном кругу, при бабушке Татьяне Фёдоровне и маме, с детства дядя Серёжа представлялся только живым – всё дышало памятью о нём. Так было и в её воспоминаниях, в том числе опубликованных.
Интересную историю с бюстом Конёнкова, который он лепил с живого Есенина, а также свои встречи со скульптором описала Татьяна Петровна по моей просьбе для газеты «Голос Родины» и журнала «Отчизна» (в советское время выпускались такие издания для зарубежных соотечественников), куда я перешла из издательства.
Однажды, работая в архивах над книгой «С.А. Есенин. Жизнеописание в документах» и заглянув в рукописный отдел Института мировой литературы имени Горького, она вдруг увидела его на одном из шкафов. У бюста поэта лежали живые цветы, но не покидало чувство досады, что такое произведение искусства не обрело более достойного места. А ведь было время, когда следы его чуть не затерялись.
Предположительно, познакомились Конёнков и Есенин в 1915 году. Знакомство переросло в дружбу. А позировал поэт скульптору весной 1920 года. «Сеансы продолжались неделю. Я вылепил из глины бюст, сделал несколько карандашных рисунков… – передавал события тех дней в автобиографической книге «Мой век» Сергей Тимофеевич. – Работа эта увлекла меня настолько, что я вошёл в азарт и не давал себе передышки… Есенинский бюст я переводил в дерево без натуры, корректируя сделанный с натуры портрет по сильному впечатлению, жившему во мне с весны восемнадцатого года. Тогда на моей пресненской выставке перед толпой посетителей Есенин читал стихи. Возбуждённый, радостный. Волосы взъерошены, наморщен лоб, глаза распахнуты…»
Конёнков подарил скульптурные портреты поэту – глиняный и деревянный. По свидетельствам современников, бюст в дереве долго украшал витрину книжной лавки «Художников слова», а во время пребывания Есенина за границей был перенесён кем-то из его приятелей в студию Форрегера… Разыскан он был через несколько лет после смерти поэта Комитетом по увековечению его памяти, а потом поступил в фонды ИМЛИ. А вот глиняный бюст, к сожалению, не сохранился. В пылу гнева Сергей Александрович выбросил его в окно, когда жил на квартире жены С.А. Толстой.
О гибели Есенина Конёнков узнал в Америке, куда уехал в конце 1923 года от Комитета по организации заграничных выставок и артистических турне при ВЦИК. Татьяна Петровна приводила в своей статье письмо Конёнкова Софье Толстой от 12 марта 1926 года:
«Глубокоуважаемая и дорогая Софья Андреевна! Ваше горе – наше общее горе. Я любил Серёжу за его прекрасную чистую душу и за чудесные стихи его. Смерть Серёжи произвела на меня ошеломляющее впечатление. Я долго не верил этому. Чувствую, что поля и леса моей родины теперь осиротели. И тоскливо возвращаться туда.
Памятник буду делать как только смогу – выливая всю тоску и боль.
Вы трогательно описываете Серёжу и кончину моего бюста – портрета Серёжи и спрашиваете, возможно ли восстановить его. Скажите, сохранились ли у Вас осколки? Впрочем, это неважно. Я напрягу все силы, чтобы воскресить образ Серёжи…»
Татьяна Петровна дважды встречалась с Конёнковым, была редактором сборника «Воспоминания о Сергее Есенине», вышедшего в издательстве «Московский рабочий». На титульном листе этой книги великий скульптор оставил свой автограф: «Милой Тане Есениной на добрую память о нашей беседе. 6 июня 1966 г. С приветом. С. Конёнков. Москва».
– Не очень широко известно, что Сергей Тимофеевич действительно создал тот памятник Есенину, – рассказывала она. – Судьба его мне неизвестна, но поиски фотографии увенчались успехом. На её обороте стоит штамп: «Де Витт Вад 461, Шестая Авеню Нью-Йорк. Июль 23, 1929.
Она утверждала, что спустя многие годы, уже по возвращении на родину, скульптора не покидала мысль и о создании памятника на могиле Есенина. Из разговора с ним знала, что он мечтал сделать памятник Есенину в виде берёзки. Но этой мечте не суждено было осуществиться…
«В 1970 году широко отмечалось 75-летие со дня рождения Есенина. Несмотря на свои девяносто шесть, Конёнков отправился в Константиново, – вспоминала Татьяна Петровна. – Сергей Тимофеевич вошёл в дом со словами: «Здравствуй, Серёжа…» В книге почётных гостей он оставил запись: «23 октября 1970 г. Я посетил избушку, где работал великий поэт России Сергей Есенин. Как приятно, что дом живой, его посещают многие тысячи людей – россиян, да и не только россиян. Твой друг С.Коненков».
…В семье Есениных неоспоримо считали: поэта убили, и никаких других версий не признавали. Татьяна Петровна и её родная сестра Светлана отстаивали это до последних своих дней, часто стучась в закрытые двери. И Эдуард Хлысталов (была с ним знакома), следователь Петровки, публицист, документально и аргументированно подтверждал этот факт, всю жизнь положил расследованию тайны смерти поэта учёный-медик, криминалист Евгений Черносвитов… С целью добиться правды в деле дознания по факту о самоубийстве Есенина, в Генеральную прокуратуру было направлено письмо с требованием возбудить уголовное дело и заново провести судебно-медицинскую экспертизу. Но никаких ответных действий в поддержку не последовало… И теперь нет-нет поднимается встречная волна, как в новой книге о поэте Захара Прилепина. Близких родственников Есенина не осталось. Татьяна Петровна умерла в феврале 1993-го, Светлана Петровна – через одиннадцать лет, а ее сын Ваня еще раньше. Давно нет Константина и Татьяны, детей Сергея Есенина и Зинаиды Райх… А гибель русского гения без малого столетие остаётся нераскрытой тайной.