Глава I
– Ну что, Михаил Тимофеевич, будем садиться в машину?
Моложавый, лет сорока пяти, полковник легонько тронул Демьянова за рукав плаща и встал со скамейки.
– Пожалуй, пора, – хрипло согласился Демьянов. – Все одно уже никто не подъедет.
Вслед за военкомом он медленно, с трудом поднялся с той же широкой, окрашенной в зеленый цвет скамьи и, грузно опираясь на костыль и заметно припадая на левую ногу, двинулся к «Газели». Несмотря на то, что на календаре было 7-е мая, на улице стояла холодрыга, и Демьянов с утра оделся потеплее. На Белгородщине вовсю уже цвели сады, практически все, у кого были огороды и дачи, отсеялись, но синоптики все еще грозились заморозками: по всему видеть, на этот раз вечные вруны были правы: холод доставал сквозь плащ и свитер.
Усевшись в теплом салоне на два передних сиденья, военком и Демьянов некоторое время посидели молча, а потом военком махнул водителю рукой: давай, мол, езжай.
– Куда ехать-то? – Уточнил водитель.
– На Шебекино гони! – усталым голосом ответил военком и, посмотрев на Демьянова, добавил: – Домой…. А завтра с утра вновь сюда.
Демьянов промолчал. Он понимал военкома: ему самому хотелось верить в то, что завтра будет все в порядке, что Шевков и Мухин завтра обязательно подъедут. Вызов им посылали, билеты закупили именно на сегодня и они должны были прибыть на одном поезде еще в час дня. Теперь уже девять вечера. Сколько за это время поездов московских прошло!… Что же случилось? Неужели оба заболели? Удивляться нечему – годы берут свое, десять лет назад сотни, а то и тысячи участников битвы на Курской дуге приезжали в Белгород, Прохоровку, Шебекино, другие города области, а теперь? То же самое можно сказать и про День Победы: бывало, толпы бывших вояк с медалями и орденами по всей груди по городу в этот день ходили, а нынче где они все?
Демьянов тяжело вздохнул, погладил ноющее тупой, надоевшей болью раненное более полувека назад, колено, откинулся на спинку сиденья. Ему не хотелось ни о чем говорить, и он, отвернувшись к стеклу, смотрел на мелькавшие в близи дороги разнообразные дома и постройки поселки Разумное, который в последние годы неузнаваемо вырос как в ширину, так и в высоту. До Шебекино оставалось еще километров тридцать. Стремительно надвигались сумерки и встречные машины неслись навстречу с включенным близким, а то и дальним светом.
Шебекино… Без малого восемь десятков лет прожил Демьянов на этой земле. Сколько всяких событий случилось за это время! Уже не за горами тот день, когда на встречу с Богом надо будет собираться. А что вспоминается? Конечно, ярче всего война.
…С июля 1942 по январь 1943 года 472-й стрелковый полк вел ожесточенные бои за Воронеж. Потери личного состава были огромными. Немцы всеми силами старались удержать город, ибо прекрасно понимали, что его потеря открывала Красной армии путь на Харьков, который Гитлер называл «воротами на Украину». Пулеметной роте, которой командовал старшина Демьянов немцы особенно дали прикурить в районе деревни Шилево: они прочно окопались на склоне крутой горы на западном берегу Дона, укрыли прямо под корнями густого дубняка свои пулеметные точки и, не жалея патронов, лупили и лупили наших солдатиков получивших приказ взять высоту нахрапом. Не получилось. За три дня безуспешного штурма в роте Демьянова осталось всего шесть человек. Неизвестно, что было бы дальше, как бы Комдив сотой стрелковой дивизии Фраку Перхорович не прислал на подкрепление еще два стрелковых полка и не ввел в бой 1031-й артполк.
А потом были бои за Чичиевку. Полгода 100-я дивизия отвоевала эту окраину Воронежа, упорно, медленно, десятками метров, улицами, отдельными зданиями продвигаясь вглубь города. И здесь потери были страшные: люди гибли как мухи на морозе, многих новобранцев, утром пополнявших роту, к вечеру уже не было в живых. Командир полка Березин считал эти бои своим участием в Сталинградской битве так, как и 472-я армия не давали немцам возможности снять из-под Воронежа и бросить на Волгу ни одного своего полка, ни одного солдата. Березина в полку боготворили: звание Героя Советского Союза он носил со времен финской и людей своих берег, зря под пули не гнал. Но война есть война, и она щадит редко.
7 февраля передовые отряды 472-го стрелкового полка уже были на Белгородской земле и со стороны села Казанки подошли к городку Короча. Немцы стали уже не те, что в Воронеже: они заметно нервничали, метались в панике, по улицам сновали их автомашины… По всему было видно: немцы не будут принимать бой и отступят без сопротивления. Так и случилось: лишь на выходе из города произошла небольшая стычка. Чтобы прикрыть свое отступление, немцы поставили два пулемета и одно орудие. Но бой был коротким: наша пехота с флангов обошла немцев, и при поддержке минометов без особого труда искосила огневые точки фрицев, и погнала их по шоссейной дороге, ведущей на Белгород.
К вечеру того же дня 472-й полк, а позже и вся 100– стрелковая дивизия заняли село Алексеевку.
До Шебекино оставалось всего каких-то сорок четыре километра! Старшина Демьянов не находил себе места: до его родной хаты – рукой подать, а там жена и двое детишек. Неужели не доведется попасть в Шебекино? Неужели не доведется хоть краешком глаза на своих взглянуть? На краю села в низенькой, расхристанной хатенке Березин проводил совещание с командирами батальонов. Что они там решать? Какая будет поставлена перед полком задача?
А солдаты там временем атаковали походную кухню. Каждый норовил первым протиснуться к котлу, чтобы не всегда щедрый повар Титов плеснул в измазанный в походе котелок лишний черпак макаронного супа. Многие счастливчики уже облизывали ложки и доставали кисеты, пока дошла очередь Демьянову похлебать реденькую постную жижу. Ел Демьянов не спеша и уже подумывал, где бы пристроиться на ночлежку, как, вдруг объявили построение, где и объявили: «через час выступаем на Шебекино! На рассвете – бой!»
…Шли быстро, по балке, на дне которой узкой полоской петляла замерзшая речушка Корень. Вдоль, то приближаясь к балке, то отклоняясь к безмолвному, заиндевевшему лесу вилась змейкой полевая дорога. Все занесено снегом. Темень – хоть глаз коли. Пронизывающий до костей ветер озлобленно бросал в лицо горсть колючего, как иглы снега. Еще с вечера разыгралась сильная пурга. Идти было неимоверно трудно, лошади и те останавливались, а солдаты до смерти вымотаны бесконечными походами и хроническим недосыпанием шли и шли. Быстрее всех поспешал старшина Демьянов.
– Неужто скоро увижу? – верил и не верил он в свое счастье. – А вдруг? – И холодная испарина покрывала его лоб.
Позади остались села Плоское, Новостроечка, Ушаково, Неклюдово. И вот, наконец, добрались до окраины села Кошлаково. Возле одиноко стоящего в поле домика дорожного мастера остановились на привал. Демьянову передали, что его вызывает к себе командир полка.
– Это правда, старшина, что вы из этих мест? – спросил Березин, когда Демьянов вошел в просторную, ярко освещенную большой керосиновой лампой под стеклом, комнату. Накурено было – хоть топор вешай. Кроме командира полка здесь находилось еще десятка полтора командиров рот и батарей.
– Так точно, товарищ майор!
– Садись, – Березин развернул карту, всю испещренную синим и красными линиями.
Разговор длился минут десять, в конце его Березин поставил перед Демьяновым задачу пройти по селам и провести разведку боем.
– Присматривайтесь внимательно и будьте осторожны, если вас не обнаружит противник, в бой не встревайте. Обстановку доложите посыльным, а сами до нашего вступления в город останьтесь дома.
– Все ясно?
– Так точно!
– Желаю удачи! – Березин крепко пожал Демьянову руку.
Глава II
8 мая стало еще холоднее, чем в предыдущие дни. К тому же по небу ходуном ходили тучи, да такие страшные, от которых если чего и можно было ожидать, так только снега или града.
Под стать погоде было и настроение у Демьянова. Еще со вчерашнего дня, после того, как приехал из Белгорода, он знал от жены, что сегодня вечером к ним в гости прибудут младшая дочь с зятем.
– С Днем Победы приедет тебя поздравить – подчеркнула жена.
– Особенно зять спешит с поздравлениями…. – усмехнулся Демьянов и тут же попросил у жены ужин.
Зятя он не любил. Особенно сильно в последние годы, после дерьмократизации и развала Советского Союза. Зять долгое время – с конца семидесятых до начала девяностых годов работал в городском комитете партии на разных должностях, вырос до уровня заведующего отделом пропаганды и агитации и постоянно, с пеной у рта, доказывал свою приверженность идеалам коммунизма. Резко он сменил пластинку после августовского путча 1991 года, когда ГКЧеписты и Горбачев проиграли Ельцину борьбу за власть. Буквально за один день он организовал и возглавил местное отделение новоявленной партии «Демократическая Россия» и начал заниматься такими непотребными делами, что Демьянов, узнавая о них от соседей и знакомых, готов был от стыда сквозь землю провалиться. Никто больше, чем зять, на всевозможных митингах и собраниях не плевал в прошлое, в КПСС, в то, что многие десятилетия для всех советских, а для Демьянова и до сих пор являлось святым. Абсолютно конченым человеком Демьянов посчитал зятя после того, как тот однажды заявил: «Победа в Отечественной войне не стоила той крови, которую за нее пролили. Лучше было бы ту войну проиграть – тогда бы мы уже давно как люди жили».
После того случая Демьянов старался с зятем не встречаться. Жена, заметив это, злилась на него, ругалась, дочь обижалась, однако ничего с собой Демьянов поделать не мог – зять для него умер. Лет пять они не встречались. И вот на тебе: поздравлять зять тестя надумал. С чего бы это вдруг?
Демьянов посмотрел на часы: военком с машиной должны были подъехать минут через сорок. Надо начинать потихонечку одеваться. Он надел новые брюки, взял носки, сел в кресле и задумался.
…С двумя автоматчиками старшина Демьянов шел впереди. На некотором удалении за ними двигалась подвода, на которой были установлены два танковых пулемета, а сзади прицеплена 45-миллиметровая пушка. Остальные тридцать солдат, выделенных в разведывательный отряд, в белых маскировочных халатах шли следом.
В селе порывы ветра стали слабее. Только там, где избы стояли редко, на улицу врывались стремительные вихри снежной бури, но, угомонившись, и он покорно ложились плотными сугробами поперек дороги.
Тихо. Ни единого звука, ни единого огонька. Видно, нет в селе немцев. А может быть, притихли фрицы, выжидают чего-то? Постучать бы к кому в окно. Да темно. Мир и покой властвуют в деревне.
Солдат, что шел рядом с Демьяновым, толкнул его под локоть:
– Посмотрите, товарищ старшина, огонек.
Остановились. Впереди, в домике у дороги, которая сворачивает за угол и круто поднимается в гору, из-под прикрытой ставни струится свет керосиновой коптилки. Узкой желтоватой полоской ложится на землю.
– Может быть, немцы, а? – солдат переступил с ноги на ногу.
– Посмотрим, – старшина кивнул головой и, оставив в карауле двух бойцов, двинулся к окну.
Чуть-чуть скрипнули, отворившись, ставни. В комнате, кажется, нет никого. На столе, у окна, в алюминиевой миске горка давленых соленых помидоров, огурцов, квашеная капуста. У Демьянова аж под ложечкой засосало. Несытным был ужин, да и времени уже сколько прошло…
Внимательно вглядевшись в окно, Демьянов заметил в глубине комнаты на вешалке шинель… немецкую. Шинель вывернута наизнанку, погон не видно, и потому было не понять, кому она принадлежит – солдату или офицеру.
– Вот бы «языка» схапать!
– С окон глаз не спускать! – приказал он, когда двое подошли. А сам на крыльцо. Толкнул дверь. Не заперто – скрипнула и отворилась. Тут же навстречу Демьянову из-за печки высунулся старик.
– Так это ж мельник кошлаковский!
От радости Демьянов готов был расцеловать хозяина хаты. Но старик был суров и внимательно следил за незваным гостем.
– Здорово, папаша. Где немцы?
– Нема, – беззубым ртом ответил старик и широко улыбнулся. – Сбежали ироды.
– А шинель-то чья?
– Стало быть, моя, – вновь помрачнел старый. – С фрицем на тулуп поменялся. Жаль, хороший тулуп был. Перед самой войной в Кореньке сшили. Носить бы его да носить, и сносу не будет. А он, ирод, с утра одел, холодно-то в своей одежонке… Тут наши пуганули их, и побежал мой тулуп в Германию.
Старик снял с вешалки шинель и в сердцах бросил ее на земляной пол.
– Как мне ее и носить-то, вшивую, когда рукава всего по локти?!
На вопросы Демьянова мельник отвечал по-солдатски коротко и просто. Но больше того, что он сказал вначале, ничего другого из него вытянуть было невозможно. Небогатые сведения достались Демьянову: «Немцев в селе нет, ушли в полдень в сторону Шебекино».
– Спасибо и на этом, отец, – поблагодарил старика Демьянов и направился к выходу.
– Сынок, – остановил его мельник. – Аль не гость ты у меня? Выпей со мной на дорожку для смелости. Не откажи.
– Давай. Только быстро.
Старик пошарил под загнетью и вытащил большую бутыль, почти полную мутной бурачной жидкости. Налил в кружку, протянул Демьянову.
– За победу!
Демьянов одним залпом опрокинул зелье в рот, вытер губы рукавом и шагнул к выходу.
– А закусить? – ринулся к столу старик.
– Некогда, отец. Спасибо.
Демьянов шагнул в темную метельную ночь, где его нетерпеливо ждали разведчики.
Глава III
Машина, как и обещал военком, подкатила к дому Демьянова ровно через сорок минут. Однако самого полковника в «Газели» не оказалось.
– Алексей Кириллович занят по горло, – охотно доложил приехавший вместе него совсем еще юный лейтенант. – К завтрашнему празднику готовится.
– Понятно.
Демьянов пожал руку сначала лейтенанту, а затем, зайдя в салон «Газели», и водителю.
– Я вместо Алексея Кирилловича вам помогать буду, – охотно продолжал информировать лейтенант.
– Да какая там помощь… Товарищей моих фронтовых на железнодорожный вокзал в Белгород, как и вчера, встречать поедем.
– Как прикажете!
Лейтенант доброжелательно улыбнулся.
«Приятный молодой человек», – подумал про себя Демьянов, а вслух спросил: – Давно из училища?
– Три года назад закончил, – вновь с улыбкой отрапортовал лейтенант.
– И сразу в военкомат?.. В частях служить, выходит, нет желания?
В глазах Демьянова на миг вспыхнул огонек ехидства.
– Я, отец, через две недели после выпуска уже в Чечне был, – усаживаясь поудобнее на переднее сиденье, спокойно сказал лейтенант. – А еще через трое суток меня, едва теплого, среди покойников в Ростов приволокли.
– Так ты… Вы тяжело раненый? – смутился Демьянов.
– Шандарахнуло меня в Грозном так, что я пять суток без сознания был. Теперь вот признали годным к нестроевой. – Хорошо хоть вообще из армии не турнули.
За разговором Демьянов даже не заметил, как машина выехала уже из города и поднялась на Устинскую гору.
Впереди виднелась автозаправочная станция.
– Так что же мы в Чечне, сынок, так жидко обделались? – спросил Демьянов.
– Давай, отец, конкретно уясним, кто именно обделался? Если Вы имеете в виду солдатиков, то их обвинить не в чем: их как скот на бойню пригнали и бросили на растерзание. В Чечне борьба на нефть идет, за передел земли и собственности. Там положено начало расчленения России.
Демьянов поразился, как спокойно сказал эти слова лейтенант.
А тот продолжал все в том же духе.
– В Чечне не война, там… там преступление против русского солдата, против народа. И главным виновником всего – Президент ЕБН и его ублюдочные прислуги.
В голосе лейтенанта Демьянов уловил нотки металла, и ему стало, очень жаль этого юношу, почти мальчишку, морально и физически покалеченного неизвестно за что «на непонятной», как некоторые теперь любят говорить, войне.
«Эх, бедолаги! – сокрушенно подумал Демьянов. – За что же вам такая судьба? Нам было нелегко в свое время».
И вновь Демьянов вспомнил февраль сорок третьего.
….Через два часа после Демьянова ушел в разведку и командир роты противотанковых ружей старшина Шевков вместе со старшиной Мухиным.
Разведчики вошли в город в том месте, где берут свое начало две улицы и прямыми лучами под прямым углом разбегаются в стороны, выходя к площади. Еще издали Шевков заметил, как по дороге, ведущей на Белгород, с приглушенными фарами, движутся автомашины. «Значит, немцы не теряют даже малейшей возможности, чтобы удачно отступить на заранее подготовленные позиции».
В северной части города было тихо и спокойно. На двух улицах разведчики не обнаружили ни одного немца. Зато было много сосредоточено техники. По обе стороны стояли бронетранспортеры, автомашины на гусеничном ходу со спаренными и счетверенными зенитными установками.
Разведчики внимательно осмотрели машины: нет ли кого в них? Нигде ни одного человека.
Шевков потрогал рукой радиатор.
– Теплый, – пропел он Мухину.– Значит, недавно прогревали…
Мухин согласно кивнул головой.
– Что будем делать?
– Решай сам…
– Тогда так: я остаюсь здесь и веду дальнейшее наблюдение, а ты дуй с донесением к командиру полка.
Мухин, не говоря ни слова, моментально исчез.
Набесновавшись за ночь, к утру утихла пурга. Она уже не кружила в воздухе облака снега, а спокойно гнала его вдоль улицы, заплетая в тугие косицы.
Шевков хоронился за самым крайним домом, откуда хорошо просматривались обе улицы. Он начал уже заметно замерзать. Время тянулось жутко медленно. За лесом пробивалось желтоватая полоска рассвета.
– Когда же они появятся, – психовал Шевков на своих товарищей, – Не упустить бы фрицев. Снимутся и дадут деру…
И вдруг его осенило: улица настолько узка, что на ней никак не может развернуться и одна машина, тем более с прицелом… Значит, на случай отступления, немцы обязательно будут двигаться по улице Петровского, свернут на улицу Горяинова и выедут к центру города.
Шевков приготовил гранаты. В случае движения машин, решил он, нужно создать панику в рядах фрицев, а там что Бог даст! Глядишь, и наши к тому времени подскочат.
Едва Шевков об этом подумал, как увидел, что со стороны огородов, справа от него, валят первые цепи автоматчиков в белых маскировочных халатах. Мишки Демьянова орлы! Следом за ними показались и артиллеристы, которые довольно скоро катили по снежной целине свои сорокапятки.
Шевков выскочил из своего укрытия, призывно помахал бойцам сорванной с головы шапкой и устроился к первой от себя немецкой машине.
Расчет у него был прост: угнать машину! На гул мотора фрицы в первые минуты вряд ли обратят внимания: подумают, что кто-то из своих прогревает машину. Надо только успеть до первых выстрелов. Автоматчики совсем уже рядом. Шевков бежал, пригнувшись, и шарил левой рукой за голенищем сапога – никак не мог достать алюминиевую ложку с тонким круглым утончением на середине черенка. Наконец вытащил, вскочил в кабину, шлепнулся на сиденье. Секунду подумав, он резким ударом приклада сломал ложку и один конец воткнул в замок зажигания вместо ключа. Над замком загорелась красная сигнальная лампочка. И вдруг Шевкова обдало жаром: а где педаль стартера? Ее нет! Шевков от отчаяния лихорадочно начал стучать кулаком по всем кнопкам и ему повезло: когда стукнул по красному глазку сигнальной лампочки, мотор заработал, и машина на тихом газу двинулась вперед.
– Поехали, славяне! – заорал вне себя от радости Шевков.
И вдруг…..
Глава IV
В десять часов уже были в Белгороде на железнодорожном вокзале. Демьянов уселся все на туже, облюбованную им еще вчера зеленую скамью и приготовился ждать приезда Шевкова и Мухина. Лейтенант, обойдя за полчаса все закоулки здания вокзала, подошел и уселся рядом. Он явно томился от безделья, не знал, куда себя деть. Зато водитель, как и вчера, сладко дремал в своей «Газели», откинувшись на мягком сиденье.
Демьянов молчал. Молчал и лейтенант. Демьянову жаль было парня, но он не знал чем ему помочь, и, дабы как-то отвлечь от тяжелый мыслей себя и развлечь его, спросил:
– Тебя как зовут?
– Андрей, – сразу же отозвался лейтенант.
– Сам родом не из Шебекино ли будешь?
– Не-е… Из Курска я. У меня и сейчас там мама и брат живут.
– А отца нет, что – ли?
– Можно я закурю? – вместо ответа неожиданно спросил лейтенант.
– Кури-кури, – улыбнулся Демьянов. – Я ведь не командир тебе. У меня можешь разрешения не спрашивать.
Лейтенант щелкнул зажигалкой, сладко затянулся дымом.
– Мой отец шофером-дальнобойщиком был, – сказал он и еще раз глубоко затянулся. – В девяносто первом ушел в рейс в Ингушетию – стиральный порошок повез – и не вернулся. И машину не нашли. Как в воду канул.
– Вот как! – то ли удивился, то ли пожалел Демьянов.
– Мама до сих пор медсестрой работает, до пенсии еще два года осталось. Уникальный она у меня человек: тридцать три года на одном месте. С ума сойти!
– Я тоже на химическом заводе без малого сорок лет отутюжил, – признался Демьянов, искоса глядя на лейтенанта. Ему все больше нравился этот паренек, в голосе которого он слышал тепло и гордость за свою мать. Славный малый! Нынче таких редко встретишь. Нынче они все больше «продвинутые» – не почитающие ни мать, ни отца и очень агрессивные. Телевизор насмотрелись – чтоб ему пусто было!
– А брат большой уже?
– Младше меня на полтора года. Из армии пришел. Тоже в Чечне долг Родине отдавал.
– Не покалеченный пришел? Работает где?
– Работает.
Лейтенант достал новую сигарету, однако прикуривать не стал, а только понюхал.
– Хороший табак капиталисты забугорные делают…. «Мальборо»…
И неожиданно добавил: – работает Пашка. В охранном предприятии у одного очень крутого и не очень порядочного человека.
– А что же это он? – удивился Демьянов. – Чечню прошел, а к сукину сыну подрядился его охранять. Не противно ли?
– В наши дни, отец, выбирать не приходится, хорошую работу очень трудно найти.
– И все равно… знать, что сволочь и батрачить на него – я этого не понимаю.
Демьянов пожал плечами.
– А кто сейчас из руководителей кристально честен? – спросил лейтенант и с удивлением посмотрел на Демьянова. – Кто из них не ворует? Кто не грабит своих подчиненных? Вы же сами видите, что все поголовно, начиная от вечно пьяного забулдыги. Президента и его пресловутой семьи и кончая последним клерком в районе – все только то и делают, что воруют, берут взятки и продают, продают, продают. Советский Союз распродали, теперь Россию распродают.
– Ну и когда этому конец будет? – с любопытством спросил Демьянов. – Ты на это можешь дать мне ответ?
– Могу! – уверенно и неожиданно зло сказал лейтенант.
– Ну и когда же?
– Когда распродадут всю страну по частям. Вы же видите, с каким вожделением турки смотрят на Кавказ, а китайцы тихой силой занимают все Приамурье и Хабаровский край. Свой кусок в виде Курил и Сахалина оторвут и япошки. Все к тому идет!
– А какого же рожна вы, военные люди, видя все это, сиднем сидите? Почему ничего не делаете, чтобы остановить распад страны?
Демьянов до того разволновался, что даже вскочил со скамейки.
– Рыба гниет с головы, а армия с генералитета, – усмехнулся лейтенант. – Вы, отец, даже себе представить не можете насколько наша армия, я имею ее высшие эшелоны, погрязли в коррупции.
– Неужели и впрямь России конец? Не верю!
Демьянов в сердцах стукнул по скамейке костылем и вновь сел на нее. Ему стало плохо. Он пошарил в боковом кармане плаща, достал баночку с валидолом.
– Успокойтесь, Михаил Тимофеевич. Бог не выдаст – свинья не съест. Будем надеяться на лучшее.
Лейтенант видел, что Демьянов никак не может открыть баночку.
– Давайте я вам помогу.
– Я сам… Оставь меня…
Демьянов, наконец, справился с крышкой баночки, положил таблетку под язык, закрыл глаза и замер на скамейке.
Лейтенант стоял рядом и глаза его были полны тревоги.
* * *
…В первое мгновение старшина Демьянов не понял, что происходит. Он явно видел, как Шевков вскочил из-за угла крайнего дома, бросился к немецкой машине и помахал призывно своей шапкой. Видел Демьянов и то, что Шевков машину завел и она медленно начала разворачиваться поперек улицы. Молодец Алешка! Закупоривает улицу. Но почему по нему стреляют свои ребята? Неужели они где – то там видят фрицев? Почему машина уперлась в стенку дома, а Шевков из нее не выскакивает? Неужели…
– Прекратить огонь! – заорал Демьянов дурным голосом. – По своему лупите, бараны!
Хорошо, что машина была без кабины. Демьянов вскочил на ее подножку и сразу же увидел, что вся грудь Шевкова залита кровью. Убит? Дышит. Значит, ранен.
Демьянов выволок Шевкова из кабины, предварительно выключив зажигание.
Бой разгорался не на шутку. Немцы, которые после первых выстрелов в панике выскочили на улицу, огляделись и начали яростно огрызаться. Было заметно, что они, перегруппировав силы, под прикрытием нескольких самоходных установок отходят к центру города.
Передав Шевкова в руки санитарам, Демьянов вместе с артиллеристами лейтенанта Кувшинникова стал пробиваться к своему дому, до которого осталось каких-нибудь семьсот – восемьсот метров.
Глава V
Не дождался Шевкова и Мухина Демьянов и на этот раз. Голодный, уставший и очень раздраженный приехал он домой, где его ждал еще один неприятный подарок – зять.
Невысокий, сытый, круглый, с бесцветными, стоячими глазами, зять никогда не выглядел красавцем, а уж когда был выпивши, то на него лично Демьянову хотелось просто плюнуть.
– И что она в нем нашла? – часто задавал он вопрос жене, имея в виду дочь.
И тут же слышал неизменное:
– А чем он хуже других?
Демьянова махал безнадежно рукой, и диалог на этом заканчивался.
К великому неудовольствию Демьянова, зять и на этот раз был крепко под газами.
– А, победитель явился! – закричал он наиграно весело, едва только Демьянов переступил порог квартиры. – Женщины! Грянем туш в честь славного героя Жуковских железных дивизий! Сдвинем бокалы – осушим их разом!
Демьянов проглотил глупость молча и, отвернувшись к вешалке, чтобы не здороваться за руку с зятем, начал раздеваться.
Дочь и жена хлопотали на кухне, но при появлении хозяина как по команде вышли в зал.
Дочь молча чмокнула отца в щеку, а жена огорчила новостью:
– Днем звонил военком и сказал, что Шевков сильно заболел и приехать на празднование не может…. С Мухиным ситуация непонятная: из Тамбова выехал еще два дня назад и потерялся.
– Что значит, потерялся? – не понял Демьянов. – Он же не иголка….
– И, тем не менее, – развела руками жена.
– Победители не теряются, победители совершают героические поступки! – брякнул очередную глупость зять.
– Помолчи! – оборвала его дочь.
– Да бросьте вы из какой-то ерунды трагедию разыгрывать, пойдем лучше выпьем за победителя.
И вновь Демьянов едва сдержался, чтобы не шугануть на зятя матом при женщинах. Цепляясь за последние остатки воли, он пошел в спальню. Следом за ним в спальню зашла и жена.
– Какая сволочь!
Демьянов тяжело опустился в кресло и стал расстегивать рубашку.
– Ну, что ты опять на него ворчишь? Зять-то тут при чем? – зашипела в темноте жена.
– Сволочь! – повторил Демьянов. – Подай мне пижаму.
– Да ты что, за стол в нижнем собираешься садиться?
– Ни за какой стол я садиться не буду…. Я лягу.
– Ну, а как же мы? – В шепоте жены послышалось явное раздражение.
– Посидите без меня! – громко отрезал Демьянов и, чтобы слышали его слова в зале, повторил:
– Без меня!
Жена, не говоря больше ни слова, разобрала постель и вышла из спальни.
Демьянов лег поудобнее, расслабил тело и тут же понял, что он действительно очень и очень устал. Устал и морально, и физически. К тому же очень давило в груди.
«Надо бы еще валидола пососать», – подумал Демьянов, но вставать за ним не стал, а привлекать к себе внимание зовом жены ему было противно.
Где же Николай? Куда он мог подеваться? Именно эта мысль мучила его сейчас больше всего. Не болезнь Алешки Шевкова, которых было у того за послевоенный период чуть ли не тысяча, а именно неизвестность с Мухиным.
Неужто в дороге что-либо с ним случилось? Заболел, может, тоже, как и Шевков? Так ведь сообщили бы уже в военкомат. А может, убили?!. Сейчас все может быть, подонков развелось – как колорадских жуков. За стакан семечек могут убить.
Демьянов тяжело вздохнул. За закрытой дверью в зал слышались негромкие голоса женщин, стук расставляемой на столе посуды, громкий смех зятя.
«Победитель…. Вот тварь, умеет же даже добрым на первый взгляд словом унизить человека….»
Демьянов еще раз тяжело вздохнул, перевернулся на другой бок к стенке и стал потихонечку проваливаться в забытье.
* * *
…К концу марта 1943 года положение на фронте несколько стабилизировалось. К этому времени закончилось зимнее наступление советских войск. Немцы перешли к глубоко эшелонированной обороне. Испытав горечь поражений под Воронежем и Сталинградом, они готовились к летнему наступлению на Курско-Орловском направлении.
Наступление на Курс из района города Белгорода фашисты начали 5 июля. Разыгралась знаменитая Курская битва.
В сводке Совинформбюро от 13 июля говорилось:
«На одном участке немцам ценой тяжелых потерь удалось захватить населенный пункт. Решительной контратакой подразделений капитана Томилина, старших лейтенантов Федулова и Мухина восстановлено положение. В уличном бою красноармейцы истребили до 400 вражеских солдат и офицеров, захватили 6 орудий, 4 самоходные пушки, 150 тысяч патронов и другие трофеи».
Населенным пунктом, о котором говорилось в сообщении Совинформбюро, была деревня Безлюдовка.
Старшина Демьянов командовал на тот момент пулеметной ротой в батальоне старшего лейтенанта Мухина, который находился в обороне во втором эшелоне в районе Шебекино. Именно этому батальону командир полка поставил задачу отбросить противника назад и не допустить его до леса.
Бросок батальона по берегу реки, затем напрямую лесом занял не более часа. Три стрелковые роты выдвинулись на опушку у разъезда Карьерное.
Оценив обстановку, старший лейтенант Мухин решил, не теряя ни минуты, начать контратаку. Солдаты быстро перебрались на другую сторону железнодорожной насыпи. Между ними и врагом было всего лишь 10-15 метров. Все зависело от того, кто бросится первым.
Демьянов и Мухин держались рядом. Они вообще после того, как был ранен и отправлен в госпиталь Шевков, все время старались быть рядом друг с другом. Мухин даже ночевал у Демьянова два раза после того, как 9 февраля было освобождено Шебекино от фашистов.
– Вон они, сволочи, – прошептал Мухин, чуть заметным кивком головы указывая на густой кустарник. – Быстрее бы….
И тут же прозвучала команда комбата. В воздух взмыла сигнальная красная ракета. С криком «ура!» батальон поднялся в атаку.
Быстрый натиск ошеломил немцев. Их первые цепи были смяты и уничтожены. Задние повернули назад.
Порыв батальона был настолько велик, что многие бойцы не заметили проходов в минном поле, которыми пользовались немцы, и подорвались. Демьянов не увидел, как упал после взрыва Мухин, так как у самого его после десятишаговой пробежки нога вдруг стала мягкой, подогнулась, и он упал. Через несколько секунд приостановилось движение всего батальона, атака захлебнулась. Солдаты залегли, начали окапываться. До Безлюдовки оставалось всего метров 200. Немцы, воспользовавшись ситуацией, успели выдвинуть, свежую роту стрелков. Бой разгорелся с новой силой и продолжался дотемна.
Всю ночь раненые лежали там, где их настигли пули и осколки, и только 6 июля в 5 часов утра, когда Безлюдовка была освобождена, их начали собирать санитары.
Глава VI
Разбудил Демьянова дверной звонок. Раскрыв глаза, Демьянов сразу понял, что на дворе уже ранее утро.
– Кого это в такую рань? А может…
Мысль о Мухине всколыхнула все нутро и подняла Демьянова с постели. Прямо в пижаме он было уж собрался выйти из спальни, но, услышав приглушенные женские голоса, один из которых был явно чужой, Демьянов вновь сел на край постели.
Через несколько секунд в спальню вошла жена. Судя по ее одеянию, она давно уже была на ногах и колдовала на кухне.
– Миша, телеграмма, – как-то нерешительно и робко, словно извиняясь, проговорила она тихонько и протянула узенькую полоску белой бумаги.
– Сама прочти, у меня очки в пиджаке где-то…
Демьянов видел: что-то случилось.
– Из Тулы телеграмма …. От Мухина … Алеша Шевков умер …
– Как от Мухина? Что он там делает?
Чувствуя, что говорит глупость. Демьянов осекся. В спальне стало тихо, и в этой тишине особенно ритмично и противно цокал будильник.
– Принеси мне очки, – попросил Демьянов, подслеповато вглядываясь в печатные, наклеенные на листочек буквы телеграммы.
Нацепив очки, он еще долго изучал послание и так и этак прикидывал ситуацию. Особенно его интересовало, как Гришка Мухин, ехавший из Тамбова, мог вдруг оказаться у умершего в Туле Шевкова?
Ответ на вопрос дал через полчаса по телефону военком, который, извинившись за раннее вторжение, рассказал, что его самого разбудил звонком дежурный из военкомата и сообщил: звонили, мол, из тульского военкомата, доложили, что вчера вечером умер Шевков, что Мухин находится в доме Шевкова, так как, не увидев его садящимся в Туле на поезд, он сам слез с этого самого поезда.
– Все понятно, – устало произнес Демьянов и, пообещав быть вовремя на праздничном митинге, положил трубку.
Митинг должен был начаться в 10 часов. Настенные часы в зале показывали без четверти 6.
Тщательно побрившись электрической бритвой, Демьянов хорошо помылся под душем, оделся в нарядный костюм, на лацканах которого словно листья на дереве висели всевозможные медали и два ордена, выпил предложенный женой чай и вышел из дома.
День обещал быть солнечным, хотя и не очень теплым. Движения на улицах города практически никакого не было, и Демьянов, довольный этим обстоятельством, опираясь на костыль и припадая на левую ногу, пошагал в нужном направлении.
В феврале 1943 этот путь он вместе с товарищами по батальону преодолевал почти 18 часов. После войны, пока был молодым, ему в каждый День Победы хватало 20 минут. Последние несколько лет он тратит больше часа.
За 20 минут дойдя до ДК «Химик», Демьянов повернул направо, перешел дорогу, прошел мимо почты, редакции местной газеты, паспортного стола, милиции и в районе больницы химического завода вновь перешел дорогу. До первого памятника осталось рукой подать.
И вновь Демьянову повезло: около памятника не было ни души. Усевшись на одну из скамеек. Демьянов немножко передохнул, вслушиваясь в шумный шелест молодой вербной листвы. Памятник стоял на самом краю речушки, и этих самых верб на берегу росло великое множество.
По традиции памятник к торжеству покрасили. Небольшой фитилек Вечного огня горел ровно, сгибаясь под порывами ветра.
«Вечная память героям, павшим за независимость и свободу нашей Родины» – прочел Демьянов на желтой плите постамента. И ему опять стало плохо, неожиданно ему показались эти слова очень фальшивыми и ненатуральными. На протяжении стольких лет он читал их и принимал очень даже хорошо.
Он вспомнил давние дискуссии насчет того, что можно или нет на этом самом месте ставить памятник погибшим советским воинам. По рассказам очевидцев, да и Демьянов сам об этом знал, именно на этом месте после освобождения Шебекино было захоронено больше всего убитых фашистов. Кто и почему настоял поставить памятник именно здесь, для Демьянова так и осталось загадкой. Более того, именно у этого памятника вечерами собиралась чаще всего молодежь и вытворяла здесь такое, о чем нормальный человек никогда бы и не помыслил. Вот и опять: памятник едва успели покрасить, а он уже исписан именами всяких Вик, Марин и Ангелин. А сколько на нем надписей на иностранном языке?
В этот момент Демьянов почему-то вспомнил про своего зятя.
– Даже память погибших отцов и дедов продают! – прошептал Демьянов и, зло стуча костылем по металлическим ступенькам, начал спускаться на длинный, узкий мостик через реку и весь луг, который тянулся до шоссейного моста в районе школы машиностроительного завода.
Во дворе светлого двухэтажного здания школы, несмотря на ранний час, уже звенели голоса и мелькали разноцветные пилотки ребят, собиравшихся на парад в честь Дня Победы. На улице становилось теплей, и Демьянов, уставший и вспотевший от дальнего и трудного для себя перехода, расстегнул плащ, немного постояв, двинулся дальше.
Рядом с проходной завода, у памятника, он стоял долго. Именно здесь под гранитными плитами лежали те, с кем Демьянов когда-то дрался за Шебекино. Он зорко всматривался в нечеткие, вымытые дождем и выветренные буквы на плите, читал: Кувшинников, Кондаков, Кутавой, Колесников….
Почти всех их Демьянов хорошо знал и многих помнил до сих пор в лицо. Это все, так сказать, не герои. Герои рядом. Их имена выбиты внизу небольшой пирамидой: матрос Шарапов, Ковалев, Горяинов…. Горяинову и Шарапову повезло: их именами названы площадь и улица….
«И Алешке Шевкову повезло! – подумал Демьянов. – Его Гришка Мухин в последний путь проводит. А меня кто – зять?… Последнее слово о победителе произнесет… Или молодой лейтенант, прошедший Чеченскую войну и оправдывающий бандитов? Или…»
Демьянову стало плохо. Ему хотелось присесть, принять валидол. По его щекам бежали слезы. Он стоял, опустив голову, из последних сил удерживаясь на ногах за счет костыля.
Рядом проходили люди, и никого, никого из них не смущало, что у памятника погибшим воинам стоял глубокий старик с целым иконостасом на груди и плакал. Все понимали: День Победы – праздник таких вот стариков-победителей.
г. Шебекино