Плевна

Мы с вами уже говорили о том, что русское главное командование приняло решение о переходе Дунайской и Кавказской армий к обороне, которое и привело к новой летне-осенней оборонительной кампании, началом которой послужили оборона Шипки на Балканах и Баязета на Кавказе. В соответствии с этим планом ожидалось пополнение войск прибытием Гвардейского, Гренадерского и 4-го армейского корпусов с рядом других соединений и частей на Балканы и Гренадерской дивизии на Кавказ. Первыми уже подходили стрелковые бригады и полки 4-го армейского корпуса.

Шипка выстояла, но там еще продолжались упорные бои. Во время самых тяжелых суток 10 и 11 августа шипкинской эпопеи на левом фланге нашего фронта, наконец-то возбудился командующий самой крупной турецкой группировкой, формальный главнокомандующий маршал (сердар-экрем) Мехмет-Али-паша. Он так и не дождался прорыва Сулеймана-паши, которого, впрочем, и не ждал и решил напомнить о себе султану, атакой русских из четырехугольника крепостей, в котором практически застоялся с начала войны. Его армия, насчитывающая 99 тысяч человек с 216 орудиями, была грозной силой, самой мощной турецкой группировкой на данный момент. Противостоящий ей Рущукский отряд цесаревича Александра уступал туркам по личному составу – 56 тысяч человек, и был примерно равен по артиллерии – 224 орудия. Сразу оговорюсь – эта операция туркам не удалась и практически не повлияла на ход дальнейшей борьбы. Поэтому, ограничимся очень краткой справкой.

Рущукский отряд занимал хорошо оборудованные позиции на левом фланге частями 12-го, на правом фланге 13-го корпусов. Единственным узким местом позиции был  стык правого фланга 13-го корпуса с Осман-Базарским отрядом, составлявший никем не прикрытый коридор примерно в 20 верст. Мехмет-Али мог атаковать по трем направлениям: от Рущука на Систово против 12-го корпуса, чтобы отрезать нашу армию от единственной переправы через Дунай; наБелу против выдвинутого вперед 13-го корпуса; наконец, самое выгодное направление в разрыв наших войск, что позволило бы ему сразу выйти на тылы нашего Южного отряда генерала Радецкого. Но Мехмет паша выбрал самое простое направление против центра нашего 13-го корпуса. Да и тут поставил перед войсками странную задачу – не разбить, или окружить, а «потеснить русские войска».

С 10 августа он примерно две недели и пытался «потеснить» наши корпуса. Сначала 13-й корпус, без какого-либо успеха, потом атаковал 12-й корпус. Здесь ему все-таки удалось «потеснить» нашу 12-ю пехотную дивизию у Кадыкиоя. Но цесаревич отвел главные силы на подготовленный рубеж обороны у города Бела, спрямил фронт на 40 верст и, уплотнив нашу оборону, вынудил Мехмета-пашу прекратить и это «тиснение». В прошедших боях наши офицеры и нижние чины проявили себя выше всяких похвал. Даже начальник 33-й пехотной дивизии 12-го армейского корпуса 50-летний генерал-майор Алексей Алексеевич Тимофеев с саблей наголо вел свои полки в контратаку и остановил  наступавших турок. Получит орден Св. Георгия 4-го класса, а после войны за заслуги получит в командование 2-ю гвардейскую пехотную дивизию. Одним словом, Рущукский отряд свою задачу выполнил так уверенно и быстро,что не привлек особого внимания даже в нашей ставке. Там с нетерпением ожидали прибытия резервов.

Они и начали приходить. Сначала в район Плевны подошли части 4-го армейского корпуса генерал-лейтенанта П.Д. Зотова. К ним присоединились полки 2-й пехотной дивизии генерал-майора князя А.К. Имеретинского. 26-я пехотная дивизия ушла на помощь Рущукскому отряду, а 3-я пехотная дивизия пошла к Южному отряду. Таким образом, войска под Плевной усилились сразу полнокровным армейским корпусом и пехотной дивизией. А главное – румынскими войсками. Наконец-то румынский князь Карл соизволил вступить в войну по-настоящему. Все предыдущие союзнические обязательства румыны свели к артиллерийским обстрелам турецких войск со своего берега Дуная, да переправившаяся через Дунай 24 июня 4-я румынская пехотная дивизия полком драбантов и полком кавалерии сменила наш гарнизон в Никополе. Остальные части дивизии оказались в отряде генерала Лошкарева, который и сам не успел еще толком повоевать. Уже известный нам военный разведчик полковник Генштаба П.Д. Паренсов  докладывал: «Князь Карл боится Турции, боится Австрии, слушается Берлина, боится России и не доверяет ей, хочет быть королем, но боится… Обещает много, но ничего не делает». Но в конце августа Карл все-таки перешел с основными войсками Дунай и двинулся к Плевне, где скоро появились 2,3,4-я румынские дивизии, всего 32 тысячи человек со 108 современными германским стальными орудиями. Внушительная сила.

Но вернемся в нашу ставку. До сих пор продолжаются споры историков о том, почему и как возникла идея, приведшая нас к самой неудачной Третьей Плевне, если по всем планам и указаниям Дунайская армия перешла к обороне до подхода всех вызванных из России резервов. Еще не подошли Гвардейский, Гренадерский корпуса. Еще мы только что успешно отстояли Шипку и атаку на Рущукский отряд. Думаю, здесь сыграла большую роль, так называемая большая политика – вступление в боевые действия румынской армии. 16 августа в Главной квартире состоялась встреча государя императора Александра II с румынским князем Карлом. Сам Карл не пылал ненавистью к туркам, но его окружение прямо-таки рвалось в бой, и как можно скорее. Главнокомандующий Дунайской армией Великий Князь Николай Николаевич румынам не доверял, но государь неожиданно предложил назначить командиром теперь уже сводного русско-румынского Западного отряда князя Карла. Тот не хотел этого, но и отказаться не мог. И тогда попросил к себе в начальники штаба русского боевого генерала.

Теперь растерялся главнокомандующий. Командир 9-го армейского корпуса генерал Криденер перестал внушать доверие после Второй Плевны. И Карлу назначили нового «полководца» командира только что прибывшего на фронт 4-го армейского корпуса генерал-лейтенанта П.Д. Зотова. К сожалению, как покажет время, выбор мало чем отличался от Криденера. Мы уже о Зотове говорили. Так возник этот начальственный симбиоз, вызывавший, по меньшей мере, недоумение у многих чинов ставки, штаб-квартир государя императора и цесаревича Александра. Военный министр Д.А. Милютин в своем дневнике запишет: «Начальство над значительной частью армии и на важнейшем стратегическом пункте возлагается на иностранного принца, вовсе неопытного в военном деле, окруженного своими мелкими честолюбцами вроде полковника Сланичано, желающими разыграть исторические роли».

А дальше пошли еще более запутанные предположения. Кто же конкретно предложил еще раз атаковать Плевну. После обидного поражения все, как говорится «умыли руки», направляя негодования на князя Карла и генерала Зотова. Но есть множество свидетельств того, что князь Карл был сразу против атаки Плевны, а генерал Зотов просто по чину и положению не мог принять такого решения. Конечно, здесь не обошлось без главнокомандующего и самого государя императора. Но они остались вне критики, тем более доподлинно известно, что саму операцию разрабатывал штаб Западного отряда во главе с генералом П.Д. Зотовым. Понятное дело – решение об атаке Плевны принято. Но для начала просто необходимо было захватить важнейший узел турецкой обороны городок Ловча. Расположенный к югу от Плевны по обоим берегам реки Осма, он являлся важнейшим транспортным узлом, связующим Плевну с Сельви, Трояном, а, значит, с армией Сулеймана-паши. Оттуда постоянно шли подкрепления, средства вооруженной борьбы в Плевну.

Турецкая оборона под Ловчей состояла из двух опорных пунктов. На восточном берегу Осмы это гора Рыжая, укрепленная траншеями для круговой обороны. На западном берегу – большой редут с траншеями для пехоты. Оборонял Ловчу отряд Рифата-паши из 8 таборов, взвода регулярной конницы и нескольких тысяч башибузуков, которых мало кто мог подсчитать, но примерно 3 тысячи, и 6 орудий. 2,5 тысячи и 1 орудие обороняли восточный берег и примерно столько же с 2 орудиями западный берег. Остальные войска с 3-мя орудиями находились в Ловче. Брать Ловчу было поручено 2-й пехотной дивизии князя Имеретинского, усиленной отрядом генерал-майора М.Д. Скобелева, которому после Второй Плевны не могли отказать в боевом рвении. Всего 35 батальонов пехоты, 1 эскадрон ,14 сотен казаков, 2 взвода саперов и 98 орудий. Преимущество наших сил, особенно в артиллерии абсолютное. На операцию отводилось чуть более суток. В дальнейшем отряд князя Имеретинского поступал в распоряжение Западного отряда.Прежде чем сказать несколько слов об этой хорошо известной операции, позволю себе несколько слов о командире отряда генерал-майоре князе А.К. Имеретинском.

40-летний светлейший князь Александр Константинович Багратион-Имеретинский был одним из внуков царя Имеретии Давида и сыном генерала. У такого аристократа был один путь – Пажеский корпус, который он закончил блестяще с выходом в Лейб-гвардии Конно-пионерский дивизион. Через два года добровольно перевелся в 14-й Грузинский гренадерский полк воевать на Кавказе. Воевал храбро и умело. Потом академия Генштаба, окончание ее с отличием и с производством в штабс-капитаны штабаГвардейского корпуса. Потом усмирение Польши, но далеко от царского двора не уходил. В 30 лет полковник и флигель-адъютант, в 32 года генерал-майор с причислением в свиту. С началом нашей войны отправлен в Сербию с задачей быстрее втянуть ее в боевые действия. Не получилось. Вернулся в штаб государя императора, стал ближайшим советником Александра II. При этом принимал самое активное участие в боевых действиях, лично докладывал государю о том, что никто бы не рискнул доложить. Так было на переправе через Дунай, во время второй Плевны. Именно Имеретинский поднял на щит генерала Скобелева, и все время поддерживал его. Не удивительно, что именно Скобелева он попросил к себе в отряд для взятия Ловчи. Умнейший, образованный военачальник, он знал свои возможности, не лез в первые полководцы, спокойно отнесся к назначению начальником 2-й пехотной дивизии, вместогвардейской, и всегда умело подбирал себе соратников. За Вторую Плевну получил Золотое оружие «За храбрость», за Ловчу получит Св. Георгия 4-го класса. При этом прямо и честно доложит государю, что «главным героем дела был генерал Скобелев 2-й». В Третью Плевну будет единственным военачальником беспрерывно направляющим Скобелеву резервы. В день падения Плевны получит орден Св. Георгия 3-го класса и уйдет начальником штаба у Тотлебена в Рущукский отряд, сразу заслужив уважение у капризного полководца. Как и у будущего императора. После войны дослужится до генерала от инфантерии, начальника штаба Гвардейского корпуса, Главного военного прокурора, Варшавского генерал-губернатора. Кавалер практически всех российских и многих иностранных орденов. Умер в 67 лет в своей постели, похоронен в Александро-Невской Лавре. Полководец не первого ряда, но военачальник, очень много сделавший для победы в войне.

Князь Имеретенский понимал, что его войска – 2-я пехотная дивизия и бригада 3-й пехотной дивизии еще не обстреляны, идут в первый бой и, несмотря на явное преимущество перед турками, решил бить их по частям. Сначала атаковать и взять опорный пункт на горе Рыжая, ворваться в Ловчу, повернуть войска на север и добить главный редут на западном берегу реки Осма. Его пехотинцы не имели боевого опыта, но у него был Скобелев, а с ним боевая обстрелянная стрелковая бригада, 10 батарей и 2 казачьих полка. Имеретенский сформировал на этой основе отряд Скобелева – левую колонну для нанесения главного удара по горе Рыжей. В нее вошли 10 батальонов пехоты, 1 эскадрон, 2 сотни и 56 орудий. За ним шел общий резерв генерал-майора Энгмана – 11 батальонов и 16 орудий. Справа наступала с отвлекающим ударом колонна генерал-майора Добровольского 4 батальона и 20 орудий. С севера и северо-запада атаку на Ловчу обеспечивали  2 полка Кавказской казачьей бригады  полковника Тутомлина с 6 орудиями.

22 августа в 5 часов утра колонны Скобелева и Добровольского выдвинулись в боевой порядок, и началась артиллерийская подготовка из 68 орудий. К сожалению, на нашем правом фланге у Добровольского огонь наших орудий не доставал до турецких позиций, а турки прицельным ружейным огнем наносили нам урон. Более того, в 7 часов 30 минут они даже перешли в наступление. Но это зря. Даже в своем первом бою наши пехотинцы отогнали их одним ударом назад. Добровольский же, чтобы не нести бессмысленных потерь, сам повел своих солдат в атаку и неожиданно выбил турок с их позиции. Они бежали на левый берег Осмы и в Ловчу. В этой атаке мы понесли существенные потери. Может и зря, но победили.

У Скобелева с артиллерией все было в порядке, и за 4 часа непрерывного обстрела он практически разрушил турецкие укрепления. В полдень с распущенными знаменами, под барабанный бой и грохот пушек Скобелев лично повел свои полки в атаку. За 200 шагов до турецких окопов они развернулись в цепь и одним штыковым ударом овладели укреплениями Рыжей горы. Еще через час ворвались в Ловчу. На правом берегу Осмы с турками было покончено, и они отошли на северную позицию к редуту. Потери у Скобелева были минимальным –15 убитых и около100 раненых нижних чинов.

В 14 часов началось наступление на последние турецкие укрепления. Здесь произошла некоторая заминка при переправе через реку под ружейным огнем турок. Местность была открытая, и лишь около мельницы среди деревьев и кустов образовалось скрытое пространство. Любопытно, что нижние чины по собственной инициативе стали перебежками пробираться туда, и вскоре там накопилось более 500 человек. Офицеры только приветствовали своих подчиненных. Скобелев выдвинул на прямую наводку артиллерию, ударил всеми имеющимися орудиями и в 17 часов поднял пехоту. Опять же сам лично повел в штыковую атаку сразу 7 батальонов. Турки не выдержали и побежали, казаки полковника Тутомлина преследовали их до темноты. В общей сложности за всю операцию мы потеряли убитыми и ранеными не более 900 человек в основном во время первого боя за гору Рыжая. Турки только  убитыми потеряли более 2000 человек. Блестящая победа. Имеретинский получил за нее орден Св. Георгия 4-го класса, а генерал Скобелев ничего.

Победа могла бы оказаться совсем идеальной, и возможно решила бы всю проблему Плевны, если не пассивность наших «великих» полководцев – командира 4-го армейского корпуса генерала П.Д. Зотова и командира 9-го армейского корпуса генерала Н.П. Криденера. Дело в том, что именно в день сражения за Ловчу Осман-паша решил помочь несчастному Рифату-паше, вышел с 18 таборами (более 20тысяч человек) и 10 орудиями  из Плевны и атаковал позиции 4-го армейского корпуса, прикрывавшего дорогу на Ловчу. Появился отличный шанс разгромить Османа в чистом поле в открытом бою как раз силами корпусов Зотова и Криденера. Сил у них для этого было вполне достаточно. Но колонны Османа отогнала, как всегда блестяще действовавшая артиллерия 4-го корпуса, а 9-й корпус вообще не шевельнулся даже для помощи Зотову, не говоря уж о совместном ударе по войскам Османа-паши. Военный министр Д.А. Милютин запишет в своем дневнике: «Таким образом, и на этот раз, когда неприятель осмелился наткнуться  с 25-ю тысячами на наши два корпуса, наши стратеги не умели воспользоваться благоприятным случаем побить противника, а удовольствовались тем,что отбили его нападение».

Записать то запишет, а где он был сам, где были главнокомандующий, штаб государя императора. Опять, даже от победы, неприятный осадок. Историк А.А. Керсновский, как всегда точен и лаконичен: «Отряд князя Имеретинского насчитывал 22000 человек при 98 орудиях. Ловчу занимало 4000 турок с 6 орудиями. Почти все они были перебиты (нами похоронено 2200 трупов, взято 2 знамени и 1 орудие). Наш урон  – 46 офицеров, 1637 нижних чинов. Упущена возможность разгромить Османа, вышедшего из Плевны на выручку Ловчи».

Возможно, и, к сожалению, именно победа под Ловчей сильно подвинула наше командование на еще одну попытку скорее атаковать Плевну. Формально соотношение сил к тому времени уже было на нашей стороне. В Западном отряде имелось более 52 тысяч русских войск с 316 орудиями;  32 тысячи румынских войск со 108 орудиями. Итого – более 84 тысяч человек и 424 орудия. У Османа-паши после вылазки оставалось 33 тысячи человек и 70 орудий. Превосходство в личном составе почти троекратное, в артиллерии – пятикратное. Почему бы не рискнуть еще раз. Трудности, как всегда чаще всего  бывает, прятались в деталях.

Во-первых, наше командование не учитывало мощности укреплений Плевны. К тому времени это уже был  сильнейший узел обороны с долговременными позициями фортов, редутов, соединенных траншеями полного профили, и хорошо отработанным пристрелянным перекрестным огнем артиллерии и стрелкового оружия точками. Каждая точка перед позициями основных редутов и промежутков между ними давно  и тщательно перекрывалась огнем. У нас же, несмотря на полное превосходство в артиллерии, было всего 20 тяжелых осадных орудий, разбросанных по всему фронту вокруг Плевны. Плевые же орудия просто не могли полностью разрушить такие турецкие укрепления.

Во-вторых, несмотря на длительное «сидение вокруг Плевны», мы так и не сумели полностью раскрыть систему обороны турок для ее гарантированного подавления огнем даже при продолжительной бомбардировке. Вообще сама система артиллерийского огня отсутствовала, как таковая

В-третьих, мы опять доверяли командовать наступающими войсками генералам уже успевшим себя полностью дискредитировать в предыдущих штурмах. Не удивительно, что начальник артиллерии Дунайской армии генерал князь Масальский вместе с начальником штаба отряда генералом Зотовым предложили командиру отряда румынскому князю Карлу просто подвергнуть позиции турок продолжительной бомбардировке из всех стволов орудий и после со всех сторон идти на штурм. «Гениальное» решение. Карл к тому времени уже пожалел о своем согласии командовать отрядом и немедленно обратился к главнокомандующему и к государю императору. Те поддержали предложение своих генералов, которое и им показалось выполнимым.

И началась непосредственная разработка и подготовка операции, которой, по сути, предстояло руководить именно генералу П.Д. Зотову. С одним уточнением – все свои предложения он обязательно согласовывал с Великим Князем Николаем Николаевичем и императором Александром II. Еще раз подчеркну – в подготовке и в самой операции в той или иной мере участвовало все высшее командование, присутствовавшее на театре военных действий под Плевной, включая добросовестного критика военного министра Д.А. Милютина и самого государя императора.

О Третьей Плевне написано и сказано так много, что позволю себе остановиться только на тех, на мой взгляд, коварных деталях, которые незаметно привели нас к самой крупной неудаче в войне. Была ли операция изначально обречена на провал? С точки зрения военного искусства при таком соотношении сил и тщательной, правильной, последовательной подготовке к штурму шансы на успех конечно были. Если бы, если бы…

Начнем с того, что изначально неправильно было выбрано направление сразу двух главных ударов. Румынские войска силами 3-й и 4-й пехотных дивизий, в резерве – 2-я пехотная дивизия, совместно с 1-й бригадой 5-й пехотной дивизии нашего 9-го армейского корпуса наносила один главный удар с северо-востока на мощнейший турецкий узел обороны Гривицкие редуты. Другой главный удар наносил 4-й армейский корпус с юго-востока на редуты Омар-Бей-Табия. Между ними с непонятными задачами, кроме артиллерийской поддержки наступления и концентрации резервов, готовился к выдвижению (куда? – С.К.) 9-й армейский корпус. Наконец, с юга сводному отряду генерал-майора М.Д. Скобелева, составленному из полков 2-й пехотной дивизии и 3-й стрелковой бригады, которые выделил ему князь Имеретинский, предстояло атаковать отвлекающим ударом самые близкие к Плевне редуты Каванлык и Иса-Ага. Позже их назовут Скобелевскими редутами 1 и 2. Сил у Скобелева было несравнимо меньше, а ему предстояло еще захватить уже знакомые ему Зеленые горы. В то же время весь западный фронт обороны Плевны фактически отсутствовал, но о попытке прорыва именно там никто в штабах даже не задумывался. Нам предлагалось в третий раз наступать на одни и те же грабли.

Вторая, казалось бы, на первый взгляд, незначительная деталь. Во главе своего 4-го корпуса на направлении главного удара начальник штаба Западного отряда и главный ответственный за операцию генерал П.Д. Зотов почему-то назначил начальника 4-й кавалерийской дивизии своего корпуса генерал-лейтенанта Е.Т. Крылова. 53-летний генерал-лейтенант Евгений Тимофеевич Крылов выпускник знаменитой Школы Гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, бывший командир Лейб-гвардии Уланского полка и бригады во 2-й гвардейской кавалерийской дивизии был сугубо кавалерийским командиром весьма средних способностей без должного образования и боевого опыта. В мирное время он с трудом справлялся и с командованием 4-й кавалерийской дивизии, а уж командовать полнокровным армейским корпусом в сложнейшей боевой операции просто не мог по определению. Это был даже не начальник пехотной дивизии более сильной по всем параметрам, чем кавалерийская. Я так и не смог найти ответа на этот парадокс. Крылов даже лично почти не соприкасался с Зотовым всю свою службу. Почему? Это почему выйдет нам боком не только во время Плевны, но и после нее. Закономерен и вопрос, где были главнокомандующий Дунайской армии и штаб-квартира государя императора. Без них такое назначение просто невозможно.

Третья деталь связана с сугубо практическими просто обязательными при подготовке каждой операции моментами. Мы уже говорили о том, что имеющейся у нас артиллерией разрушить укрепления Плевны невозможно и, тем не менее, большую часть пехоты, две трети, в том числе целый корпус Криденера мы оставляли в резерве, который так и останется не использованным до конца операции. При этом очень важно, удивительно то, что и сама диспозиция сражения не была толком доведена до командиров практически всех уровней. Так, в общих чертах. Конкретные задачи на возможные этапы боя не были поставлены. Взаимодействие не только между полками, дивизиями, но и корпусами так и не было налажено. К управлению боем были не готовы большая часть командиров и начальников.

Да как его можно было вообще организовать, если не существовало единого общего командования. Формально во главе Западного отряда стоял румынский князь Карл, а фактически заправлял всем генерал Зотов. Он же командовал и русскими войсками. Но румынами командовал румынский генерал Чернат. Тот еще полководец. При этом под Плевной находились главнокомандующий Дунайской армией Великий князь Николай Николаевич,  государь император Александр II с военным министром Д.А. Милютиным и штабом. И они тоже не могли оставаться равнодушными свидетелями

Наконец, очень важный момент, о котором мы узнали уже после войны от самого Османа-паши, находившегося в нашем плену. Он все время осады Плевны был не плохо осведомлен о планах русского командования, в том числе и перед всеми штурмами и в ходе их. Сведения поступали из статей бесчисленных журналистов, заполонивших штабы русских войск, вплоть до дивизий. А также очень эффективно работавших многочисленных лазутчиков-обывателей, якобы «бежавших от зверств проклятых османов».

Итак, на фоне этих «мелочей» через три дня после взятия Ловчи 25 августа в Главной квартире Горнем Студне состоялся военный совет всех высших военачальников штабов и Западного отряда. После оглашения общей диспозиции неожиданно для всех князь Карл высказался против штурма. Он только теперь вспомнил, что не подошла русская гвардия, гренадеры, и вообще лучше бы до их подхода просто осадить Плевну, о чем он постоянно  слышал в русских штабах. Растерявшийся генерал Зотов не знал, что делать. К счастью для него, подавляющее большинство военачальников высказалось за штурм, и их поддержал сам главнокомандующий. Он тут же и назначил срок наступления 30 августа – день тезоименитства государя императора Александра II. Ох уж эти именины императора. Сколько будут потом о них говорить, а то и делать их  одним из виновников нашей неудачи. Но это потом, а пока приказ начальника – закон для подчиненного.

26 августа в 6 часов утра началась беспрецедентная артиллерийская подготовка к штурму, длившаяся с перерывами 4 дня по 29 августа включительно. Ударили разом на правом фланге 36 румынских и 46 русских орудий; в центре 48 русских орудий. Важный штришок – на левом фланге у Скобелева бомбардировка не проводилась. Пушки вели огонь все светлое время. Позже выяснилось, что турецкие войска с началом артиллерийской подготовки уходили в укрытия, а по окончании ее ночью возвращались на позиции и  к утру полностью их восстанавливали. Так продолжалось четверо суток, и турецкие маневры очень напоминали наши действия двадцатилетней давности под Севастополем. Во время ночных пауз, мы кое-где сумели придвинуть  к турецким позициям батареи 4-фунтовых пушек. А в целом артиллерийская подготовка не принесла желаемых результатов, кроме огромного расхода боеприпасов и незначительного ущерба турецким редутам.

Все-таки, по-прежнему должен похвалить артиллеристов. Не было у них нужных мощных орудий, но они и  имеющимися организовали системный огонь., в том числе и во время штурма. Впервые в нашей, да и европейской, практике была сделана попытка спланировать саму артиллерийскую подготовку, а не просто вести стрельбу. Артиллерия выполняла конкретные задачи: «С рассветом со всех батарей открыть усиленный огонь по неприятельским укреплениям и продолжать его до 9 часов утра. В 9 часов одновременно и вдруг прекратить всякую стрельбу по неприятелю. В 11 часов дня вновь открыть усиленный артиллерийский огонь и продолжать его до часу пополудни. С часа до 2,5 часов опять прекратить огонь на всех батареях, а в 2,5 часа вновь начать усиленную канонаду, прекращая ее только на тех батареях, действию которых могут воспрепятствовать наступающие войска».

29 числа команда на штурм в 15 часов 30 августа была подтверждена, и тут появилось новое препятствие.  Всю ночь и половину дня 30 августа шел проливной дождь, сменившийся моросящим и моментально превратившим всю местность в одно грязевое болото. Видимость снизилась до нуля, и ждать эффективной артиллерийской поддержки не приходилось. Конечно, штурм надо было отложить хотя бы на сутки, ничего в данной обстановке не решающих. Но опять возникла дата именин государя император, и никто даже не подумал внести такое предложение. Как часто это у нас бывает. Под Плевной эта вроде бы мелочь повлияла на ход всей операции.

В 6 часов утра 30 августа в туманную пелену дождя ударила наша артиллерия, положившая начало Третьей Плевны. Теперь все зависело от героизма нижних чинов, офицеров, способностей генералов управлять войсками. Большая часть генералов и показала себя «во всей красе».

Началось с того, что они не сумели даже начать штурм в одно время в 15 часов. Вовремя началась атака румын на два отстоявших друг от друга на 300 саженей Гривицких редута. Атаковали трижды и все неудачно из-за хорошо поставленного огня турок. И только когда на помощь румынам пришла наша 1-я бригада 5-й пехотной дивизии, которую вел в бой лично командир генерал-лейтенант М.В. Родионов, дело дошло до штыкового боя, и один из редутов был взят на «Ура». Над редутом взвились русское и румынское знамена. Трофеями стали 2 турецких знамени и 6 орудий. На большее необстрелянным румынским пехотинцам сил не хватило. Они уже потеряли 800 человек убитыми и более 1000 ранеными. Досталось и русским. Приведу цитату из воспоминаний майора Андрея Валерьяновича Квитки «Записки офицера»:

«В рукопашном бою о револьвере не думается – с малолетства привыкли мы для самозащиты действовать кулаками, и, вероятно,поэтому мы доверяли более силе удара, чем действию огнестрельного оружия. Я вытащил шашку и стал карабкаться по склону рва; мне помогали солдаты руками и прикладами. Земля мокрая, скользкая, так что с трудом взобрался я к основанию вала. Предо мной была высокая насыпь, но левее обвалилась земля; то была амбразура, а за нею опять дым, выстрелы; вероятно, наши уже там. В два прыжка очутился я против дула орудия, а с третьим опрокинул подвернувшегося мне турецкого солдата. Один турок с исковерканным от ужаса или злым лицом, бросился ко мне. Моя шашка свистнула, и протянутая ко мне рука, перерубленная пополам, повисла на сукне его мундира. Только тут заметил я устремившихся на меня со всех сторон турок; наших в редуте не было. Я был совершенно один. Признаюсь, ужас охватил меня. Отмахиваясь шашкой, я вскочил на пушку, как на ступень, чтобы сквозь амбразуру выбраться назад ксвоим, и при этом крикнул что было мочи: «Сюда, братцы, сюда, выручайте», но наши уже лезут в укрепление. В этот миг что-то ударило мне в грудь, и я упал на орудие. Падая, я увидел, как хлынули ко мне турки, но в то же время услышал над собой русское победоносное «Ура». Голова закружилась, я более ничего не видел, но почувствовал, что несколько рук меня охватило; я старался укусить поднимавших меня, боролся отчаянно, думая, что это турки хотят меня увести; я силился крикнуть: «помогите, спасите, братцы!». Но голос у меня исчез, как бывает во время страшного сна; наконец я понял произносимую около меня знакомую речь: «Свои, ваше высокородие, свои». Радость дала мне силы прийти в себя, в редуте были только наши. С участием смотрели мне в лицо солдаты; молодой прапорщик, бывший в передовой роте, тоже здесь; он обнимает и целует меня…».

И еще одна любопытная деталь, русские не раз спасали и своих союзников: «После неудачной атаки румынскими войсками Гривицкого редута №2 во рву остались раненые румынские солдаты. Их стоны были услышаны русскими солдатами, занимавшими Гривицкий редут №1. Унтер-офицеры Ефрем Налетов, Кирилл Анисимов, ефрейтор Степан Муратов и рядовые Алексей Осетров и Яков Григоренко под сильным огнем противника подползли к турецкому редуту и вынесли раненых румын. Во время этой смелой операции один русский солдат был тяжело ранен».

Одним словом, атака захлебнулась, ни румынский генерал Чернат, ни русский генерал Зотов пальцем не пошевельнули, чтобы бросить в бой хоть какой-то резерв. Целые резервные дивизии – румынская и русская так и остались стоять на месте.

Войска 9-го корпуса уже по самой диспозиции, якобы обеспечивая фланги румын и нашего 4-го корпуса ни к какой активности и не стремились. Криденер выделил из дивизии «полководца» Шильдера-Шульднера 1-ю бригаду в помощь румынам и до конца сражения в бинокль рассматривал турецкие укрепления Чорум и Ибрахим. К концу дня он пошлет в помощь свой бригаде 17-й пехотный Архангелогородский полк, но будет уже поздно.

И уж совсем печально сложились дела на центральном участке, где главный удар наносил 4-й армейский корпус. Заменивший Зотова исполняющий обязанности командира корпуса генерал-лейтенант Е.Т. Крылов еще до начала атаки потерял нити управления войсками и связь с командованием отряда. Не понятно, из каких соображений он начал наступление не в 15 часов, а в 11 часов утра. 63-й Углицкий и 64-й Казанский пехотные полки сразу попали под губительный огонь из редута Омар-бей-Табия и, понеся большие потери, начали отступать. Ничего не зная об этом, начальник 30-й пехотной дивизии генерал-майор Н.Ф. Шнитиков, как и полагалось, точно в 15 часов приказал идти вперед 117-му Ярославскому и 118-му Шуйскому пехотным полкам своей дивизии. Эти два полка наткнулись на отступающих и были просто сбиты с толку. Но окончательно все смешалось, когда «полководец» Крылов бросил в наступление еще три полка. Так что, к 16 часам уже  семь полков оказались выведены из строя в этой неразберихи наступающих и отступающих батальонных колонн.  По сути дела без полноценной атаки с развертыванием войск, потеряв  на ровном месте 4500 человек, Крылов остановил так толком и не начавшееся наступление. Генерал Зотов и в этом случае предпочел не трогать резервов. Справа от Крылова стоял и простоял до конца сражения целый 9-й корпус генерала Криденера. Редут Омар-бей-Табия остался неприступен – наши два главных удара окончились тяжелейшим поражением.

И только на юге незначительный сводный отряд генерала М.Д. Скобелева совершил, казалось,невозможное. Скобелев начал артиллерийскую  подготовку на рассвете, и наступление начал тоже раньше срока в 10 часов утра. Он пошел на это сознательно, доложив  князю Имеретинскому и генералу Зотову. Ему ведь еще предстояло сбить турок с третьего гребня Зеленых гор и уже потом, как раз в 15 часов, атаковать плевенские редуты Каванлык и Иса-Ага, позже названные его именем. Мы уже говорили, что на его участке не было четырехдневной бомбардировки, и Осман-паша особенно не обеспокоился первым артиллерийским ударом по Зеленым горам и первой атакой русской пехоты. Он знал, что после ухода его аскеров с Зеленых гор русским,чтобы добраться до редутов, предстояло по обрывистому северному склону гор, переправиться по единственному мосту через Зеленогорский ручей и почти 100 саженей подниматься вверх на высоту, по скатам которой и располагались турецкие редуты. Но Осман-паша не учел одного – во главе наших полков стоял настоящий полководец генерал-герой М.Д. Скобелев.

У Скобелева не было возможности для переправы полевой артиллерии через ручей, вообще не было возможности для какого-либо маневра. Только вперед. И он в первом эшелоне бросает в бой прославленный старейший в русской армии с 1700 года 61-й пехотный Владимирский, и еще более знаменитый с 1700 года 62-й пехотный Суздальский Генералиссимуса князя Суворова полки. Сам великий Суворов когда-то командовал суздальцами. Нынешние командиры полковники В.Ф. Аргамаков и Н.В. Эрн шли впереди полков под знаменами. Около ручья полки замедлили  шаг, даже залегли, но не отступили. Скобелев наращивает силы, бросая в бой  7-й пехотный Ревельский полк. Пехота перескочила ручей и пошла вперед наверх, и уже в нескольких шагах от рубежа развертывания в штыковую атаку  остановилась. Скобелев поднимает в атаку 6-й пехотный Либавский принца Карла Прусского полк и два стрелковых батальона. Сам впереди войск под огнем противника на белом коне. Появление Скобелева необыкновенно воодушевляет солдат. Через несколько минут началась штыковая атака, рукопашный бой. Полки ворвались на турецкие позиции.

В 16 часов наши войска взяли редут Каванлык, в 18 часов пал редут Иса-Ага. Высшее командование – генерал Зотов, главнокомандующий, сам государь император могли провести перегруппировку, направить Скобелеву свежие части и овладеть Плевной, но почему-то все посчитали, что и атака Скобелева  закончилась неудачей. Вот как это трактовала официальная история:

«Князь Имеретинский – Зотову: «Скобелев просит доложить: «высоты и два редута взял послу упорного боя. Просит резервов. У меня их нет, все введено в бой, остались мелкие части, которые приводятся в порядок. Скобелев продержится до утра, но просит подкреплений».

Зотов князю Имеретинскому: «Резервов нет. Держитесь вашими войсками, так как резерв, имеющийся под вашим начальством, сильнее главного. Передайте Скобелеву приказание его императорского высочества главнокомандующего оставаться на  занятых позициях и укрепиться на них».

И это при наличии у Зотова более чем значительных резервов, о которых мы уже говорили. Наши полководцы так и не поняли, что упускают возможность прямо сейчас ворваться в Плевну и победить. Удивительная некомпетентность. А Осман-паша поняли бросил на свой крайний правый фланг не только резервы, но часть таборов с центрального участка фронта. С утра 31 августа на Скобелевских редутах начался ожесточенный бой. К 16 часам оставшимися силами, без какой-либо помощи были отбиты четыре атаки. Во время пятой атак на редуте Каванлык погиб, поднят турками на штыки, по мнению многих, первый герой всей войны командир батальона Владимирского полка майор Федор Матвеевич Горталов.

38-летний майор Федор Матвеевич Горталов, родом из мелкопоместного костромского дворянства, в свое время даже не смог попасть в кадетский корпус, и вынужден был пробиваться к офицерским чинам через военные юнкерские школы, существовавшие какое-то время при каждой дивизии. Вот такую  школу при 22-й пехотной дивизии в Новгороде он закончил. В чине унтер-офицера отправился в 6-й Финляндский линейный батальон в крепость Свеаборг, где слегка наберется боевого опыта в Восточную войну. В конце войны получит первый офицерский чин прапорщика с переводом в 61-й пехотный Владимирский полк, прославленный еще с петровских времен, а особенно в недавней обороне Севастополя. Служил отлично и к началу войны получил в командование батальон. Командир полка уже упоминаемый нами бывший гвардеец-павловец полковник В.Ф. Аргамаков так характеризовал его: «Майор Горталов был уважаемый офицер в полку, оказывающий прекрасное нравственное влияние на товарищей и имевший потому большой вес и значение».

Под Плевной наступил его звездный час, хотя он уже успел получить орден Св. Георгия 4-го класса за предыдущие бои. Существует версия того же полковника В.Ф. Аргамакова. Горталов дал слово Скобелеву, что не оставит редут ни за что. В критический момент Скобелев приказал оставить редут, но Горталов якобы заявил: «Передайте генералу Скобелеву, что русского офицера от данного слова может освободить только смерть». Любопытно, что за свой подвиг на редутах он наград не получит, но заслужит вечную память и славу в русской армии до наших дней. В Болгарии его именем названо село и улица в Софии. У нас ничего. Стыдно!

Есть еще один уже малоизвестный момент Плевны, о котором хотелось бы сказать. Три брата Верещагиных Василий, Сергей и Александр оказались в гуще событий. Самый известный из них знаменитый художник Василий, о котором мы уже говорили в деле моряков и пехоты на Дунае, очутился в центре управления, в штабе государя императора. Штаб расположился на вершине Гривицкой горы и оттуда все присутствующие наблюдали, по возможности, за ходом сражения. Сергей и Александр – первый ординарец самого Скобелева, второй сотник Владикавказского казачьего полка – воевали на передовой. Александр перед атакой на Зеленые горы видел Скобелева и писал: «Скобелев ходит с князем Имеретинским взад и вперед по шоссе и, потирая по обыкновению руки, с озабоченным видом о чем-то с ним разговаривает. Оба они  одеты в мундиры Генерального штаба (с аксельбантами – С.К.). Как только я увидел начальство, у меня мгновенно пропала всякая мысль об опасности, хотя пули здесь свищут очень часто…»

Александра ранят в том бою. Третий брат Сергей тоже раненый попадет в руки турок. Сам Александр в лазарете узнает об этом от своего вестового казака Ломакина: «Вашего брата черкесы зарезали. Осетины видели. Вот и кинжальчик, и бинокль ихний принесли… Ужас! А рядом лежат сотни раненых русских. Из моих соседей в особенности запомнилась фигура одного солдата. Он лежал в трех шагах от меня на спине, без мундира и крутился, как жук, повернутый на спину. Широкое кровавое пятно на рубахе посреди спины указывало, куда несчастный ранен. Всю ночь его не перевязывали, а утром, когда я проснулся, он уже мертв. И не один он – многие из моих соседей к утру уже умерли. Солдаты-санитары поочередно брали их за ноги и под плечи и уносили куда-то в сторону, за палатки…».

Его знаменитый брат наблюдал картину боя из царской ставки: «С жужжанием летит, с треском и грохотом разрывается граната то впереди, то позади, иногда и посреди солдат. Целый кочан цветной капусты из дыма вместе с землей поднимается с этого места; все кругом или нарочно бросается ниц, или отбрасывается, изувеченное осколками. Уцелевшие, тем временем, оправляются и снова карабкаются вверх, пока новая граната опять не перемешает их ряды.А царь, якобы пирует  в это время на своих именинах.Я написал потом картину, представляющую государя и главнокомандующего, смотрящих вместе со штабом на штурм Плевны, и какого вздора не пришлось выслушать по поводу ея: уверяли, будто я в цензурных видах отрезал часть картины, представляющую какое-то пиршество.Это чистая нелепость, потому что, во-первых, никто в это время не пировал, во-вторых, отрезал я кусок полотна не с правой стороны, где мог быть предполагаемый пир, а с левой, то место, где должны были находиться батареи генерала Зотова, слишком увеличивающие мою картину»

Мы уже говорили о роковом дне именин Александра II 30 августа. Западные репортеры, а потом и наши либералы будут долго издеваться над тем, что, якобы во время страшной бойни «царь со свитой хлестали шампанское, разбрасывая вокруг бутылки». Досталось всем, в том числи и художнику Верещагину. Это я к тому, что фэйковые новости записных русофобов, ненавистников России всегда сопровождали нашу страну, наших людей, где бы и что бы они не делали.

Короче всех историков, и как всегда эмоционально оценил Третью Плевну А.А. Керсновский: «Артиллерийская подготовка штурма длилась 4 дня и оказалась мало действительной. На штурм 30 августа ген. Зотов двинул всего 39 батальонов, оставив 68 «в резерве»! Штурм почти удался, несмотря на разрозненность, бессвязность, отчасти преждевременности атак. На пр. фланге архангелогородцы и вологодцы взяли Гривицкий редут, захватив знамя и 3 орд., в центре (где атаковало 12 батальонов, а 24 стояли «в резерве») штурм отбит, а на левом фланге Скобелев, поведший войска верхом на белом коне, взял ключи Плевны – 2 редута. Еще одно усилие – и Плевна была бы наша. Весь день 31 августа шел здесь неравный бой – 22 русских батальона бились с турецкой армией на глазах 84 батальонов, стоявших и смотревших! Оставив на редуте Абдул-бей б-н Владимирского полка, Скобелев взял с его командира майора Горталова слово с редута не сойти. Геройский б-н держался против всей турецкой армии. Получив от Зотова отказ в подкреплении, Скобелев с болью в сердце послал Горталову приказание отступить, сказав, что освобождает его от слова. «Скажите генералу Скобелеву, что русского офицера освободить от данного слова может только смерть!» – ответил майор Горталов. Отпустив остатки своего батальона, он вернулся на редут и был поднят турками на штыки. Наш урон составил 2 генерала, 295 офицеров, 12471 н. ч. румыны лишились 3000, а у турок, по их собств. показаниям, убыло 3000. Скобелев был возмущен:«Наполеон радовался, если кто-либо из маршалов выигрывал ему полчаса времени. Я выиграл им целые сутки – и этим не воспользовались».

Поражение под Плевной не только ошеломляюще подействовало на высшее русское командование, но и на всю армию, всю страну. Сразу же пошли панические корреспонденции из Дунайской армии, всевозможные слухи, в том числе и об именинах государя. 1 сентября государь император собрал в городке Парадим военный совет, в том же составе, что и неделю назад в Горнем Студне. Разбор получился нелицеприятным. Понятное дело, больше всего досталось генералу Зотову. Но, к слову сказать, его взял под защиту командир Западного отряда князь Карл и даже обещал наградить своего начальника штаба. Да и все военачальники, сам Александр II не могли не чувствовать собственной вины. Но не это главное. Главным стал вопрос, что делать дальше. Все как будто забыли, что еще в июле приняли решение о переходе к обороне до подхода гвардии и гренадер, что Третья Плевна была спровоцирована субъективными факторами. К удивлению государя почти все  старшие военачальники во главе с главнокомандующим Дунайской армии высказались за отступление от Плевны, некоторые и за отвод наших войск за Дунай. И прекращение кампании до будущего года. Как говорит пословица: «Приехали!»

К счастью радом с Александром II был военный министр Д.А. Милютин и некоторое число его сподвижников. Для начала он напомнил, что мы по-прежнему превосходим турок по всем показателям. У нас в этом районе более 100 тысяч человек с 470 орудиями, у турок в два раза меньше пехоты и в три раза артиллерии. Вместо отвода войск он предложил дождаться подхода всех резервов и новый способ ведения боевых действий. Без наличия крупнокалиберной осадной артиллерии навесного огня разрушить укрепления Плевны невозможно. А, значит, вместо  кровопролитных  открытых штурмов следует сломить сопротивление турок полной блокадой Плевны. По всем данным у Османа-паши просто не было достаточных запасов для  удержания длительной блокады, и он находится по любому в критическом положении.

Надо отдать должное государю императору, который понимал, что уход от Плевны не только превратится в неудачу всей кампании 1877 года, но сильно ударит по престижу русской армии и России. Он принимает позицию меньшинства. При этом немедленно вызывает по телеграфу для организации правильной осады главного военного инженера империи генерала Э.И. Тотлебена, который прибудет вместе с гвардией и будет назначен помощником князя Карла, а генерал Зотов возвращается командовать своим 4-м армейским корпусом. Очень обрадовался румынский князь. Как же, сохранил лицо перед своими подданными. Тут же государь предложил назначить командиром всей кавалерии Западного отряда прибывающего с гвардией генерала И.В. Гурко. Возражений не последовало, да и кто мог возражать в такой обстановке.

После победной Плевны инициатива естественно перешла к туркам, но они в очередной раз распорядились ею кое-как. Осман-паша, получивший за Плевну почетный титул Гази (непобедимый – С.К.), больше других понимал всю шаткость своего положения. Уже 2 сентября он доносил главному командованию и в Стамбул, что снаряды и продовольствие на исходе, подкрепления и припасы поступают слабо, слабеет от потерь и гарнизон. «Мы поставлены в необходимость отступить, но исполнить отступление  очень трудно». Он просил отступления из Плевны и закрепления на перевалах. Но султан прибывал в полной эйфории и заверял Гази Османа, что в районе Софии сформирована целая армия Шифкета-паши, который не только сядет на перевалах, но и поможет держаться самому Осману в Плевне. На султана еще подействовала частная удача, случившаяся по вине нашего «полководца» генерала Крылова. Сдав корпус генералу Зотову, он вернулся в свою 4-ю кавалерийскую дивизию, и уже с ней «умудрился отличиться» даже в эту небольшую оперативную паузу.

А.А. Керсновский пишет: «8 сентября Шефкет двинул в Плевну дивизию Ахмета-Хивзи (10000 штыков, 12 орд.) с громадным продовольственным транспортом. Сбор этого транспорта прошел незамеченным, а когда вереница этих обозов потянулась мимо массы нашей конницы (6000 сабель, 40 орд.), бездарный и робкий ее начальник ген. Крылов не решился их атаковать. Ободренный этим, Шефкет 23 сентября двинул еще один транспорт, с которым отправился и сам, причем от Телиша всю охрану составлял всего один кав. полк! Крылов пропустил транспорт и самого Шефкета, проехавшего со слабым конвоем обратно из Плевны в Софию. Попустительством Крылова армия Османа была снабжена продовольствием еще на два месяца!»

И это еще больше раззадорило султана. Он толкает вперед своих полководцев. Как мы помним, 5 сентября Сулейман-паша в очередной раз атаковал Шипку,и, потеряв более 2 тысяч человек, остался при своих. Наши потери в два раза меньше. Сулеймана пока простили. А далее: «Сераскириат предписал Мехмед-Али перейти в решительное наступление против Рущукского отряда. 1 сентября Мехмед тронулся с 60000 – и 2-го подошел вплотную к позициям Рущукского отряда на Банницком Ломе – местами на пушечный выстрел. Турецкие генералы целую неделю простояли здесь в бездействии, ссорясь между собой и посылая друг на друга жалобы в Константинополь. 9 сентября Мехмед-Али атаковал на позиции у Чаиркиоя Невский и Вятский полки, введя в бой всего около 5000. Наступление главной турецкой армии свелось лишь к этой жалкой попытке – в ночь на 11-е Мехмед приказал ей отступить, что она и выполнила в большом беспорядке, отойдя далеко за исходное положение до дела при Аблаве. Рущукский отряд все время держался совершенно пассивно (в духе инструкций Главной квартиры) – самое отступление турок было открыто лишь на четвертый день – 14-го числа! В результате этой неудачи Мехмед-Али был смещен, главнокомандующим назначен Сулейман, а Южную армию принял Реуф». Эта цитата из А.А. Керсновского очень наглядно представляет настоящее положение дел в турецкой армии, а не победоносность Плевны.

15 сентября вместе с гвардейскими и гренадерскими полками под Плевну прибыл главный военный инженер империи генерал-адъютант Э.И. Тотлебен для организации правильной победной блокады этой непонятно как возникшей крепости.

59-летний инженер-генерал, будущий граф Российской империи Эдуард Иванович Тотлебен прибыл на свою очередную войну с турками в зените славы. Он достиг многого, будучи всего-то сыном курляндского купца второй гильдии, хотя и дворянского тюрингского рода фон Тотлебена. Начав службу в лучшем на то время в Европе военном инженерном училище, он сразу  проявил свои незаурядные способности, а после выпуска привлек к себе внимание другого выдающегося  инженера русской армии – генерала Карла Андреевича Шильдера. Прежде чем попасть под крыло Шильдера, Тотлебен повоюет на Кавказе, где на удивление многих покажет себя не только отличным сапером, но и строевым командиром. После Кавказа  перешел к Шильдеру адъютантом  и в гвардейские инженеры.

С началом Восточной войны был вызван из гвардии в распоряжение главного инженера армии Шильдера на Дунай, где после смертельного ранения шефа практически руководил всеми инженерными работами в чине инженер-подполковника. Орден Св. Владимира с мечами и Золотое оружие «За храбрость» получил еще за Кавказ. Особенно ярко вспыхнула его звезда во время обороны Севастополя, где он стал одним из главных столпов этой обороны и во многом творцом всей Севастопольской страды. Возведение бастионов, подземная минная война, командование войсками в бою, безупречная эвакуация войск – это все Тотлебен. Войну он закончит с орденами Св. Георгия 4-го и 3-го класса, генерал-адъютантом, первым военным инженером империи. После войны назначается директором инженерного департамента и главным инженером инженерных войск. Пишет и издает капитальный многотомный труд «Описание обороны Севастополя»», который актуален и поныне.

В нашу войну он будет привлечен, как специалист крепостных сражений, но на какое-то время встанет во главе всего Западного отряда и Дунайской армии. Мы еще поговорим об этом подробно, но главным дело Тотлебена в войне – блокада и взятие Плевны. За войну он будет награжден орденом Св. Георгия 2-го класса и возведен в графское достоинство. Вот тебе и купеческий сын. Даже на Западе его признают лучшим военным инженером 19-го века. И все по заслугам. До конца жизни успеет побывать командующим Одесским военным округом, генерал-губернатором Одессы,всего Северо-Западного края (Ковенская, Вильненская и Гродненская губернии). Умрет от множества болезней в Германии в 1884 году еще не старым 66-летним человеком. Похоронят Тотлебена недалеко от родового имения у литовского городка Кейданяй, но Александр III прикажет перезахоронить его прах в Севастополе. Там до сих пор на Историческом бульваре стоит ему памятник, как и на могиле Братского кладбища. В Болгарии его тоже помнят. В Плевне – памятник, в Софии – бульвар его имени, и есть село Тотлебен. Кавалер почти всех русских и иностранных орденов Эдуард Иванович Тотлебен этого достоин.

Тотлебен знал толк в блокадах еще со времен осады Силистрии двадцатилетней давности. Для уменьшения потерь в войсках приказал немедленно вырыть окопы и траншеи полного профили, землянки и блиндажи, приблизить к передовой медицинские пункты и госпитали. Артиллерия получила единую организацию и единое командование по секторам. Началось постоянное поступление и накопление боеприпасов. Строилась и отрабатывалась правильная система огня, тщательно пристреливались турецкие позиции, тыловые пункты, а потом методично разрушались. Артиллерия работала постоянно, планово, методично с неизменно положительным результатом. Были и трудности. Началось похолодание, снабжение ухудшилось, повысилась заболеваемость личного состава. В отдельные дни из строя по болезни выбывало до 200 человек.

И все же уже в первых числах октября блокада Плевны приобрела угрожающие для турок черты. Только на западе и юго-западе наших войск не было и по Софийскому шоссе продолжалось снабжение войск Османа всем необходимым, вывоз из Плевны раненых и больных. Тотлебен очень рассчитывал на гвардию, которая в составе 1-й, 2-й, 3-й пехотных дивизий и кавалерии без кирасир  10 октября сосредоточилась на правом берегу реки Вид в 20 верстах к юго-западу от Плевны. Гренадерский корпус ушел к Рущукскому отряду. Стоял вопрос, как использовать гвардию. У Тотлебена, при всем его авторитете, было два оппонента – генералы Гурко и Скобелев. Правда, Скобелев, только что получивший в командование 16-ю пехотную дивизию, все еще не входил в главные круги ставки и государя. А Гурко там был в фаворе еще со времени его первого броска через Балканы. Вообще в высших штабах началась какая-то глухая возня. Цесаревич Александр, заскучавший в Рущукском отряде, рвался командовать пусть и усеченным Гвардейским корпусом, но главнокомандующий и государь настоятельно требовали оставаться на прежнем месте. Все считали необходимым закрывать эту брешь на юго-западе Плевны. Тотлебен предлагал там поставить в оборону как раз гвардию. А Скобелев и Гурко считали, что турок надо обязательно выбить из главных лежащих на этой коммуникации опорных пунктов Горный Дубняк, Телиш, Дольний Дубняк и наглухо отрезать сообщение Плевны с Софией. К счастью, на их сторону встали Великий Князь главнокомандующий и государь.

Немедленно принимается решение атаковать и захватить эти опорные пункты силами Гвардейского корпуса, во главе которого тут же поставили генерала И.В. Гурко, несмотря на некоторое недовольство многих чинов ставки и штаба государя. Отряд Гурко из 50 тысяч человек при 170 орудиях полностью состоял из гвардейских частей. Гвардии предстоял первый после давней Отечественной войны настоящий боевой дебют. Это были лучшие солдаты русской императорской армии с лучшими винтовками Бердана, ничем не уступающим иностранным образцам, с лучшими орудиями, с лучшим снабжением, с лучшей военной выучкой. Не хватало только боевого опыта, который можно приобрести только в настоящем бою, когда по тебе стреляют из всех видов оружия, когда вокруг тебя убивают товарищей, и сам  ты можешь умереть в любой момент.

Первый удар Гурко решил наносить по Горному Дубняку, позиции которого состояли из двух редутов на господствующих высотах, окруженных стрелковыми окопами. У турок было 4000 человек пехоты, 500 кавалеристов и всего 4 орудия. Гурко выделял для атаки 20 батальонов, 6 эскадронов и 48 орудий. Наше преимущество подавляющее, в артиллерии вообще в 10 раз. Но Гурко был далек от шапкозакидательства. Все-таки гвардии предстояло крещение огнем, а турки были уже опытными, умелыми бойцами. Он привлек к операции 2-ю Гвардейскую пехотную дивизию – Московский, Гренадерский, Павловский, Финляндский полки, Гвардейскую стрелковую бригаду и Саперный батальон. Преображенцы, Семеновцы, Измайловцы составляли пехотный резерв, а Лейб-уланы Его Величества и Гродненские гусары кавалерийский резерв с задачей маневрировать между Горным и Дольним Дубняком заслоном со стороны Плевны. Лейб-егеря направлялись для атаки на Телиш вместе с Лейб-драгунами и гусарами. Атакующий отряд делился на три колонны для наступления с трех сторон по единому сигналу – батарейному залпу пушек.

В 8 часов утра 12 октября наши передовые разведчики завязали огневой бой с турками, а дальше все пошло с трудностями, о которых подозревал, пожалуй, только Гурко. Батарейные залпы произвели в разное время, и в разное время пошли в атаку колонны. Позже Гурко запишет: «Таким образом, условный сигнал не был выполнен и мои предположения об единовременной атаке разрушились». А дальше случилось то, что не могло не случиться. Обученные на маневрах под Красным селом гвардейцы пошли в атаку хорошо отработанным маневром – батальонными и ротными колоннами под барабанный бой с развернутыми знаменами. Колонна за колонной. Гурко с горечью отмечал: «Как и следовало ожидать, последовал целый ряд отельных атак. Все части, встречаемыев высшей степени губительным огнем, не могли дойти до главного редута». Именно губительный ружейный огонь косил ряды наших офицеров, нижних чинов – цвет и красу гвардии. Батальоны так не смогли выйти на рубеж развертывания в штыковую атаку. Хорошо еще, что у турок было мало артиллерии, а ружейным огнем они все-таки не могли остановить такую силищу. К 12 часам гвардейцы овладели Малым редутом, окружили Большой редут, но все-таки залегли. Впереди шлиЛейб-гренадеры.

Гурко выдвигает из резерва Лейб-гвардии Измайловский полк. Около редута во рвах находилось мертвое пространство, и гвардейцы без чьей-либо подсказки начали группами накапливаться в этом мертвом пространстве. Так появился первый боевой, конечно, кровавый опыт. В 18 часов, уже в сумерках грянуло знаменитое русское «Ура!» и на редут с трех сторон бросилась в штыки гвардия. Бой продолжался не более получаса. У А.И. Красницкого читаем: «Засевшие во рву герои штыками, тесаками, прямо руками рыли в земляной стенке рва одну за другой ямки, в которые могли встать только пальцами ног. По этим приступкам герои полезли на бруствер. Лейб-гренадеры, Измайловцы, Павловцы, Финляндцы забрались на самый верх насыпи   Турки растерялись, увидев русских внутри  редута, который они считали неприступным. Гренадерское знамя уже реяло над насыпью, турецкий комендант вторично выкинул белый флаг, а его офицеры, ослепленные ужасом – бранью, кулаками, саблями заставляли своих солдат бороться с победителями. Внутри редута шел последний молчаливый, но грозный и ужасный рукопашный бой, озаренный заревом пожара…».К Гурко подвели раненого турецкого командующего Ахмета-Хевзи-пашу. Он низко поклонился Гурко. Тот протянул ему руку и по-французски сказал: « Уважаю в вас храброго противника». Умелый военачальник, достойный противник.

Мы взяли Горный Дубняк, но с огромными потерями – 3300 человек убитыми и ранеными. Турки потеряли 1500 человек убитыми и ранеными и 2189 человек пленными со знаменем и орудием. И это атакуя превосходящими силами. Гвардия со слезами на глазах и восторгом переживала свое боевое крещение. Особенно удручали потери своих товарищей офицеров. Тяжело ранен пулей в живот командир бригады (Гренадерский и Московский полки) генерал Л.Л. Зедлер. Тяжело ранен в живот командир Гвардейского саперного батальона полковник В.Д. Скалон. Лично водил в атаку, уже раненым, командир Лейб-гвардии Гренадерского полка полковник Ю.В. Любовицкий. Получил смертельное ранение командир Лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор В.Н. Лавров. Его вынес с поля боя Георгиевский кавалер рядовой Е.И. Колпаков. Погиб командир Лейб-гвардии 1-го Стрелкового батальона флигель-адъютант полковник М.А. Эбелинг. Это только наиболее известные в гвардии командиры и начальники. А еще десятки офицеров и тысячи нижних чинов.

На следующий день Лейб-егеря сделали попытку атаковать Телиш. Гурко приказал провести разведку боем. Турок там было более 5000 человек с 3-мя орудиями. Повторилась вчерашняя история с потерей 27 офицеров и более 1000 нижних чинов. Гурко больше всего огорчило, что не удалось подобрать всех наших убитых и раненых. Брать же Телиш он решил по-другому. Вспомнил, как Ахмет-Хевзи-паша  говорил, что он итак бы сдался, если бы русские продолжили артиллерийский огонь еще какие-то полчаса. Гурко решил организовать артиллерийский штурм Телиша. Не спеша были разведаны, тщательно изучены укрепления турок и окружающая местность, проведено инженерное оборудование артиллерийских позиций, подвезены 2 боекомплекта боеприпасов. Ежедневная 6-часовая артиллерийская подготовка была четко спланирована: с 12 до 14 часов мощный огневой удар всей артиллерией; в 14 и 14 часов 30 минут – по три залпа всей артиллерией, а затем методичный огонь; в 16 часов 30 минут – три залпа потом снова методичный огонь; в 18 часов – три последних залпа. Расход боеприпасов 100 снарядов на орудие. Впервые в боевой практике русской артиллерии использовался дальномер системы полковника Владимира Константиновича Мартюшева

Через двое суток 16 октября под мощный артиллерийский огонь 74 орудий в наступление поднялись сразу 4 гвардейские бригады. До штыковой атаки дело даже не дошло. После бомбардировки турки сдались. Мы за весь этотбой потеряли 1 убитого и 16 раненых нижних чинов. В плен взяли  4700 человек со знаменами и орудиями. Вот это победа! Здесь хочу остановиться на двух очень характерных моментах.

Мы помним, как с уважением отнесся генерал Гурко к руководителю обороны Горного Дубняка, а вот как описывает подпоручик Лейб-гвардии Преображенского полка, будущий начальник Пажеского корпуса и командир армейского корпуса Н.А. Епанчин выход турок из Телиша во главе  с другим турецким полководцем Измаилом-Хаки-пашой: «Генерал Гурко подъехал к выходу из лагеря и приказал начать движение; тогда мы увидели комическое зрелище впереди турецких пленных шел паша и большого роста жирный турок с двумя саквояжами в обеих руках; он весело улыбался, кланялся генералу Гурко и нам направо и налево и производил не только смехотворное, но и плачевное впечатление.  Генерал Гурко смотрел на него с презрением и не отвечал на его поклоны. Потом мы узнали, что в двух саквояжах паша унес всю казну своего отряда».

Была еще одна причина, по которой Гурко  презирал Измаила-пашу. Он видел своих плачущих солдат: «Повсюду, вокруг редутов в тех направлениях, где 13 октября шли егеря на штурм, валялись обнаженные трупы… это были павшие на поле битвы русские воины. Все оставшиеся под Телишем егеря, не мертвецы, а лишь пораненые, были добиты турками, и злодеи, видимо,тешили свои зверские сердца их предсмертными муками. Кто был убит на месте, тела тех остались нетронутыми. Раненые же умирали медленною смертью: изверги замучивали их… Отрезанные головы и сосчитать было трудно, одни тела озверевшие люди – люди только по имени – буквально изрешетили ударами штыков, ножей, сабель, у других вырывали из живого тела куски мяса, у многих трупов вырезаны были бока, раскрыты груди, у некоторых вырваны были сердца…» Среди них были командир 1-го батальона полковник Мебес, ротные командиры Шильдбах, Перепелица и Созимский. Ну как можно было Гурко думать о какой-то турецкой казне, достойном противнике?

20 октября турки еще до нашего наступления оставили Дольний Дубняк и ушли в Плевну. Гвардия в героизме и муках заслужила эту победу. Генерал И.В. Гурко получил в награду  Золотую саблю с алмазами «За храбрость».

Теперь блокада обрела полноценный законченный вид, до ближайших турецких постов были десятки верст. И все-таки Тотлебен продолжал ворчать, опять обижаясь на Гурко. Он настаивал на сосредоточении у Плевны как можно больше войск, ошибочно оценивая силы Османа-паши в 80 тысяч человек. А «Генерал-вперед» настаивал на продолжении наступления, чтобы нанести туркам поражение на перевалах еще до наступления зимних холодов. Добившись опять одобрения у главнокомандующего, он 26 октября представил свой план государю императору – Гвардейским корпусом по Софийскому шоссе атаковать турок на перевалах разбить пока еще не сформированную новым сердар-экремом Сулейманом-пашой армию – спасительницу Плевны, перейти Балканы, выйти в тыл туркам и соединиться с Радецким. План, скажем прямо, очень смелый и со многими но. Александр II и его штаб  оказались как бы между Тотлебеном и Гурко. Оба, вроде правы

Тотлебен перестал сопротивляться, когда стало ясно, что Сулейман-паша у Рущука прекратил активность. Тот сетовал на плохую погоду, просил у Стамбула подкреплений. Тотлебен немедленно затребовал под Плевну 2-ю и 3-ю гренадерские дивизии и получил их. Гренадерский корпус начал оперативно занимать позиции на западе от Плевны. Обстановка полностью прояснилась. Против 47 тысяч Османа-паши мы сосредоточили до 130 тысяч человек с 502 полевыми и 58 осадными орудиями. Гурко получил в командование гвардию в 35 тысяч человек со 174 орудиями. Его отряд, сосредоточенный за рекой Вид получил название Западный (остряки тут же назвали его Завидным – С.К.). Войска Тотлебена, остававшиеся под Плевной стали назваться Отряд обложения. Гурко получил одобрение своего плана от государя, но сам прекрасно понимал сложность его выполнения. Однако не сомневался, что до холодов обязательно хотя бы оседлает перевал на Балканах, оставив за нами стратегическую инициативу.

Перед ним спешно формировалась новая турецкая Софийская армия во главе с уже известным нам неудачником бывшим главнокомандующим Мехметом-Али-пашой. Он сменил Шефкета-пашу, которого султан отдал под  суд за неоказание помощи Горному Дубняку. Мехмет-Али-паша рассчитывал довести численность своих войск до 35 тысяч человек. Но формирование шло медленно, во многом из-за старых разногласий со старым недругом, теперь главкомом, Сулейманом-пашой. Тот продолжал считать себя великим полководцем и готовил большую операцию по деблокаде Плевны силами сразу трех армий – Южной,Восточной и Софийской. Мехмет-Али вполне справедливо считал это очередной авантюрой и пустыми мечтаниями. У Сулеймана просто не хватало для этого нужных сил и средств.

Мехмет-Али сумел к концу октября сосредоточить в районе Орхание в предгорье Балкан чуть больше 20 тысяч человек, и Гурко дерзким маневром столь же дерзко разбил его войска по частям. Здесь русская гвардия выступала уже без каких-либо значительных сбоев  уверенно и мощно. Приведу лишь две цитаты из официальной истории.

Бой у Правеца: «10 ноября по Софийскому шоссе на Правец двинулся Московский полк. Завидя его колонны, турки отошли по горам к своей основной позиции. Лейб-московцы остановились и до вечера втаскивали на высоты горные орудия, огонь которых принудил неприятеля очистить окрестности и спрятаться в редутах и ложементах главного кряжа… Канонада, не умолкавшая ни  на минуту, продолжалась целый день. Батареи посылали залпы из шрапнелей в турецкие ложементы и на вершины неприятельского кряжа… Но на вершину ворвалась уже целая толпа с криком «Ура!» бросилась на ложементы. Турки брызнули к соседней конусообразной вершине, усеяв ее сотнями красных точек (фесок –С.К.) Семеновцы, стреляя, бежали за ними. До наступления темноты русские заняли высоты».

Бой у Этрополя: «На Этрополь вела хорошая прямая дорога ущельем Малого Искера. Тут на горах,острыми гребнями сбегающих к Искеру, турки возвели редуты и ложементы, держа ущелье под перекрестным ружейным и артиллерийским огнем. Сам Этрополь был защищен батареями, стоящими на высокой горе Святой троицы позади города. При невозможной атаки с фронта генерал Дандевиль предпринял двоякое обходное движение: три батальона Преображенцев карабкались по окрестным горам, заходя вправо от ущелья; Великолуцкий полк с гренадерами двинулся тропой влево, на деревню Лупен и далее, в тыл Эторополю; а один Преображенский ба вступил в само ущелье Малого Искера, обстреливая снизу из девятифунтовых орудий неприятельские редуты.

К вечеру отряд, наконец, обошел гору, чтобы под покровом темноты и облаков завладеть орлиным гнездом. Вести солдат вызвались штабс-капитан Рейтерн и поручик князь Кропоткин. На вершине конуса, где стоял редут, дул такой резкий ветер, что турки ночью оставляли здесь одного человека, а сами спали на склоне горы, обращенной к Малому Искеру. С противоположной стороны они не ждали нападения. Между тем именно оттуда поползли охотники-преображенцы. Цепляясь за камни и кусты, сто двадцать солдат карабкались к редуту и только сажень за пятьдесят были замечены часовым,поднявшим громкий крик. Разбуженные турецкие солдаты бросились бегом от своих костров к редуту, но Преображенцы тоже не дремали. Напрягая все силы, лезли они вверх, чтобы поспеть раньше неприятеля. Десятка полтора Преображенцев во главе с Рейтерном и Кропоткиным успели ворваться в редут раньше турок и открыть по ним огонь. Турки повернули назад, соскакивая с крутых камней. Преображенцы вбегали в редут и от усталости валились на землю».

Надо прямо сказать, бои эти не были легкой прогулкой, только под Правецом мы потеряли 70 человек убитыми. Но победили. И хотя турки отвели свои войска от Орхание на заранее подготовленные позиции у Араб-Конака, Гурко остановил наступление. Он выполнил ближайшую задачу – обеспечил полную блокаду Плевны с юго-запада, и оседлал перевал, заняв выгодные позиции для дальнейшего броска за Балканский хребет. К тому же, из главной квартиры пришел приказ снизить активность в ожидании скорой развязки под Плевной. Основания к этому стали складываться стремительно.

Блокада приобретала все более жесткий характер. Тотлебен прежде всего приказал Гренадерскому корпусу не просто занять позиции к западу от Плевны, но подготовить их к обороне в инженерном отношении. Практически все саперные силы и личный состав гренадер вышел на строительство оборонительных сооружений, рытье окопов, ходов сообщения, устройство артиллерийских позиций. Он требовал организовать все так, как было на других организованных участках блокады: 1-й участок румынского генерала Черната; 2-й участок генерала Криденера; 3-й участок генерала Зотова; 4-й участок генерала Скобелева; 5-й участок генерала Каталея. Скобелев, сменивший начальника 16-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта В.П. Померанцева, стал, наконец, полноправным командиром регулярного соединения и в короткий срок развил просто бешенную деятельность по укреплению своих позиций. У него одного были полноценно оборудованные траншеи, блиндажи, отсечные позиции, налажена связь его полков между собой и с тремя преданными стрелковыми батальонами и артиллерией. Более того, он упросил Тотлебена усилить свои позиции, захватом первого гребня Зеленых гор, которые брал уже не раз. На удивление эти столь разные по темпераменту, боевым предпочтениям военачальник нашли общий язык, и Скобелев подвинул свои позиции вперед, что позволило его артиллерии вести прицельный огонь не только по турецким позициям, но и по самой Плевне. Тотлебен признал талант Скобелева, и умело направлял его. Сам получил-таки и на этой войне ранение, правда, нелепое. На одном из полковых смотров линию пересекал гусарский ротмистр Штакельберг и его кобыла лягнула Тотлебена в ногу. В своем дневнике Тотлебен запишет: «Ночью стало дурно. Завтракал у государя. Пирогов осмотрел ногу и дал средство». Кость оказалась цела, но генерал целую неделю просидел дома, давая указания через ординарцев. А указания того стоили.

Во-первых, было приказано убрать из всех секторов иностранных наблюдателей и корреспондентов. Его поддержал главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич, отдав 30 октября отдельное распоряжение: «следить за английским полковником Говелоком, не дозволяя ему осматривать наши позиции и не под каким предлогом не допускать на левый берег р. Вид – пусть живет в Тученице либо Боготе».

Во-вторых, лично отслеживал донесения от перебежчиков и лазутчиков, которых из Плевны прибывало большое количество. Все они говорили в один голос о трудностях в снабжении войск, особенно продовольствием. Спасали только кукурузные поля в окрестностях Плевны и 26 работающих мельниц. Мельницы были немедленно разрушены артиллерией или обезвожены.

В третьих были полностью закрыты малейшие пути прохода к Плевне даже одиночным турецким разведчикам, не говоря уж о каких-либо транспортах.

В четвертых, по турецким позициям и городу непрерывно, планомерно, методично организованно работала артиллерия. По тем местам, где наблюдалось малейшее движение сразу било по 30-40 орудий.

Все это привело к тяжелейшему положению турецких войск. «Запасы продовольствия и боеприпасов подошли к концу. С 13 октября турецким солдатам выдавалось по 0,5 пайка, а к 25 октября продовольствием оставалось на шесть дней. Топлива не было. 22 октября из Стамбула было получено разрешение оставить Плевну, но было уже поздно». Чтобы не вдаваться в хорошо известные подробности, позволю себе буквально по дням кратко описать трагедию турецкой армии Османа-паши.

19 ноября Осман-паша собирает военный совет. Решался вопрос – пробиваться или сдаться. Из 13 военачальников 11 высказались за то, чтобы пробиваться.

20 ноября военный совет решил пробиваться через реку Вид на запад и далее по Софийскому шоссе на Софию. Все подготовительные мероприятия по передвижению войск, артиллерии, обозов, проводить только ночью. Днем не один взвод не должен уйти с позиций, чтобы об этом не узнали болгары. Напрасный труд. Узнали и болгары и русские

25 ноября Осман-паша переформировывает свою армию. Из прежних 74 ослабленных таборов формирует 57 полноценных, разделив их на полки, бригады, дивизии. Кавалерия получила новые винтовки Пибоди-Мартин, артиллеристы винтовки Винчестера. Каждый аскер получил по 120 патронов. При каждом батальоне в обозе имелось 176 ящиков по 1000 патронов в каждом. Остальное оружие и боеприпасы пришлось оставлять на складах. На каждое орудие брали по 300 снарядов. Аскерам выдали оставшиеся на складах сухари, палатки, деньги. Вьючные и обозные лошади накормлены и обеспечены суточным кормом.

26 ноября имамы на молитве обратились к мусульманам с призывом покинуть город вместе с войсками, чтобы не погибнуть от рук русских. Напрасно Осман-паша убеждал единоверцев оставаться дома, ибо русские не убивают мирных жителей. Около 200 семейств решили все-таки уходить, обременяя и без того большой армейский обоз. Тем же вечером начали строить два временных моста через Вид по обе стороны от основного моста. Осман отдал приказ прекратить огонь по всей линии обороны, чтобы русские привыкли к тишине.

А что же русские? Мы, конечно,знали о том, что Осман-паша будет прорываться, хотя ложные перебежчики уверяли, что Гази ждет подхода 100-тысячной деблокирующей армии и готовиться встретить праздник Курбан-Байрам. Но Тотлебен не сомневался, что Осман двинет свою армию на Гренадерский корпус со дня на день. С 30 октября он каждый день посещал позиции гренадеров, отмечая готовность войск отразить атаки турок, уверенное управление дивизиями командира корпуса генерал-лейтенанта И.С. Ганецкого. Вообще в армии было два корпусных командира Ганецких – Николай Степанович и его старший брат Иван Степанович. Первый командовал 8-м армейским корпусом, и так командовал, что умудрился за всю войну не получить ни одного ордена. Он так и останется полководцем прошедших войн, проживет долгую 90-летнюю жизнь и запомниться более тем, что его сын Алексей прославится как владелец знаменитых Сандуновских бань.

А вот старший, на 4 года старше, 67-летний Иван Степанович станет в войну значительной фигурой, одним из творцов наших побед. На удивление его служебная карьера практически полностью повторяла  карьеру младшего брата. Тот же 1-й кадетский корпус, Лейб-гвардии Финляндский полк, в  котором тоже дослужился до полковника командира батальона. Правда, за это же время успеет послужить в гвардейских Волынском и Измайловском полках. Тоже участник Венгерской и Польской кампаний, с той лишь разницей,что воевал значительно лучше брата и награждался заслуженно уже в первых офицерских чинах. Далее бои на Кавказе и орден Св. Георгия 4-го класса. Восточную войну провел в чине генерал-майора командиром Лейб-гвардии Финляндского полка. Гвардия в Крыму не воевала и охраняла морское побережье Балтики.

Существует анекдот, что он поссорился из-за Польского вопроса с самим братом государя Великим Князем генерал-адмиралом Константином Николаевичем, считавшимся «польским миротворцем». Но это вряд ли. А вот исключительная отвага и умелое руководство войсками при подавлении Польского восстания во главе Финляндцев несомненны. Ордена Св. Анны 1-го класса и Св. Владимира 2-го класса с мечами тому подтверждение. После победы, получив чин генерал-лейтенанта и орден Св. Александра Невского, командовал пехотными дивизиями, и к началу войны принял Гренадерский корпус. На Балканский ТВД корпус прибыл вместе с гвардией осенью 1877 года и именно он сначала сдержал попытавшихся прорваться из Плевны турок, а потом и добил их. Ганецкий в тех боях себя не щадил, получил контузию, но из боя не вышел и, по сути дела, лично пленил Осман-пашу. Солдаты его любили, как «отца-командира», а вечно недовольный Великий Князь Николай Николаевич собственноручно вручил ему орден св. Георгия 3-го класса. Далее он так же уверенно командовал гренадерами в переходе через Балканы, у Габрово, Шипки, Казанлыка и до самого Мраморного моря, на берегу которого станет генералом от инфантерии. Проживет долгую жизнь членом Государственного совета, комендантом Петропавловской крепости. Навечно зачислен в списки Астраханского гренадерского полка с орденом Св. Владимира 1-го класса. Скоропостижно скончается в возрасте 77 лет и упокоится на кладбище в Новодевичьем монастыре Петербурга.

Два родных брат, один – посредственность, другой – талантливый полководец, хотя вроде бы прожили одинаковую жизнь. Об Иване Степановиче Ганецком можно много узнать из воспоминаний его племянницы, известной в свое время писательницы Е.Н. Водовозовой «На заре жизни».

Как бы то ни было, 23 и 24 ноября Тотлебен лично провел маневры войск 6-го участка Отряда обложения и сосредоточил здесь 56 батальонов с артиллерией. Все теперь зависело от стойкости еще необстрелянных, но отлично подготовленных гренадер 2-й и 3-й гренадерских дивизий.

26 ноября состоялся Георгиевский праздник для всех войск Дунайской армии, на котором представлялись по два Георгиевских кавалера от каждой роты. В ночь на 28 ноября Тотлебен получил самые точные сведения о начале движения турок, выходе их из Плевны в долину реки Вид и телеграфировал об этом главнокомандующему: «Сегодня неприятель не стрелял из траншей. Траншеи турецкие слабо заняты. С батарей замечено, что турки сосредотачивают войска под Плевною. Перебежчики показывают, что войскам выданы обувь и хлеб на несколько дней. Выход турок по Софийскому шоссе или на Видин назначен на эту ночь. Показания эти сообщены по телеграфу генералам Ганецкому, Каталею и Чернату».

И 28 числа Осман пошел. Первые три бригады первой дивизии перешли по мостам Вид и заняли аванпостную линию на левом берегу. Начал переправляться обоз, разделенный на 8 частей. К 5 часам утра переправились почти все силы турецкой армии, и с рассветом Осман-паша начал прорыв. Официальная история весьма лаконична: « Его (Османа – С.К.) войска, построившись в глубокие колонны, на рассвете атаковали позиции 3-й гренадерской дивизии. Под напором превосходящих сил противника 9-й Сибирский гренадерский полк вынужден был отойти на вторую линию обороны. Подоспевший 10-й Малороссийский гренадерский полк тоже не смог остановить турок, и был ими опрокинут. Противник захватил вторую линию обороны. Но вскоре он попал под перекрестный огонь, и развить дальше успеха не мог. Подошедшие резервы обрушились на неприятеля с трех сторон. Турки, охваченные паникой, обратились в бегство. Противник потерял убитымии ранеными более 6000 человек. Наши потери 1700 человек. Раненый Осман-паша, потеряв надежду на прорыв из окружения, в 13 часов 28 ноября выслал к русскому командованию своего адъютанта Нешед-бея с объявлением о капитуляции.  Турки отошли в Плевну и положили оружие. В плен сдались 10 генералов, 2128 офицеров, 41200 солдат; взято 77 орудий».

Добавим эмоциональную версию историка А.А. Керсновского: «Первый удар приняли сибирские гренадеры. Турки отражены Грен. к-сом и 5-й п. д-ией. Наши потери: 1 ген.. 57 оф.. и 1639 н.ч. (почти исключительно 3-й грен.дивизии). Турок, атаковавших густыми массами, перебито до 6000. Сдалось 10 пашей, 128 шт. и 2000 об.-оф., 41200 н.ч., больные и раненые составили четвертую часть. Трофеи – 7 знам. и 38 орд. Раненый Осман вручил свою саблю командиру гренадер – генералу Ганецкому. Осману оказаны фельдмаршальские почести за доблестную защиту. Двое младших пашей уступлены румынам; они пришли в негодование и заплакали от позора попасть в плен к «валахам». Осман все время подчеркивал, что сдался в плен исключительно русским. В сражении 28 ноября румынские войска, занимавшие вообще совершенно другой участок, никакого участия не принимали. Вел. Кн. Николай Николаевич был награжден орденом Св Георгия 1-й степени. Ген. Непокойчицкий (бывший тут решительно не при чем) и собственно победитель Османа Тотлебен получили Георгиевскую звезду (орден 2-го класса – С.К.).Наши войска входили в Плевну со всех сторон. Приведу лишь несколько цитат из воспоминаний участников тех событий.

А.И. Красницкий пишет:  «Всего на расстояние ближнего ружейного выстрела стояли друг против друга враги. Теперь шел горячий стрелковый бой. С обеих сторон сыпались бесчисленные пули. Трескотне ружейных выстрелов неистово вторили и турецкие и русские пушки. И те и другие пришли в какое-то безумное остервенение. Жизни ни для кого из них не существовало, о ней забыли, на лицо была только смерть…

Разнеслось известие, что Осман-паша убит. Все пропало: энергия, воодушевление, жажда победы. Неистовые храбрецы, с яростью освирепевших львов лезшие так еще недавно на русские траншеи, смутились, задрожали и в полном беспорядке отскочили к самому берегу Вида под натиском кинувшихся на них в штыки гренадер. Разом изменилась вся картина. Все поле перед мостами покрылось копошащейся  в паническом испуге человеческой массой. Турки бежали, падали, следовавшие сзади спотыкались об упавших и падали сами, на них напирали, не давая им подняться на ноги, новые толпы. В паническом ужасе, ослепленные отчаянием, несчастные карабкались, как на горы, на кучи своих живых товарищей, копошившихся в напрасном стремлении подняться и встать. Кто добирался до берега, кидался в воду. На мостах шла свалка. На каменном мосту оборвались перила. Орудия, повозки, лазаретные фуры, зарядные ящики, люди, животные сыпались в Вид. А в это время далеко-далеко вперед вынеслась артиллерийская бригада флигель-адъютанта полковника Щеголева – того самого, который с жалкими пушчёнками отстаивал в Крымскую войну Одессу от турецкого флота. По массе ополоумевших превратившихся в стадо животных людей загремели пушки. Сделав невероятное усилие, турки в большей части перебрались за Вид… Но это было уже последнее издыхание Плевны. На русской стороне было известно, что Осман-паша ранен в икру левой ноги на вылет и не может руководить боем».

Совсем недалеко от шоссе в последней турецкой караулке Осман-паша сначала представился генералу Струкову, а потом и  передал свою саблю генералу Ганецкому. Любопытно, что в это же время его навестил уже назначенный русским военным губернатором Плевны генерал М.Д. Скобелев, который заявил, что завидует полководцу, задержавшему русскую армию у Плевны на четыре месяца. Осман-паша, уже знавший Скобелева по делами, с улыбкой ответил: «Генерал еще так молод годами, а между тем успел уже так много и хорошо заявить себя на военном поприще, что я не сомневаюсь, что если не я, то может быть, мои дети отдадут ему почтение, как фельдмаршалу русской армии!». Увы!

Но не будем забывать, что за всеми самыми блестящими победами стоит смерть не только побежденных, но и победителей. Священник Вакха Гурьев в своих «Письмах священника с похода 1877-78» запишет: «Что мы пережили!… Плевна пала! Сибирцы и малороссы на своих плечах вынесли всю тяжесть жестокой битвы. Не могу писать; сейчас еду хоронить наших убитых, сколько их не знаю; но поле на пять верст усеяно трупами… Что я видел! Что я видел! Уже третий день, а я без ужаса не могу вспомнить, что я видел. Работы свыше сил человеческих! Врачей благословляю; у нас 700 раненых и мало сестер милосердия… Тяжело мне ужасно: день и ночь в лазарете, оторваться нельзя. Верю, ты молишься… Здоровья, сил физических мне проси».

А вот что записал 28 ноября адъютант главнокомандующего полковник Дмитрий Антонович Скалон: «Впереди редутов по совершенно открытой местности лежали истлевшие трупы наших солдатиков. Ужасное зрелище! Еще с лета турки не давали нам возможности похоронить убитых. Все их тело совершенно истлело, и остались лишь одни кости, обтянутые кожей, пожелтевшие, как пергамент, в белых штанах и мундирах. На некоторых черепах сохранились надетыми кепи. Все они лежали в тех позах, как были убиты, или как их раненых застала избавительница от мучений – смерть. Мы сделали крестное знамение и помянули в душе».

Это то самое  страшное, но неизбежное лицо войны, о котором вроде и не принято особенно рассуждать. Оно есть и будет всегда, пока будут войны. Но вернемся в Плевну. Есть известная картина художника-баталиста Н.Д. Дмитриева-Оренбургского о встрече раненого Османа-паши и государя императора АлександраII. И есть фактическое ее описание в дневнике военного министра Д.А. Милютина: «После молебствия мы въехали в самый город по узким, грязным улицам, более похожим на канавы для стока нечистот. Многие кварталы были в развалинах; в иных домах выбиты стекла; но вообще город мало претерпел. В одном из лучших домов города приготовлен был завтрак. Здесь мы сошли с лошадей, и после завтрака представлен государю пленный Осман-паша. Он ранен в ногу, и потому его поддерживали под руки. Он держал себя с достоинством, отвечал на вопросы государя вежливо, но  без унижения, и лицо его заметно оживилось, когда государь объявил, что оставляет ему оружие, с уважением мужественной его защиты».

Начались награждения практически всех военачальников, которые, так или иначе, участвовали в прошедших событиях. Получили высшие ордена Св. Георгия 2-го и 3-го класса генералы Ганецкий, Тотлебен, Непокойчицкий, князь Имеретинский, князь Масальский – всего несколько десятков человек. Любопытно другое, из всех награжденных лишь один военный министр Д.А. Милютин просил государя несколько раз не награждать его Св. Георгием 2-го класса, потому что не считал себя прямым участником командования войсками под Плевной. Еще одна любопытная деталь связан с наградой главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича высшим военным орденом Св. Георгия 1-го класса. Список награжденных представлял государю Д.А. Милютин. Он напомнил Александру II, что список не полный, ибо государь забыл себя. На что тот ответил, что он уже имеет 1-ю степень. Милютин возразил. Это была гроссмейстерская степень ордена, а Александр, как участник похода с первых дней начала войны достоин по статусу боевой награды. Государь отказался, и Милютин решил просить главнокомандующего от лица всей армии просить государя об этом.

В своих мемуарах Н.А Епанчин отметит: «Возложив ленту на Главнокомандующего, Государь обратился к нему и сказал: «А теперь я прошу у Главнокомандующего как кавалера 1-й степени разрешить мне носить георгиевский темляк», – и показал на свою саблю, на которой уже висел георгиевский темляк. Тогда только Великий Князь догадался, что ему следовало не принимать ордена 1-й степени, а просить государя возложить его на себя; Великий Князь тотчас это сделал, но уже было поздно, и Государь с раздражением повторил, что он просит разрешения носить темляк. В этом случае проявились те натянутые отношения, которые постепенно установились между Государем и Главнокомандующим за время похода».

Я специально заостряю внимание на этом вроде бы незначительном моменте, ибо он наглядно показал ту высокую степень недоброжелательства, раздражения, которые с самого начала войны так мешали необходимому, обязательному единоначалию в действующей армии. Кто-то должен был все время уступать. На сей раз уступил Александр II. 30 ноября под его председательством прошел военный совет, на котором главнокомандующий доложил свой план дальнейшего ведения войны: «Будем делать то, чего никто не ожидает – переходить Балканы зимой». Как и ожидалось, против выступил Тотлебен, авторитет которого после Плевны стал еще выше.. Ему противоречил Гурко, обещая, что со своими чудо-богатырями сделает все, даже невозможное, но приказ выполнит. Государь император сразу прервал споривших, согласился с планом своего брата, утвердил его и 5 декабря отбыл со своим штабом в Петербург. Уступил, но до конца войны между братьями так и останутся неразрешимые противоречия, недомолвки, которые еще не раз повлияют на ход и исход войны. Но после Плевны уже никто не сомневался в победоносном конце войны.