Я снова одна дома, без взрослых, но с двумя псами: Кошмариком и Лисом. Кошмарик действительно очень хорошо охраняет, молодой, звонкий дворняг, а вот Лис… Мордочка чем-то похожа на Лиса Экзюпери, очень пугливый, он несмело пытается вилять мне хвостом, когда слышит мой голос: «Лис, давай дружить». – Мне очень хочется его приручить. Может быть это и правда одна из планет Маленького Принца, планета громкого шума. На прошлой неделе, вспомнив «Собачье сердце» доктора Булгакова, тот отрывок, где Шарик негодует по поводу своей клички, я тоже возмутилась за Кошмарика, может быть он это не он, может быть он какой-то Джек или Лорд, на что мне логично предложили придумать своё имя псу ииии… я до сих пор думаю, а он всё ещё Кошмарик, маленький чёрно-белый кошмар, летящий на крыльях ночи… Но вернусь к тому, с чего начала. Действительно, я здесь самая маленькая по возрасту, ещё и девочка. Когда ребята уезжают, кто-то оставляет мне автомат, и говорит: «Ань, на случай чего, мой заряженный». – Да, ок. Почти как в Мариуполе, но не совсем. Там мне не оставляли оружия, да и я в марте прошлого года ещё не умела им пользоваться. И домик на Левом берегу стоял в окружении «наших», под прикрытием разнообразных минометов… Страшно не было, только чертовски «громко».
Сейчас… немного другая ситуация. «Мои» уже знают, что в случае чего привести автомат к бою могу, более того, теперь я знаю это о самой себе: всего-то нужно перещёлкнуть предохранитель вниз для одиночной либо «кучной» стрельбы и вот ту ерунду до отказа нажать на себя, говоря военным языком: загнать патрон в патронник. Летние «полигонные» учения, наставления Седлова и весь прошлый год не прошли даром: если я остаюсь дома одна, то автомат рядом, на всякий не очень счастливый случай, проверено одной ситуацией. «Немцы» с одной стороны далеко, с другой – не очень, в пределах километра от нас. Много это или мало я пока не понимаю. Надеюсь, что и не пойму, но там уже как повезёт. Либо не. Постоянные артдуэли. В Марике было всё «от нас», здесь… мой пряничный домик порой трещит, ДСП и окна поют причудливую ритмичную мелодию, один раз «крыша» спасла наши жизни. Наверное, это война, но всё же пока не точно.
***
Мобильной сети и интернета практически нет. Изредка, по неведомому мне наитию, срабатывает ватс ап, больше пугая своим сигналом, чем радуя. Счёт удачных дозвонов и неудачных, как и отправленных/неотправленных смс совсем не в мою пользу. Где-то один к десяти, и только «вода Донбасса», комиссариат ДНР и разнообразные официальные новостные рассылки летят стабильными смс, как бы в насмешку над войной, над неработающей связью, над всеми нами, теми, кто здесь, мы читаем, что вода в таких-то районах Донецка будет тогда-то. Новости получается узнавать только от «приезжих», совсем как в «Москва слезам не верит:»: ну что там в мире делается? Так, с опозданием на 5 часов, мы услышали, что «Вагнера» взяли Ростов. Ребята по двое выезжали в «центр» нашего поселка, туда, где ловит интернет, читали тг-каналы, а потом возвращались к нам и рассказывали. Самый причудливый трафик на моём веку, но с такими безумно-классными провайдерами, я готова и дальше продолжать «висеть» в «шок-контенте» опосредованно, если уж иначе никак не получается.
На собственной «шкуре» пришлось прочувствовать важность связи, важность, значимость, необходимость. Где можно поставить свою подпись? Связь на войне… на мой взгляд, это самое главное. Без связи ты не будешь знать, что там происходит, нужна ли медицина, где и какая обстановка. В Мариуполе у нас были две рации, одна для связи с «миром», другая наша, взводная. Бывает, наслушавшись «мир» становилось попеременно, то смешно, то дурно. Тогда, год назад у нас были «баофенги», это считалось за счастье и везение необыкновенное. Сейчас всё стало на порядок выше, подробности писать не буду, дабы ничего не разгласить из того, из чего не нужно.
***
Почему так важна связь? В ночь с 23-е на 24-е июня нам в пряничный домик «прилетело», из танка, прямой наводкой в крышу, повезло, что всё рассыпалось в воздухе, что попало в стык швеллера – самое толстое место, и поумничаю немного– заряд был кумулятивный, а не фугасный, говоря простым языком: был бы фугас, всё бы взорвалось на тысячи осколков, на тысячи маленьких лезвий, крайне-опасных бритв. Тогда… тогда бы картина после взрыва, была бы несколько/ кардинально противоположной той, которая у нас случилась. В ту ночь, последним, что мы слышали по рации было сообщение о близости укропских танков. И всё. Прилет. Раненый. Мы спускаемся в подвал, а там, разумеется, связи нет. Что случилось с танками, что с нашими позициями… неизвестно. Танки и тишина
Бестелесые голоса. Некоторых я узнаю, потому что знаю живых людей, а некоторых узнаю, потому что просто узнаю. Один совсем мальчишеский – намного младше меня, когда он докладывает, что на его позициях плюсы, т е. всё хорошо, я часто хвалю его вслух: вот, молодец, слава Богу. Его доклады выслушивает другой, судя по тембру, намного старший боец, но то волнение и вздох облегчения, с которыми он говорит одно только слово: «Принял», – заставили меня отдельно запомнить и его. Хотелось бы когда – то увидеться с ними двумя и сказать каждому из них: мальчик, мы очень за тебя переживали, и выдыхали каждый раз, слыша твой голос. А Вы… боец. Вам спасибо за сердечность и беспокойство, за те интонации, которые прорезали воздух словом: «Принял». – Вы действительно принимали всё близко к сердцу.
Когда что-то делаешь в первый раз, кажется, можно загадывать желание, но, честно говоря, не помню. Сегодня я в первый раз в своей жизни «позвонила» по «тапику». «Тапик» – это полевой телефон, оказалось, что нужно снять трубку, покрутить ручку и… практически, Смольный на связи. Я очень по-девичьи сказала: «Алле, Алле», – вспомнив шутки ребят, когда в ответ на трель звонка они подкалывали друг друга: «Скажи, что мамы нет дома. Скажи, что с вами говорит автоответчик, можете продолжить после звукового сигнала…» – Алле-алле. И на другом конце провода я узнала голос моего старшего товарища, с редкостным «белогвардейским» позывным и такой же благообразной, генеральской внешностью: «Анечка, а ваших никого?»
– Нет, все уехали.
– Ну хорошо, потом созвонимся с ними. Спасибо, Анечка.
Да мелочи, за что в целом меня благодарить…
Из посторонних звуков здесь ещё примешивается звук «птичек», противное механическое воздействие работающего огромного вентилятора: где-то над тобой летает Карлсон или фантастический железный мухопчел. Немного нервирует. Когда сижу на крыльце и слышу его, непроизвольно смотрю вверх, на маск.сеть, влево на зелёные заросли, понимаю, что он меня не видит, и вообще есть вероятность того, что это летают «наши», но однозначно проверять эту гипотезу нет ни малейшего желания, поэтому стараюсь быстрее войти в подрагивающий и подпрыгивающий, но такой спасительный дом. Иногда, сидя вечерами с ребятами, шутя над всем и вся, я говорю в ответ на какую-то «неугодную» реплику: «Ну, хорошо же сидели, классно общались, и тут ниоткуда взялись беспилотники и мешают нам своим жужжанием и белым шумом». – В ответ очередной взрыв хохота. Смеюсь и я, хотя насмотрелась и пересмотрела кучу укропских видео-записей с их дронов, под бравурную музыку и без неё, на которых наших ребят забрасывали «вогами «, как в …дьявольском тире, в нём убивают детские вертолетики, и никто не знает, чьими руками они управляются, кто смотрит в экран монитора… А вдруг это и вправду дети? А вдруг и вправду когда-то они увидят меня…
Из ДНР с любовью
Анечка