На дальних подступах
Прорыв армии Куроки через реку Ялу и выход его войск во фланг всей нашей основной группировки в Маньчжурии дал новый толчок продолжению японского плана войны. Мы уже говорили – первая цель нейтрализация русского флота, вторая – Порт-Артур. Вообще, на мой взгляд, Порт-Артур являлся ключевым центром всей войны, которая по сути дела как бы разделилась на две части – до капитуляции крепости и после. Причем, опять же на мой взгляд,после капитуляции Порт-Артура и гибели 1-й Тихоокеанской эскадры для нас потерялся весь смысл продолжения войны. Ибо, даже если бы потом мы наголову разбили японскую армию и дошли до Порт-Артура, ничего бы это не дало. Удерживать развалины крепости, чтобы укрепить свой форпост в Желтом море? Этого бы нам не позволил японский победоносный флот. Да и для создания новой Тихоокеанской эскадры, строительства новых кораблей всех классов, перебазирования их на Дальний Восток требовались годы и годы в спокойной обстановке. Мировая политика столько лет нам, и не только нам, не давала.
Поэтому мы и будем рассматривать события войны применительно к положению Порт-Артура. К сожалению, наше сухопутное командование, и, прежде всего командующий генерал Куропаткин, считали Порт-Артур хоть и важной, но скорее отвлекающей от основного театра военных действий точкой всего хода и исхода войны. Достаточно сказать, что Куропаткин еще до начала войны не сомневался, что Порт-Артур обязательно падет. Мы уже об этом говорили. О судьбе флота он вообще не задумывался. В конце концов дело моряков. И это стало главным судьбоносным просчетом всей нашей стратегии Маньчжурской армии. Хочу еще раз отметить, что Куропаткин до конца дней своих этого не понял, считая свои неудачи следствием частных проколов, военной неразберихой и еще намногое ссылаясь, включая Господа Бога.
Думаю, этим в какой-то степени объясняются многие «невероятные успехи» японских сухопутных сил, особенно в начале войны. К таким «успехам» можно отнести и первые боевые операции 2-й армии генерала Оку, перед которым стояли сложнейшие задачи высадки на мало оборудованное побережье целой армии, ее быстрый маневр и удар по Порт-Артуру. Но все пошло так, как сами японцы не ожидали. Местом высадки японское командование выбрало небольшой прибрежный городок Бицзыво в устье реки Сяохэ. Там не было оборудованных причалов, проживало около 20 тысяч рыбаков и огородников. Но именно здесь во время недавней войны с Китаем японцы уже высаживали свой весьма успешный десант. Тогда отсюда они и начали продвижение вглубь Китая. Армия Оку состояла из 5 дивизий, которые имея в первом эшелоне 1-ю, 3-ю и 4-ю дивизии, начали десантную операцию спокойно, как на учении. 23 апреля первый эшелон армии на 26 транспортах вышел из корейского порта Цинапо и через сутки начал высадку у Бицзыво. Все это проходило открыто, на глазах наших охотников (полковых разведчиков). Проходило неспешно в полной неразберихе, в гомоне огромной толпы носильщиков-кули. Достаточно сказать, что на всю эту, по замыслам мгновенную, десантную операцию ушло три недели. Командующий армией на первом же транспорте, во второй раз в жизниступил на китайский берег, и, казалось, потерял интерес к происходящему.
57-летний генерал армии потомственный самурай барон Ясуката Оку в японской армии считался нелюдимым «волком-одиночкой», самолюбивым, независимым военачальником. Терпеть не мог совещаться в любых форматах, все старался делать по-своему. Но это на практике чаще всего приводило ложной оценке обстановки, ошибках в управлении войсками, нередко трагическим. Об этом мы еще поговорим не раз, ибо он всю войну прокомандует 2-й армией. Маршал Ояма, как и сам император и ценили его именно за то, что тот не вступал ни в какие споры, тем более политические. Не случайно до войны ему было доверено командование императорской гвардией и пост военного генерал-губернатора Токио. После войны он получит-таки чин маршала, титул графа и орден «Золотого воздушного змея» 1-й степени и сразу будет отправлен в отставку, которую никто не заметит ни в армии, ни при дворе. Проживет в полном забвении еще долгих 15 лет и умрет в 1930 году 83-летним стариком от инсульта. Японская общественность, императорский двор будут удивлены, ибо считали его давно умершим. Пока же ему предстояло начать осуществление японского плана войны.
А что же наше сухопутное и морское командование? Сохранить в тайне десантную операцию такого масштаба было просто невозможно, и это прежде всего касалось Квантунского (Порт-Артурского) укрепленного района. Основу войск укрепрайона составлял 3-й Сибирский армейский корпус уже знакомого нам по Боксерскому восстанию генерал-лейтенанта А.М. Стесселя. В корпус входили развернутые из стрелковых бригад 2 дивизии: 4-я генерал-майора А.В. Фока в составе 13,14. 15, и 16-го стрелковых полков, базирующаяся около Дальнего и Талиенвана, и 7-я генерал-майора Р.И. Кондратенко в составе 25, 26. 27 и 28 стрелковых полков в Порт-Артуре. В 4-ю дивизию был включен и отдельный 5-й стрелковый полк, стоявший в городке Цзиньчжоу на одноименном перешейке. Фок со своей дивизией отвечал за передовые рубежи Квантунского укрепрайона.
В Порт-Артуре первыми узнали о готовящейся высадке японцев. Сразу хочу отметить здесь прекрасно работали и наша и японская разведки. Стессель немедленно доложил об этом командующему Куропаткину и получил указание вести наблюдение. Какое тут может быть наблюдение, когда находившаяся у Бицзыво команда русских охотников с началом высадки была просто отогнана от берега огнем с кораблей охраны десанта. Генерал Фок с полуслова понимал Стесселя, а тот Куропаткина, и, имея в своем распоряжении целую дивизию с артиллерией, пальцем не пошевельнул, чтобы воспрепятствовать десанту, оставаясь в роли неизвестно какого зрителя все три недели страданий десантировавшихся японцев. Оку же без помех, хоть и вбестолковке, высадил на берег с 83 транспортов 36 батальонов пехоты, 17 эскадронов кавалерии, свез на сушу 216 орудий с прислугой и боеприпасами, почти все материальное обеспечение.
Справедливости ради следует отметить, что Куропаткин, конечно, с большим опозданием выслал для противодействия десанту всего-то отряд двух полкового состава генерал-майора В.П. Зыкова с удивительным приказом: «Важнейшая задача… предохранить свои войска от потерь и не в коем случае не ввязываться в решительный бой». Вот такое противодействие десанту. Зыков тоже понимал начальство с полуслова и не спешил.До места высадки не дошел, не сделал ни одного выстрела, ибо когда дошел японская армия уже ушла.
Еще удивительнее выступили наши флотоводцы, прямой обязанностью которых было противодействие всяким десантным попыткам японцев. И это в момент первых морских побед – подрыв двух японских броненосцев и срыв морской блокады Порт-Артура, о чем мы уже говорили. Но как только в крепость пришло сообщение о появлении у Бицзыво японского транспортного флота с десантом, главком всеми силами на ТВД адмирал Алексеев убыл из Порт-Артура в свой штаб в Мукден, оставив за себя временно командующего эскадрой контр-адмирала В.К. Витгефта. Тот боялся, как огня этого командования и вместо единоначалия ввел коллективное руководство — решения принимались голосованием флагманов. Японцы готовились к высадке, а у нас шли совещания.
В официальной истории читаем: «На одном из совещаний обсуждалась телеграмма Алексеева, посланная им с пути, в которой главнокомандующий предлагал выслать против высаживавшихся в Бицзыво японцев 10 – 12 лучших миноносцев, поддержав их крейсерами и броненосцем «Пересвет». Произошло невероятное – совещание решило не высылать корабли к Бицзыво. В оправдание этого приводилось много причин. Многие из них просто анекдотичны: далекое расстояние, мины, блокирующие флот противника,риск потерять миноносцы, плохое состояние котлов, лунные ночи и, наконец, полное отсутствие уверенности, что высадке японцев можно будет помешать. На втором совещании обсуждалась директива Алексеева о всемерной помощи флота крепости. Ее приняли к немедленному исполнению, решив передать на сухопутный фронт корабельную артиллерию, в частности, четыре 120-мм орудия с «Ангары», четыре 6-дюймовых и восемь 75-мм. пушек с «Пересвета». На следующем совещании обсуждалась телеграмма Алексеева, который не хотел верить, что среди командиров эскадры и особенно миноносцев нет охотников атаковать противника. Было принято решение послать миноносцы, но не к Бицзыво, где шла высадка десанта, а к Талиенвану на случай, если японцы вздумают высаживаться в этом районе». Одно слово – Ужасно!
Ну и чего, спрашивается, было опасаться генералу Оку? 1 мая он перерезал Южно-Маньчжурскую железную дорогу севернее станции Цзиньчжоу и в Порт-Артур больше не прошел ни один поезд. Военный историк А.А. Керсновский в сердцах запишет: «Выйдя на Южно-Маньчжурскую железную дорогу, Оку завернул правым плечом и двинулся на Ляодун в порт-артурском направлении, повернувшись тылом к нашей Маньчжурской армии. Отдаленность наших главных сил и полная пассивность Куропаткина позволили ему выполнить этот чрезвычайно рискованный маневр. 2-я японская армия находилась между двумя русскими, с юга – Стессель, с севера – Куропаткин. Перейди они в наступление, Оку попал бы между молотом и наковальней».
2 мая Оку двинул свою армию на Порт-Артур. Ближайшей задачей было овладеть Цзиньчжоужским перешейком и портом Дальний. Сразу скажем – задача непростая, если бы не продолжавшее удивлять наше командование
Цзиньчжоужская позиция располагалась на высотах перешейка шириной всего-то около четырех верст между заливами Цзиньчжоувань и Хунуэзавань. Позиция опиралась на группу холмов с понижающимися к заливам скатами. К северу против левого фланга был сам городок Цзиньчжоу, к востоку на правом фланге – гора Самсон, в тылу Тафанчинские высоты. Находившаяся в 60 верстах от Порт-Артура позиция по праву называлась «воротами к Артуру», ибо дальше до самой крепости никаких укреплений не было. «Французский военный историк полковник К.Грандпре писал по этому поводу: «Перешеек Цзиньчжоу – место, предназначенное для возведения форта-заставы. Если бы русские имели время построить такой форт и хорошо снабдить его всеми средствами современной техники, они могли бы с небольшим гарнизоном задержать японские войска на целые месяцы».
Но все же. Позиция была оборудована еще до войны в полном инженерном отношении. На склонах фронтом к противнику два яруса траншей полного профиля, с ходами сообщений, козырьками от шрапнели и бойницами. 5 редутов, 3 люнета и 13 артиллерийских батарей. Проволочные заграждения в 4 – 5 рядов кольев протяженностью до 6 верст. На подходах к ним было заложено 84 фугаса. На позиции устроено 66 блиндажей, вырыто 8 колодцев, проведена телефонная связь и поставлено 2 прожектора. Так что, по тем временам позиция достаточно мощная. Недостатком была невозможность избежать обстрела с моря и расположение артиллерийских орудий открыто «колесо к колесу» на прямой наводке. О стрельбе с закрытых позиций знали, умели, но командование района принимало это за трусость. Бой быстро развеет эту глупость. В целом в распоряжении ответственного за оборону района генерал-майора А.В. Фока имелось более 18 тысяч нижних чинов и офицеров, 54 полковых и 17 крепостных орудий и 10 пулеметов. Но на непосредственно оборону позиции Фок выделил всего 14 рот (11 рот 5-го стрелкового полка, давно сидевших на этих позициях и 5 охотничьих команд от своих полков). Это 3800 человек и 65 орудий во главе с командиром 5-го стрелкового полка полковником Н.А. Третьяковым. Хорошо еще, что оставил ему все 10 пулеметов.
Фок знал доподлинно, что Оку будет штурмовать позицию силами всех трех своих дивизий, что фланги ему будут обеспечивать корабли поддержки, обо всем доложил прямому начальнику Стесселю. В военной практике не редко обороняющаяся сторона уступает по силам атакующей, но оставить полк против трех дивизий, это уже перебор. Японцы превосходили нас в артиллерии в три раза, по пехоте – в девять раз. При этом на каждое наше орудие в среднем имелось не более 160 снарядов – практически ничего. Оку действительно готовился наступать силами 1,3 и 4-й пехотных дивизий, а это около 35 тысяч солдат и офицеров, в том числе 3 саперных батальона и 9 эскадронов конницы, при 216 орудиях и 48 пулеметах.
Возникает вопрос, а собирался ли генерал Фок вообще оборонять позицию? На этот счет до сих пор существуют различные мнения, вплоть до обвинения Фока в предательстве, которое якобы и привело его после войны на скамью подсудимых. Думаю, это не так. Я уже говорил, что Фок очень хорошо понимал своего прямого начальника Стесселя, знал, что тот ничего не сделает без указки Куропаткина и действовал строго по уставу. Поэтому он только изобразил разведку боем при высадке японцев у Бицзыво. А дальше опять по уставу войти в боевой контакт с противником еще на подступах к Цзиньчжоу. Думаю, он готовился принять бой на основной позиции. Тем более, Стессель приказал ему выслать небольшой отряд в предполье. Другое дело, что при этом он 2 мая дал указание во время столкновения действовать в духе уже своего начальника Куропаткина: «При превосходстве сил противника не увлекаться, а постепенно уходить за Киньчжоускую позицию». Фок и выполнял этот приказ. Мне кажется, он уже тогда понял, что драться насмерть под Цзиньчжоу совсем не обязательно. Дальше будет действовать не только по обстоятельствам, а «спустя рукава», что в условиях войны можно и прировнять к преступлению.
Фок выдвинул в предполье два отряда. Первый – на правом фланге численностью до батальона с охотничьей командой 5-го полка и пограничной стражей с 10 орудиями под командованием полковника А.И. Дунина занял выгодные позиции на высоте западнее деревни Шисалитеза. Второй отряд – на левом фланге непонятно почему слабее до батальона и без орудий под командованием полковника В.И. Сейфулина у деревни Чафантань. Оба отряда не получили вообще никаких указаний, не говоря уж о приказе на предстоящий бой. Удивительно! А где же хотя бы единое командование для координации действий отрядов? Правда Фок послал на правый фланг командира своей бригады престарелого генерала М.А. Надеина со странным указанием проследить, как там дела.
На следующее утро, с рассветом ударили пушки японских передовых 3-й и 4-й дивизий и в 8 часов утра перед позицией полковника Дунина появилась пехота, поддерживаемая огнем 24 орудий. Но наши 10 пушек открыли ответный огонь и выиграли артиллерийскую дуэль. Батареи подполковника Н.А. Романовского вели такой интенсивный прицельный огонь, что несмотря на потери трети личного состава полностью подавили японские батареи. Японская пехота, поднимавшаяся во фронтальные атаки, других и не могло быть, просто уничтожалась огнем пехоты и артиллерии. В 13 часов атака на деревнюШисалитеза была остановлена.
Деревню Чафантань японцы начали атаковать раньше в 7 часов утра и почти два часа продвигались очень скоро. У нас не было артиллерии, а ружейного огня было просто недостаточно. Хорошо еще у Сейфулина были пулеметы, и в 9 часов утра он встретил японцев губительным ружейно-пулеметным огнем, буквально сметавшим с лица земли плотные цепи противника. Но на наши 2 роты наступало 8 батальонов (24 роты) с артиллерией. Сейфулин просил, требовал у Фока хотя бы пару орудий. Ему вторил Надеин, но Фок просто не реагировал. Более трех часов продолжался неравный бой, пока японцы не догадались просто обойти нашу позицию четырьмя батальонами (вспомнили-таки германских учителей -С.К.) и остатки наших рот с ранеными начали отходить к Цзиньчжоу. В 14 часов Фок приказал Надеину отвести войска и от деревни Шисалитеза.
Удивительный бой. Без единого руководства, практически без орудий наши стрелки и артиллеристы показали такие образцы героизма, стойкости боевого мастерства, что японцы уже тогда поняли — это не бои с китайцами. И они остановились на две недели, потеряв только убитыми 146 солдат и офицеров. Наши потери 24 человека убито и 160 ранено. Ни один раненый не остался на поле боя.
Если бы Фок просто правильно согласно боевого устава организовал ведение и управление боем в предполье, помог артиллерийским резервом левому флангу, японцы, конечно, остановились бы не на две недели. Но Фок держал нос по ветру. Он знал, что 12 мая прямо перед атакой японцев на Цзиньчжоускую позицию Стессель получил от Куропаткина телеграмму: «Самое главное – это своевременно отвести войска генерала Фока в состав гарнизона Порт-Артура. Мне представляется желательным вовремя снять и увезти с Цзиньчжоуской позиции на поезде орудия. Иначе у японцев будут новые трофеи… Впечатление это произведет крайне тяжелое».
Фоку не требовалось каких-то дополнительных указаний. Он и сам не дал никаких указаний начальнику позиции командиру 5-го стрелкового полка полковнику Н.А. Третьякову, не подготовил боевой приказ, не встретился с командирами. Приказ на бой подготовил сам Третьяков, которому предстояло со своими стрелками и артиллеристами совершить невозможное – удерживать одним полком атаки трех дивизий, целой японской армии, а это с учетом артиллерии не менее 18 полков.
50-летний полковник Николай Александрович Третьяков симбирский дворянин на заре своих дней и не мечтал о славе полководца. После окончания Московской военной гимназии он поступает в знаменитое Николаевское инженерное училище, которое заканчивает блестяще. Командует саперами столь же успешно и подпоручиком поступает в Николаевскую инженерную академию, после которой успеет повоевать с турками на Балканах в 1877 году. Чины штабс-капитана, капитана и подполковника получит досрочно за отличие. Полковника тоже за отличие и тоже досрочно, но уже на далеком Дальнем Востоке, командуя Сибирской саперной бригадой.Чем не блестящая карьера военного инженера. Но тут Боксерское восстание, и Третьяков уходит в строй, принимает в командование именно этот 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, с которым потом и прославится на всю страну. Впрочем, еще в Китайском походе он зарекомендовал себя отличным теперь строевым командиром, получив Золотое оружие «За храбрость». В русской армии такое превращение военных инженеров не редкость. Вспомним хотя бы героев Севастополя генералов Хрулева, Тотлебена, не говоря уж о первом герое Порт-Артура, да всей войны, генерале Р.И. Кондратенко. Тот, будучи на три года моложе Третьякова, в начале службу повторит его путь. Но о нем мы еще поговорим позднее.
Пока же следует отметить, что Третьяков по праву станет героем войны, последним защитником горы Высокая в Порт-Артуре — аналога севастопольского Малахова кургана, георгиевским кавалером, генерал-майором. Раненый попадет в плен. Вернувшись из плена, опять уйдет в саперы командовать саперной бригадой. Потом главный инженер Киевского военного округа. И генерал-лейтенанта получит за отличие. И опять уйдет в строй. Первая мировая война. Командует 1-й Сибирской дивизией, корпусом, опять Георгиевский кавалер и многих других орденов. Умрет скоропостижно от воспаления легких прямо накануне буржуазной революции 1917 года полным инженер-генералом. Но, повторяю, настоящая слава к нему пришли после боя под Цзиньчжоу в мае 1904 года.
Третьяков еще до начала войны, до Фока, как отличный военный инженер подготовил свою позицию самым тщательным образом. Батальоны полка были слажены, тренированы, возможные цели пристрелены для пехоты и приданной артиллерии. Другое дело, что в артиллерийских тонкостях понимал мало и полностью доверял профессионалам. Приказ на бой был подготовлен в срок, зачитан и уточнен с подчиненными. Поэтому не будем особенно вдаваться в подробности боя. Сразу отметим, бойцы Третьякова воевали так, что претензий к ним не могло быть. Стояли насмерть и отбивали все атаки противника пока не кончились боеприпасы. Помните – по 160 снарядов на орудие. Без всякого сомнения, позицию бы удержали, если бы получили хоть какое-то подкрепление в живой силе, артиллерии, боеприпасах. Фактически полнокровная дивизия Фока с артиллерией, приданными силами стояла в ближнем тылу на Тафанчинских высотах и не шевельнулась до приказа к общему отступлению. Итак – очень коротко.
В ночь на 13 мая японцы начали огневую подготовку по всему фронту. К 5 часам утра были сбиты наши заслоны в городе Цзиньчжоу, гарнизон которого отступил на основную позицию Японцы перенесли огонь артиллерии вслед за ними на наши укрепления. (Превосходство японцев в артиллерии и пулеметах пятикратное – С.К.).
В 6 часов утра в залив Цзиньчжоувань вошли 4 японских канонерки и 6 миноносцев. Огонь стал ураганным и, в конце концов, им удалось подавить большинство наших батарей левого фланга обороны. Фок бездействовал, но рядом с ним находились и другие командиры. Командир 3-й батареи капитан Л.Н. Гобято (тоже будущий артурский герой — С.К.) с закрытых тыловых позиций у деревни Лиудятунь ударил по батарее японцев у горы Самсон и полностью ее уничтожил. У Гобято потерь не было. Конечно, одна батарея не могла существенно повлиять на ход боя, но таких батарей у Фока было несколько. Начальник его артиллерии полковник Ирман предлагал помочь Третьякову, усилить его, но тщетно.
В 8 часов утра пехота всех трех японских дивизий пошла в атаку на всем протяжении нашей обороны. Японцы двигались, как на учениях густыми цепями волна за волной, и этими же волнами ложились на землю, сраженные пристрелянным губительным ружейно-пулеметным огнем. К тому же в 10 часов утра в бухту Хунуэзавань пришли из Порт-Артура канонерка «Бобр», миноносцы «Бойкий», «Бурный», и открыли прицельный огонь по пехоте 3-й пехотной дивизии японцев, окончательно ее рассеяв. Потом перенесли огонь на японские батареи и подавили их отличные морские камендоры. Командир отряда и канонерки «Бобр» капитан 2-го ранга Шельтинг только расстреляв весь боезапас в 11 часов увел наши корабли из залива. Любопытно, что совсем недалеко у островов Эллиот 3 японских броненосца, 4 крейсера и 12 миноносцев даже не тронулись с места, чтобы атаковать наши корабли. Непобедимый адмирал Того после последних потерь, особенно броненосцев, просто не стал рисковать. Впрочем, больше не рисковал и адмирал Витгефт
К этому времени окончательно замолчала наша полевая артиллерия из-за отсутствия боеприпасов. Часть орудий оказалась разбита. Но пулеметы работали исправно, дополняемые организованными залпами винтовок. К полудню японская атака захлебнулась полностью.
Ирман требовал у Фока пополнить артиллерию на позициях. Хотя бы боеприпасами, но Фок раздраженно отвечал ему, что с наличной артиллерией, в том числе тяжелой. Третьяков и так должен бить японцев. Тот и бил. А Фок еще в 7 часов утра уехал со своего КП в тыл выбирать позиции на случай борьбы с возможным японским десантом. Какой, такой десант? Не знаю, верил ли в него сам Фок. А что касается управления боем, то он, вернувшись в 11 часов 50 минут на КП отправил Третьякову телеграмму с приказом не отступать без его приказа. Зачем-то через пять минут дублировал ее. Еще через час приказал Третьякову обратить внимание на свой левый фланг, усилить его. Тот понимал это лучше кого-либо и просто взмолился, чтобы Фок подбросил ему хотя бы батальон, роту пехоты, ибо у него резервы кончились, кончаются боеприпасы, и он может рассчитывать только на удаль солдат и мужество офицеров. Вот и все руководство боем со стороны Фока. Отличился «руководством» и сидевший в Порт-Артуре Стессель единственной телеграммой Фоку с рекомендацией ввести в дело морскую 6-дюймовую пушку Канэ, отправленную им на позицию. Генерал как будто забыл, что на установку этого орудия требуется не один день.
Между тем, примерно в 14 часов японцы вновь открыли артиллерийский огонь, и пехота пошла, как сейчас говорят в «мясную атаку». Потери у них росли кратно. В это время первый и последний раз на позиции появился генерал Фок. Так и не повидав Третьякова, не отдав ни одного приказания вернулся в тыл. Зачем приезжал?
В 16 часов японская атака захлебнулась по всему фронту. Японцы истекали кровью, но так и не смогли проникнуть ни в одну из наших траншей. Сам генерал Оку был просто потрясен. Он после боев с китайцами никак не ожидал встретить такого стойкого противника. Еще больше он будет потрясен, когда после узнает, что его полнокровная армия сражалась всего с одним, усиленным артиллерией и пулеметами стрелковым полком.
Но это потом. А пока в официальном донесении главнокомандующему он писал: «Благодаря упорному сопротивлению неприятельской пехоты положение дел не изменилось до 5 часов дня. До этого времени мы не смогли найти бреши для наступления нашей пехоты, а 3-я дивизия, наш левый фланг, была тем временем в опасности быть окруженной, так как противник усилил свою пехоту против ее левого фланга, а обе батареи в Нанкванлинге помогали атаке противника. Это все больше и больше угрожало левому флангу дивизии, в то же время полевой запас артиллерийских снарядов у нас почти иссяк; становилось ясно, что продолжать бой весьма опасно. Ввиду этого я был вынужден приказать нашей пехоте предпринять штурм позиции и овладеть ею даже высокой ценой; а нашей артиллерии было приказано пустить в ход оставшиеся снаряды с целью энергично обстрелять противника. Пехота нашей 1-й дивизии бросилась вперед на позицию неприятеля храбро и отважно, но благодаря жестокому фланговому огню неприятеля большое количество наших людей было убито и ранено. Положение стало критическим, так как дальнейшее наступление кажется немыслимым».
Трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы Оку все-таки не рискнул атаковать в последний раз на правом фланге при поддержке миноносцев. Это был бросок отчаяния. Некоторые роты шли по колено в воде залива, охватывая наши позиции, от которых к этому времени ничего не осталось – траншей, блиндажей и практически самих защитников. Но мы еще держались и продержались бы, но наше командование вспомнило как раз сейчас рекомендации Куропаткина. В 15 часов, когда мы еще уверенно били японцев везде, противник истекал кровью Фок донес Стесселю, что положение критическое и 5-й полк больше не может держаться. Надо оставлять позицию. Через 2 часа 40 минут – долго же думали, Стессель ответил: «Если позицию удержать нельзя, то надо организовать обстоятельный отход, для чего все орудия и снаряды, возможные для перевозки, надо, используясь прекращением боя и ночью, спустить и нагрузить на поезда». Еще через 35 минут Стессель добавил: «Раз у вас все орудия на позиции подбиты, надо оставить позицию, и пользуясь ночью отходить».
Войска начали отходить с боем, да еще каким. Особенно в центре. Окруженные роты 5-го полка отбивались огнем и штыками до конца. Ни один сибиряк не сдался в плен. В ночь на 14 мая наши войска всей группировки Фока отошли к последней железнодорожной станции от Порт-Артура Нангалин и начали грузиться в вагоны. Все, битва за перешеек кончилась. Наши потери 28 офицеров и 1215 нижних чинов. Потери японцев – 133 офицера и 4071 нижних чинов. Цифры говорят сами за себя. Продержаться мы, конечно, могли. Оку намеривался остановить наступление, накопить резервы, средства борьбы, а это не один день. Еще большее разочарование вызывает оставление без боя еще рано утром 14 мая порта Дальний.
«Весьма характерным при этом было то обстоятельство, что, отводя свои войска на подступы к Порт-Артуру, русское командование в лице генералов Стесселя и Фока не позаботилось даже о разрушении прекрасно оборудованных портовых сооружений Дальнего. Когда здесь было получено известие об отступлении с Цзиньчжоуской позиции, военный инженер порта капитан Зедгенидзе и лейтенант Сухомлин начали взрывать и уничтожать все, что было возможно. Но из-за недостатка времени и рабочих рук сделать что-либо в этом отношении практически не удалось. Молы, дамба, док и набережные остались почти неповрежденными. В руки противника попало более 100 складов и бараков, электростанция, железнодорожные мастерские, большое количество рельсов, вагонеток для узкоколейной железной дороги, более 400 вагонов, 30 грузовых судов, а также большие запасы угля». Вот где настоящий ужас, уже не головотяпство, а преступление.
Уж об этом то и Стессель и Фок должны были позаботиться давно и в первую очередь. Этот порт во многом перевернет весь ход и исход войны. Именно в Дальнем через несколько дней начнет высаживаться только созданная для взятия Порт-Артура 3-я японская армия генерала Ноги. Именно там всю войну будет функционировать основная база снабжения японских войск, действовавших в Маньчжурии и против Порт-Артура. Сюда шло пополнение, вооружение, боеприпасы, имущество и продовольствие. Именно сюда прибудут тяжелые 11-дюймовый осадные гаубицы, решившие в конечном счете судьбу Порт-Артура и во многом всей войны. Только здесь и более нигде имелись приспособления для выгрузки гаубиц с торговых судов. Именно здесь до конца осады базировались минные флотилии японцев, державшие под наблюдением все восточное побережье Квантуна. Кстати, японцы еще более трех суток не занимали порт. Боялись диверсий.
Оку, после невероятного выхода из критического положения под Циньчжоу и последующих сражений, до конца войны не поймет, почему русские практически во всех боях и сражениях отступают именно в тот момент, когда японские силы на исходе и они сами были готовы к отступлению, или остановке наступления. Не понимали этого до конца войны и многие генералы, офицеры русской армии. Как это удручает! Как же это обидно! Мы еще будем говорить об этом.
Надо сказать, что оставление позиции под Цзиньчжоу произвело в Порт-Артуре тягостное впечатление. Будущий герой обороны подполковник С.А. Рашевский запишет в своем дневнике: «Та позиция, про которую все кричали, что ее взять невозможно, что там надо положить целую армию сдается после второго натиска. Неужели ж нам было так трудно отстоять эту позицию или хотя бы подольше задержаться на ней… По-моему, главная цель войны – Артур и Артур. С взятием Артура японцы выигрывают кампанию наполовину, если не более. Мы лишимся при этом нашего флота, дорогих фортов и батарей… а главное базы для действий 2-й эскадры; помимо того с падением Артура, вероятно европейские друзья (японцев – С.К.), Америка и Англия станут поддерживать их».
Еще больший резонанс эти события произвели в штабе наместника адмирала Алексеева и штабе командующего генерала Куропаткина. Алексеев не мог понять практического бездействия флота, да и судьба флота особенно беспокоила. Вштаб Куропаткина полетела телеграмма: «Теперь назрел вопрос о переходе Маньчжурской армии в наступление, для чего представляется вам два плана на усмотрение:1) оставить достаточно сильный отряд на южном фронте, со всеми остальными силами остановить армию Куроки и отбросить ее за реку Ялу и 2) выставив надежное прикрытие со стороны 1-й армии, двинуться со значительными силами против японцев, осаждающих Порт-Артур».
Но Куропаткин совсем не хотел отходить от собственного плана заманивать японцев под Ляоянь, и не считал положение Порт-Артура критическим. Его начальник штаба генерал В.В. Сахаров – брат военного министра, поддержал командующего и в Петербург полетела телеграмма с их предложениями. А Алексееву Куропаткин тоже ответил: «Обстановка в данную минуту, судя по соотношению сил, не позволяет предпринять наступление на р.Ялу, и тем более нужно признать рискованным наступление на Порт-Артур, потому что в настоящем случае отряду угрожала бы опасность со стороны японцев во фланг и тыл». Правда, Куропаткин предлагал провести в сторону Порт-Артура небольшую операцию. Алексеев был возмущен и написал жалобу прямо государю. А чего было возмущаться, если он, как главнокомандующий мог просто приказать Куропаткину. Однако, политика… Из Питера пришло два ответа – Алексееву и Куропаткину отдельно. Удивительно! Но главной все-таки была телеграмма государя Алексееву : «Я одобряю взгляды, выраженные в Вашей телеграмме о переходе в наступление по направлению Порт-Артура».
Куропаткин получил примерно такую же. Ослушаться государя он, конечно, не посмел. 26 мая он получил приказ Алексеева выделить для атаки на Порт-Артур не менее четырех дивизий (48 батальонов) с артиллерией и кавалерией. Но Куропаткин все же остался верен себе. Вопреки приказанию прямого начальника он выделил для операции всего один 1-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Г.К. Штакельберга – 26 батальонов, 18 сотен казаков и 96 орудий. И это при том, что его армия к концу мая была по численности равна всем японским силам на континенте, выгодно располагалась для действий по внутренним операционным линиям против разбросанных и разобщенных японских группировок. Надо сказать, что в профессиональных кругах до сих пор не прекращаются споры о целесообразности этой операции. Но, оговорюсь – именно силами, выделенными для нее Куропаткиным. В случае нашего поражения это грозило безусловно большими последствиями. Французский военный историк М. Бардонно называет операцию русских под Вафангоу в условиях обстановки, сложившейся на Маньчжурском театре авантюрой. Выдвижение корпуса на 200 км от района сосредоточения главных сил Маньчжурской армии при полной неосведомленности в силах и группировки противника действительно являлось авантюрой. Но ни Куропаткин, ни Штакельберг не посмели отказаться от нее.
Корпусу предстояло выдвинуться к городку Вафангоу, овладеть Цзиньчоуской позицией и наступать на Порт-Артур. При этом Штакельберг получил от Куропаткина удивительное приказание: «Вот и наступлением в направлении на Порт-Артур притянуть на себя возможно большие силы противника и тем ослабить его армию, оперирующую на Квантунском полуострове. Для достижения этого движение против высланного на север заслона должно быть произведено быстро и решительно, имея в виду скорейшее поражение передовых частей неприятеля, если таковые окажутся слабыми. С превосходящими же силами не доводить дела до решительного столкновения и отнюдь не допускать израсходования всего нашего резерва в бою». Что оставалось делать Штакельбергу, где конечная цель операции — не понятно.
Все «наши телодвижения» сразу стали известны в Токио. Разведка работала отлично. Немедленно Оку получает приказ перейти под Цзиньчжоу к обороне силами одной 1-й дивизии, а тремя остальными с артиллерией и кавалерией развернуться на 180 градусов навстречу возможному наступлению русских войск. Одновременно в Дальний прибывает новый командующий новой 3-й армией генерал-полковник М. Ноги. С ним для начала высаживаются войска 11-й дивизии. К 1 июня армия Ноги будет уже состоять из 11, 1-й дивизий и резервной бригады. Все это с артиллерией, саперами, обозом будет насчитывать более 30 тысяч человек. Позже Ноги будет усилен 9-й пехотной дивизией и 4-й резервной бригадой. Между тем, генерал Оку сосредоточил против движущегося ему навстречу корпуса Штакельберга полноценную армию в 48 батальонов пехоты (около 50 тыс. человек), трех полков дивизионной и трех полков армейской артиллерии (216 орудий). Он превосходил наши силы по пехоте почти в 2 раза по артиллерии – почти в 3 раза. А ведь Алексеев приказывал Куропаткину привлечь к операции не менее 48 батальонов Оку знал о своем превосходстве и надеялся наступать сам.
Однако к Вафангоу первым подошел Штакельберг. По пути он присоединил к себе конный разведывательный отряд генерала А.В. Самсонова, и у него сформировалась целая казачья бригада во главе с Самсоновым. 24 мая произошло первое столкновение с японцами. Наш авангард отбросил передовые части армии Оку и занял станцию Вафангоу. В это время основные силы корпуса занимали район вокруг станции.
31 мая Оку двинул 3-ю и 5-ю дивизии вдоль железной дороги справа и слева и быстро выбил наш слабый авангард со станции. Штакельбергу в силу малочисленности своих войск ничего не оставалось, как принять оборонительный бой с возможным контрнаступлением. Именно возможным. Бой этот хорошо проанализирован практически по минутам. Поэтому я позволю себе остановиться лишь на самых, на мой взгляд, ключевых моментах.
Генерал Оку перешел в решительное наступление 1 июня. Для начала он предполагал остановить корпус Штакельберга ударом только 3-й дивизии в лоб на правом фланге. После того, как русские, конечно, перебросят туда свои резервы и часть сил со своего правого фланга, нанести главный удар силами 5-й дивизии. Одновременно 4-я дивизия совершает здесь же глубокий обходной маневр крюком в 30 верст и к полудню 2 июля должна была отрезать пути возможного отхода русских войск. Любопытно то, что японцы будут планировать все свои дальнейшие операции под Ляоянем, Шахэ. Мукденом именно по такой схеме, но Куропаткин этого даже не заметит.
Генерал Штакельберг по мнению нашего авторитетного военного историка А.А. Керсновского один из неплохих наших корпусных командиров в этом первом бою с японцами допустит две главные, фатальные ошибки. Во-первых, из-за отвратительной разведки он потерял целую 4-ю дивизию врага и был в полной уверенности, что Оку наступает только двумя дивизиями. Во -вторых,он так и сможет организовать должное управление своими войсками. Связь – этот настоящий бич русской армии с легендарных времен и до нашего времени осуществлялась самыми примитивным способом – «конным по пешему». Но, на мой взгляд, Штакельберг сумел-таки с достоинством провести свою первую в этой войне операцию, и в дальнейших сражениях показал себя далеко не худшим военачальником. Конечно, не великий полководец, но и не бездарь.
53-летний генерал-лейтенант барон Георгий Карлович Штакельберг после окончания привилегированного Пажеского корпуса был выпущен в Лейб-гвардии Конный полк. В гвардии не задержался и добровольцем ушел воевать в Хивинский поход казачьим офицером Семиречинского казачьего войска. Воевал отлично, ранен, награжден и дальше блестящая служба в кавалерии. В Русско-турецкую войну заслужил новые награды, Золотое оружие «За храбрость», чин полковника. Потом командует драгунским Казанским полком, Закаспийской казачьей бригадой, кавалерийскими дивизиями. 20-й век он встретил генералом, командует 1-м кавалерийским корпусом, потом 1-м Сибирским армейским корпусом. После Вафангоу у него будет не простой бой под Ляоянем, контрудар под Сандепу. За войну получит орден Св. Александра Невского с мечами, а потом и Св. Георгия 4-го класса. В представлении записано: « вверенный ему корпус с 16-го по 18-го августа на южном фронте Ляоянской позиции доблестно выдержал бой с значительно превосходящими силами противника, понеся тяжелые потери; в этом бою барон Штакельберг высказал личное мужество, спокойствие и распорядительность и пренебрегая личной безопасностью, был всегда в передовых линиях». Также упорно его корпус прикрывал наши войска и под Мукденом. Генералов в ту войну награждали мало. Не за что было. В 1907 году станет генералом от кавалерии и умрет в своей постели в 1913 году заслуженным уважаемым военачальником.
Важно отметить, что Штакельберг успел выстроить свою позицию перед Вафангоу по гребню высот от деревни Лункоу до Янцзянгоу протяженностью в 11 верст. На крайнем правом фланге казачья бригада генерал-майораА.В. Самсонова, далее 9-я Восточно-Сибирская дивизия генерал-майора Н.Ф.Краузе и на левом фланге 1-я Восточно-Сибирская дивизия генерал-майора А.А. Гернгросса.. В тылу у деревни Сисан общий резерв – 2-я пехотная и артиллерийская бригады под командованием генерал-майора А.А.Гласко.
Наступление свой 3-й дивизии Оку поддержал ураганным артиллерийским огнем. Наша артиллерия, к сожалению, опять заняла открытые позиции. Все еще учились, все еще первые сражения. Научатся быстро. Тем не менее японские батареи подавлялись уверенно. Японская пехота шла плотными цепями, волнами и уничтожалась ружейно-пулеметным огнем. Мы тоже несли большие потери в основном от артиллерийского огня. В самый критический момент Гернгросс контратаковал во фланг японцам и после четырех — часового смертельного боя со штыковыми атаками японцы были отброшены и положение нашей 1-й дивизии было полностью восстановлено. День закончился перестрелками.
Ночью Штакельберг решил контратаковать здесь же и разбить, как он думал, главные силы японцев. Он считал, что Оку стянул сюда и полки 5- дивизии. Не ошибся, хотя разведка оставалась отвратительной. О 4-й дивизии он и не подозревал. Кстати, она затерялась в густом гаоляне и о ней ничего не знал даже Оку. Штакельберг решает подкрепить Гернгросса общим резервом – бригадой Гласко. Любопытно еще и то, что против контрнаступления выступил его начальник штаба генерал-майор М.Н. Иванов, и даже отказывался подписывать приказ.
Пока генералы перепирались Оку в 5 часов утра продолжил наступление на Гернгросса силами своей 5-й дивизии, имея в тылу сильно потрепанную 3-ю дивизию. Тот пошел навстречу. Но артиллерии у японцев было все-таки намного больше 40 наших орудий против 100 японских. И это скоро сказалось. Наши войска отбивались от превосходящих сил противника, несли большие потери, но постепеннопрорвались сквозь японскую 5-ю дивизию. АГернгросс ждал бригаду Гласко. Тот же и не думал выдвигаться, ибо до него еще не дошло приказание командира корпуса. Вот оно критическое отсутствие нужного управления.
«В 8 часов 30 минут Гернгрос послал последнюю записку командиру 2-й бригады: «пора перейти в энергичное наступление. Откройте хоть огонь из артиллерийских батарей, так как мои полки гибнут, окруженные с трех сторон японцами». В 10 часов он обратился за помощью к командиру корпуса, общий резерв которого все еще бесцельно передвигался в тылу. Успеха на участке нашей 1-й дивизии добивались то та, то другая сторона. Части 2-го и 3-го полков, захватившие передовую линию японцев, несли потери. Около полудня Гернгросс ввел в бой еще один полк своей дивизии. Русские войска оттеснили передовые части уже 3-й японский дивизии и вступили в долину западнее деревни Вафанвопен. Весь правый фланг 2-й японской армии оказался под угрозой разгрома. В этот момент появление бригады Гласкомогло бы решить исход боя и поставить под сомнение успех всего маневра по обходу правого фланга русских».
Генрал Оку забил тревогу. Но русские к очередному его удивлению остановились и начали отход в самый благоприятный для себя момент. Как под Цзиньчжоу! Но на то теперь были причины. Потерянная и нами и противником 4-я японская дивизия вышла-таки на тылы нашего правого фланга, столкнулась с казаками генерала Самсонова, развеяла их огнем артиллерии и замедлила ход. Задачу он свою так и не выполнила, на наши тылы не вышла, но слабым авангардом начала пробиваться к железной дороге севернее Вафангоу. Штакельберг в этих условиях принимает единственное правильное решение отступить организованно с артиллерией,обозами, лазаретами – не погубить корпус. Времени для этого было очень мало, но он рискнул удачно. Отступление корпуса прикрывало всего 6 рот 36-го Сибирского стрелкового полка и кавалерийский полк полковника Бачинского. А сдерживали они более 6 японских полков. Никто не сдался в плен. Герои! Вот что запишет очевидец: «Наши держались и отступали то кучками, то в одиночку и только откуда-то справа раздавалась громкая команда: «Рота, пли! Рота, пли!». На гребне стоял во весь рост офицер, почему-то сопровождая каждый залп взмахом шашки. К нему лезли люди в тяжелом снаряжении, еле передвигая ноги». Сражение закончилось. Но и потери у нас были большие – 131 офицер, 3557 нижних чинов убитыми и ранеными и 21 разбитое в хлам орудие. Раненых всех взяли с собой. Японцы потеряли только убитыми35 офицеров и 1137 нижних чинов.
Штакельберг, конечно, не мог силами одного корпуса разбить всю армию Оку. Все-таки это попахивало авантюрой. Но воевал отважно, рискованно и корпус спас от разгрома. Да и измотанная кровопролитными боями японская армия встала. Оку не решился преследовать полки 1-го Сибирского корпуса. Японские военачальники совсем недалеко ушли по способностям от наших полководцев. И так будет всю войну.
Куропаткин остался доволен. Он как бы доказал свою правоту и невозможности в данный момент деблокировать Порт-Артур. Но в Порт-Артуре, в Маньчжурской армии, да и в России посчитали это тяжелым поражением. Мнение это единодушно до сих пор. Даже участник войны красный граф Игнатьев – один из немногих, кто защищал имя Штакельберга, вынужден был записать: «Сражение под Вафангоу вскрыло один из главных пороков в воспитании высшего командного сорстава отсутствие чувства взаимной поддержки и узкое понимание старшинства в чинах. Генерал Гернгросс, командовавший 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией, корпуса Штакельберга, отбил атаки японцев, был сам ранен, не покинул командования, но нуждался в поддержке. Штакельберг выслал к нему бригаду под командой генерала Гласко. Вероятно, из ложной деликатности он не подчинил его Гернгроссу, а лишь предложил действовать совместно. Гернгросс посылал этому Гласко записку за запиской, указывая, где надо действовать. Но генерал Гласко был чином старше генерала Гернгросса и, считая, что не может получать указания от генерала, стоящего ниже по чину, не сдвинулся с места». Что ж, есть и такое мнение, хотя они оба были в чине генерал-майора, только старшинство по присвоению звания, да и по возрасту было за Гласко.
В это время на Квантунском полуострове развернулась настоящая баталия и не столько русских с японцами, сколько в штабах укрепрайона и Тихоокеанского флота, которая продлиться более месяца. Японцы силами только еще формирующейся 3-й армии генерала Ноги занимали позиции перед высотами от горы Анзысань до горы Тейсанцзы длиной до 20 верст. В наличии у Ноги было всего около 30 тысяч человек, и он лихорадочно укреплял свои позиции. Все зарубежные военные обозреватели Норригард, Бартлет, Грандпре не без оснований считали положение Ноги просто критическим. Его силы значительно уступали нашим войскам в Порт-Артуре. Но мы помним, что Стессель с Фоком выполняли волю Куропаткина на последний отвод войск в крепость. Разведку они не вели и о критическом положении Ноги ничего не знали. Так бы и побежали до Порт-Артура, если бы не два обстоятельства.
Во-первых, возбудился начальник Куропаткина главнокомандующий адмирал Алексеев. После поражения под Вафангоу уже на другой день Алексеев шлет в Порт-Артур телеграмму адмиралу Витгефту с требованием защитить крепость на дальних подступах с помощью флота. В крайнем случае, выйти в море, разбить японский флот и пробиться во Владивосток. Стессель, конечно,не мог ослушаться Алексеева. Но войска Фока продолжали отступать в Порт-Артур и именно сам Стессель 15 мая направил Фоку телеграмму: «Отступайте к Волчьим горам, не задерживаясь без надобности на остальных позициях». Потом повторил: «Отходите, не задерживаясь». А тут Алексеев, да вдруг и доложит государю. Что делать?
Но появилось иво-вторых. Резко выступил против «бегства в Артур» подчиненный – начальник 7-й Восточно-Сибирской дивизии генерал-майор Р.И. Кондратенко, которого неожиданно поддержал только что прибывший из Петербурга новый комендант крепости генерал-лейтенант К.Н. Смирнов. Кондратенко предложил остановиться на передовых позициях господствующих высотах восточнее перевала Шининцзы и дать бой на пересекающей Квантунский полуостров узкой равнине, по которой шла в крепость единственная Мандаринская дорога. Этот рубеж в 20 верст пересекал полуостров от моря и до моря, как в Цзиньчжоу. Его невозможно обойти с флангов и атаковать следовало только фронтально. Ключевые высоты – гора Юпилаза на левом фланге и гора Куинсан. Кондратенко предлагал вывести на позиции и полки свой дивизии.
Стессель воспрянул духом. У него появилась «палочка-выручалочка». Так он потом будет всегда называть генерала Кондратенко, на которого, в случае чего, можно и списать возможные провалы.1 июня в день сражения под Вафангоу он подписывает приказ о занятии обороны на высотах, где размещались четыре полка 4-й дивизии Фока и один полк 7-й дивизии Кондратенко. Только один полк, но Кондратенко был рад и этому, и не обратил внимания, что командиром всей позиции назначался генерал Фок. Действительно его войск больше, да и некогда было. Кондратенко, как профессиональный военный инженер начал спешно проводить инженерные работы. Возводились окопы, траншеи, батареи, блиндажи, проволочные заграждения, местами закладывались фугасы. Смущало Кондратенко только то, что Стессель приказал сосредоточить главные силы на левом фланге, а не на горе Куинсан, с которой, помимо всего, просматривался весь Талиенванский залив и порт Дальний. Мало того, что это главный порт снабжения, но туда готовился перенести свой штаб генерал Ноги. Не надо было быть большим стратегом чтобы понять – туда японцы и будут бить обязательно. Но Стессель считал, что Ноги пойдет на левом фланге по Мандаринской дороге. Кондратенко молчал, соблюдая субординацию. А пока использовал все время на строительство укрепленной позиции.
Между тем, адмирал Алексеев так обеспокоился судьбой эскадры, что 3 июня приказывает Витгефту: «Как только все суда будут готовы и представится первый благоприятный момент для выхода эскадры против ослабленного ныне на море неприятеля решайте этот важный и серьезный шаг без колебаний». Теперь главнокомандующий был уверен, что эскадру следует немедленно увести из Порт-Артура и сохранить до прибытия 2-й эскадры из Балтики. Витгефт оставался самим собой, в очередной раз заявив на совещании флагманов: «Жду от вас, господа, не только содействия, но и совета. Я – не флотоводец». Совет получил и издал приказ о выходе в море 10 июня. Но толковых указаний по действию кораблей в той или иной ситуации флагманы так и не получили. Одно указание – прорываться на Владивосток. Как?! — Витгефт надеялся, что после потери двух броненосцев, других кораблей японский флот находится в некотором разобщении и теперь у нас в строю 6 броненосцев (4 уже вышли из ремонта -С.К), а у Того всего 4. К тому же, прямо перед выходом в ночь на 10 июня крейсер «Диана», канонерка «Гиляк» и береговые батареи отразили попытку японцев поставить мины на внешнем рейде, а капитан 2-го ранга Е.П. Елисеев с отрядом миноносцев отогнал и японские миноносцы от подходов к рейду.
Выход эскадры на внешний рейд начался в 4 часа утра и закончился около 11 часов. И эскадра встала еще почти на 3 часа для траления всплывших японских мин. Траление сопровождалось артиллерийской дуэлью нашего крейсера «Новик» и миноносцев с японскими миноносцами, которых очень быстро отогнали. В 16 часа 40 минут эскадра вышла на глубокую воду, но уже в 17 часов на русских кораблях увидели главные японские силы. Того вел свой флот на пересечение нашего курса. У него действительно было 4 эскадренных броненосца («Микаса». «Асахи», «Фудзи». «Сикисима»), но еще и 4 броненосных крейсера («Ниссин», «Кассуга», «Якумо», «Асама») и 4 легких крейсера («Касаги», «Читосе», «Такасаго», «Ниитака»). За ними в кильватере шли еще 6 легких крейсеров и 18 миноносцев. Сигнальщики докладывали Витгефту, что между нашей эскадрой и берегом Квантуна движется еще 1 японский броненосец, 4 крейсера и 12 миноносцев. Макарова это наверняка бы не смутило- преимущество в главном калибре было на нашей стороне. Но вместо Макарова был Витгефт. В официальной истории читаем:
«Первоначально Витгефт намеривался принять бой, но затем, решив, что противник превосходит русскую эскадру по числу миноносцев (30 против 6), повернул в Порт-Артур. С наступлением сумерек, около 20 часов, японский флот был потерян из виду. За русской эскадрой продолжали следовать лишь вражеские миноносцы, которые ночью группами по 3-4 корабля произвели 8 торпедных атак. При этом было выпущено 38 торпед; ни одна из них не достигла цели, если не считать торпеды, попавшей в японский миноносец «Чидорои». Во время этих атак 3 вражеских корабля были потоплены огнем с русских кораблей и береговых батарей. В 22 часа русская эскадра вернулась на внешний рейд и стала на якорь. При этом эскадренный броненосец «Севастополь» подорвался на японской мине и получил незначительную подводную пробоину».
Удручающая боязнь Витгефта при возможном успехе. Любопытно еще и то, что одно только движение нашей эскадры произвело полный переполох в Токио. Уже 11 июня в день намеченного японского наступления на Куропаткина генералы Оку и Куроки получили из Токио строгую директиву: «Факт, что русский флот может выходить из Порт-Артура, осуществился, перевозка морем продовольствия, потребного для соединений маньчжурских армий, подвергнута опасности, и было бы неосторожным 2-й армии подвигаться севернее Гайчжоу в настоящее время. Ляоянский бой, который должен был произойти до наступления дождей, отложен на период времени после их окончания».
А через три дня после выхода в море русской эскадры возобновились-таки бои на Квантунском полуострове. Генерал Ноги больше не хотел ждать. Он уже точно знал, что так нужный ему опорный пункт русских на горе Куинсан укреплен очень слабо. Действительно его обороняли всего 1 рота с 2 устаревшими пушками еще системы Барановского. Из укреплений можно было отметить только завалы из камней, засыпанных землей. А Ноги бросил туда целый пехотный полк 11-й дивизии. Примерно в 13 часов японцы при поддержке артиллерии пошли в атаку и два часа наша рота уверенно отбивала японские плотные цепи. Правда, ей очень помогал огонь с подошедших из Артура крейсера «Новик», канонерок «Отважный», «Гремящий» и 11 миноносцев под общим командованием контр-адмирала К.Л Лощинского. Вот редкий, но наглядный пример взаимодействия Стесселя и Витгефта в Порт-Артуре. Кондратенко отдельной телеграммой благодарил моряков. Фок же, как и под Цзиньчжоу, и не думал двигать подкрепления к Куинсану. наши корабли, расстрелявшие свой боекомплект и ушедшие на базу, сменили японские миноносцы и поддержали своих пехотинцев. Но только через два часа после ухода наших кораблей замолчали разбитые пушки Барановского, и японцы подошли вплотную к нашим позициям. Даже штыками их некому было встретить. Через 30 минут Куинсан был занят.
Фок отдал приказ немедленно отступить к Волчьим горам. И войска начали движение. Но находившийся у Стесселя генерал Кондратенко знал о полученном от разведки донесении, что японцы остановились и начали лихорадочно укреплять разбитые верки на той же горе Куинсан. Он предложил Стесселю контрударом вернуть себе важную высоту. Стессель не мог отказать, и Фоку пошло приказание об организации контрнаступления на всей позиции у перевалов. С этого момента началась непрерывная цепь пререканий Фока с Кондратенко. Фок просто не спешил, саботировал подготовку удара так, что Ноги за неделю успел создать на горе Куинсан довольно сильную оборонительную позицию, посадив на нее не роту, а целых 7 пехотных батальонов со штатной артиллерией. Кондратенко же отвечал за наш левый фланг. Он не медлил и к 20 июня у японцев были отбиты Большой перевал и гора Семафорная. К концу дня мы заняли прежние позиции на восточном берегу бухты Лунвантань, кроме горы Куинсан. Но всей группировкой, к сожалению, командовал Фок, который всю неделю «мариновал» выделяемые для атаки роты 13-го и 14-го полков своей дивизии.1300 человек под командованием полковника В.А. Савицкого.. Силы немалые.
Утром Савицкий пошел в атаку на Куинсан с двух сторон. Но что это за атака? Без артиллерийской подготовки, без организации связи между атакующими. Атака захлебнулась. Во вторую волну атаки мы подошли с большими потерями на 400 шагов к вершине и снова отступили. Только в 13 часов Фок изволил провести артиллерийское сопровождение атаки огнем 30 орудий. И тут опять вмешался Кондратенко. В обход Фока 14 июня он запросил Витгефта опять выслать в бухту Тахэ корабли подмоги. Крейсер «Новик», 3 канонерки и 4 миноносца около 7 часов вошли в бухту и целый день обрабатывали японские позиции. Кондратенко опять благодарил флот телеграммой: «Сердечно благодарю за содействие флота». Но корабли опять ушли, Ноги подтягивал на гору резервы, а Фок и не думал. Третий штурм бойцов Савицкого провалился. В этих боях мы потеряли убитыми и ранеными 15 офицеров и 620 нижних чинов – половину нашей атакующей группировки. Японцы потеряли более 500 человек.
До 13 июля наступило затишье. Ноги сделал передышку ожидая прибытия из Японии 9-й дивизии с осадным артиллерийским парком. Кондратенко не мог этого упустить. На свой страх и риск он развивает бурную деятельность по укреплению наших позиций на горах Юпилаза, Семафорная, Зеленых горах, не спрашивая разрешения не только у Фока, но и у Стесселя. Кончилось все тем, что Фок обратился к Стесселю с решительным требованием: «Я назначен начальником всей передовой линии, а потому все распоряжения должны исходить от меня и только через меня передаваться все распоряжения высшей инстанции. Со скромной ролью, которая выпала на долю генерала Кондратенко, он, конечно,примириться не может, его натура требует кипучей деятельности. Ему и участка мало, которого его лишили, он хочет руководить событиями. Прошу разделить передовую позицию на два участка, чтобы и генерал Кондратенко, и я были хозяевами на своих участках». Стессель растерялся. С одной стороны, он хотел поддержать старого друга. С другой, знал о требовании не только Алексеева, но и Куропаткина задержать японцев как можно дальше от Порт-Артура. Понимал, что Фок по определению не сможет выполнить эту задачу, что кроме Кондратенко никто не в силах в короткий срок организовать должную оборону и контролировать ее круглосуточно.
Сомнения Стесселя развеяли японцы, начавшие наступление на перевалы. К началу наступления инженерные работы на наших позициях так и не были завершены. На линии обороны протяженностью в 22 версты от бухты Лунвантан до Санцайго расположилась наша группировка около 16 тысяч человек, 70 орудий и 30 пулеметов 4-й и полк 7-й Восточно-Сибирских дивизий. А Ноги к тому времени пополнился давно ожидаемой 9-й дивизией, пехотной бригадой, артиллерией и саперами. Его войска – до 60 тысяч человек, без вспомогательных частей 180 орудий и 72 пулемета. Четырехкратный перевес в личном составе и значительны в артиллерии и пулеметах
Ноги атаковал. 13 июня в 6 часов 30 минут японская артиллерия открыла огонь по всей передовой линии, и под прикрытием этого огня японская пехота пошла в атаку на слабо укрепленные рубежи большого перевала, горы Юпилаза, и к середине дня заняла рубеж и вышла во фланг нашей обороны уже на Зеленых горах. Но на перевале, к счастью, оказался генерал Кондратенко. Который отдает приказ на контратаку и к 19 часам выбивает японцев с наших позиций пулеметным огнем и штыковым ударом. Кондратенко поспешил на Зеленые горы, а ночью японцы опять захватили перевал. А Зеленые горы стояли, и в 20 часов Ноги прекратил атаки. На следующий день в 5 часов утра японская артиллерия ударила по нашим позициям. И тут опять вмешался Кондратенко. В обход Фока и Стесселя он вновь запросил помощи у Витгефта. И тот пошел навстречу, несмотря на то что в бухте Лунвинтан уже находились японские корабли. Последовательно выходили на огневые позиции крейсеры «Баян», «Аскольд» «Паллада», «Новик» и «Всадник», 3 канонерки и 11 миноносцев. При этом, корабли не только поддерживали сухопутчиков, но и расстреливали артиллерийские позиции японцев. И, наконец, вели довольно успешный бой с японскими кораблями. В крейсер «Итсукишима» попало несколько снарядов, крейсер «Чиола», уходя от артогня подорвался на мине.
И опять генерал Кондратенко приветствует моряков телеграммой: «Сердечно благодарю за содействие флота, благодаря которому удалось успешно отразить сильнейшие пехотные и артиллерийские атаки на нашем правом фланге». Стессель выразил по этому самоуправству некоторое неудовольствие, но, как известно, победителей не судят.
Японцы трижды атаковали наши позиции – гору Юпилаза, высоты 163, 113 и все это закончилось для них неудачей. Опускалась ночь, наступление затихло, но тут совершенно неожиданно в 22 часа японцы бесшумно коротким броском захватили всего-то высоту 93 на фланге Зеленых гор. В целом ничего критичного, но уже в полночь Фок отдает приказ оставить позиции и отойти на следующий рубеж к Волчьим горам. Кондратенко протестует, просит содействия у Стесселя. Все бесполезно. Тогда он снимает с Семафорной горы свои четыре роты и контратакует превосходящего в 3 раза по силам противника. Фок этого демонстративно не замечает, и в 3 часа 15 минут, чтобы сберечь людей, Кондратенко отводит свои роты с Зеленых гор на Волчьи горы А это уже трагедия, ибо он прекрасно понимал, что Волчьи горы, а точнее ряд невысоких сопок в 8 верстах от Порт-Артура и огибающие крепость по дуге примерно в 18 верст для японцев не препятствие. Позиции были практически не оборудованы. К 15 июня лишь кое-где были отрыты неглубокие окопы и блиндажи, без ходов сообщения. К тому же выяснилось, что вся долина перед фронтом позиции сплошь покрыта гаоляном высотой до 2 метров, и японская пехота могла подойти к нашим окопам практически незаметно. Кондратенко уже целую неделю просил Стесселя вырубить этот гаолян. Стессель созрел только после третьего напоминания вечером 15 июня. Но вырубать проклятый гаолян было уже практически некому, да еще под огнем японской артиллерии
Кондратенко метался с фланга на фланг. Подмечал все. Любопытна в этой связи такая деталь. На одной из позиций он встретил охотничью команду (разведчиков) 15-го полка дивизии Фока Охотники были одеты странно. Командир команды поручик С. Енджиевский доложил, что в белых гимнастерках вести разведку невозможно, да и воевать тяжело. Уж очень хорошая мишень. Его солдаты еще под Цзиньчжоу просто вымазали свои гимнастерки в грязи и слились с местностью. А он уже потом выкрасил гимнастерки у китайцев. Кстати, так же стали поступать и многие командиры Маньчжурской армии после первых боев. «Красный граф» Игнатьев пишет:
«Когда, к отходящему на юг поезду я явился в белом кителе и в белой фуражке с шашкой на серебряной портупее, с револьвером и биноклем через плечо, мне казалось, что у меня вполне боевой вид. Но некий уже побывавший на фронте полковник сразу расхолодил меня и остальных офицеров, которые тоже были в белом.
– Не забывайте снимать фуражки, когда придется высовывать голову из окопа, – советовал полковник. – Лучшей мишени, чем белая фуражка не сыскать. А японцы отличные стрелки!
Он объяснил нам далее, что белое обмундирование, и особенно белые фуражки служат одной из немаловажных причин наших потерь.
На первом же ночлеге Павлюк (ординарец) категорически потребовал у меня фуражку и китель и сдал их в покраску какому-то китайцу. Впрочем, все перекрасились. Но как! Проснувшись утром, я увидел вместо русской пехоты толпу в каких-то желто-зеленых и зеленоватых тряпках».
Кстати, японцы, начавшие войну в синих заметных мундирах, тоже начнут грешить кое-где самодеятельностью. А в целом и мы, и японцы перейдем на новую форму одежды «хаки» уже после войны. Еще один урок.
А сражение на перевалах все же подходило к концу, несмотря на то, что в предыдущих боях мы нанесли врагу значительный урон. Наши потери убитыми и ранеными не превышали 1500 человек. Японские, даже по их данным – свыше 6000 человек. Вечером 16 июня японцы начали разведку боем тесня сторожевые охранения 4-й дивизии, а в 4 часа 17 июня началось наступление уже по всему фронту. Почти 5 часов мы отбивали вражеские атаки огневым поражением артиллерии и пехоты, штыковыми контратаками. Особенно губителен был пулеметный огонь. Но в 8 часов утра Фок отдает приказ к отступлению. При этом правый фланг нашей обороны у гор Дагушань и Сяогушань Кондратенко держал уверенно. Здесь японцы даже не подошли к нашим позициям. Интересно другое. В целом, как под копирку повторялась ситуация боев под Тюренченом, Цзиньчжоу и Вафангоу. Мы начала отступать, когда Ноги уже думал отдавать приказ об остановке общего наступления. Как же все это обидно. В официальной истории читаем:
«Японские войска потеряли «на перевалах» за три дня до 12 тысяч человек (целая дивизия, – С.К.). Русским нужно было продержаться еще несколько дней, и Ноги был бы вынужден прекратить атаки и снова ждать подкреплений. Недаром японский офицер Тадеучи Сакурай, участник боев, писал впоследствии, что «неприятельская артиллерия в боях перед крепостью не давала двигаться вперед, огонь ее был меткий и снаряды сыпались, как дождь, убитых и раненых было так много, что не хватало носилок. В батальоне Сакурая были перебиты все офицеры и очень много солдат, хотя батальон находился в резерве. За несколько часов боя многие японские части перестали существовать. Японцы никак не предполагали, что русские так скоро оставят «перевалы» и уйдут в крепость».
За время боев на перевалах с 12 по 17 июня японцы потеряли убитыми и ранеными 12100 человек. Наши потери – 5300 человек. Война только начиналась. Много чему еще следовало научиться и нам и японцам. У нас сразу же проявились недостатки в инженерно-саперном деле. Английский военный агент Б. Нирригард, прослуживший всю войну в армии Ноги после боев на перевалах запишет: «Со времен осады Севастополя русские саперы считались наиболее искусными в мире, но кажется, что после Тотлебена фортификация была ими заброшена. Вполне сознавая важность полевых укреплений и пользуясь ими при каждом удобном случае, русские оказались, однако, не в курсе современного развития фортификационного искусства… Благодаря этому защитники имели мало шансов на успех против неприятеля, вооруженного новейшими меткими дальнобойными орудиями. Большинство своих окопов русские устраивали на гребне высот, где их ясно можно было различить на фоне неба и видеть отовсюду. Даже там, где окопы были на склонах гор или у подножья высот, их не старались скрыть от неприятельского огня».
Также устраивались и артиллерийские позиции на открытых, слабо защищенных площадках. О закрытых позициях, казалось, просто забыли. Но, отмечу, только до первых боев. Русские учились быстро, и Норригард скоро будет удивлен укреплениями Порт-Артура, мастерству русских инженеров и артиллеристов.
С отходом наших войск с Волчьих гор закончились сражения на дальних подступах, и в Порт-Артуре начались бои непосредственно за крепость. После Волчьих гор окончательно закатилась полководческая звезда генерал Фока. Больше до конца войны он не будет участвовать в активной борьбе за крепость, управлении боевыми действиями на передовой линии. Думаю, как раз настало время подробнее ознакомиться с биографией этого неординарного, по-своему несчастного, удивительного человека. Не каждому выпадает такая судьба.
61-летний начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Александр Викторович Фок начал войну известным и заслуженным генералом русской армии. В 1864 году закончил Константиновское пехотное училище в Петербурге, выпустился в 99-й пехотный Ивангородский полк. Что там в полку случилось неизвестно, но в 1871 году он переходит на службу в Специальный корпус жандармов командиром особого подразделения, где и прослужит до 1876 года. Это по известным причинам надолго испортит его военную биографию, да, по-моему, и характер. Именно оттуда пошло его недоверие к людям, язвительность, порой злая бескомпромиссность. Но и подтверждение всеми сослуживцами абсолютной честности и порядочности. С началом Русско-турецкой войны уходит добровольцем в армию командиром роты 53-го пехотного Волынского полка, которая первой форсировала Дунай. Я в предыдущих работах уже отмечал невероятный героизм капитана Фока, который впереди роты ворвался в турецкий редут, разя врага шашкой. Потом была Шипка, и сидение на Шипке, уже само по себе много значившие. Был дважды ранен в боях за Шипку и Уналы. Орден Св. Георгия 4-го класса и Золотое оружие «За храбрость» тоже говорят о многом. Дальше было командование стрелковым батальоном и стрелковым полком. Наконец, в 1897 году в 54 года он получает в командование 58-й пехотный Прагский полк. Долгая, тягучая служба в основном на задворках империи от Закаспийской области до Дальнего Востока. Характер от этого не улучшался, и появляется зависть к гвардейцам, всем этим генштабистам и прочим «ученым ловкачам», как сам говорил.
Тем не менее, в 57 лет он генерал-майор и командир 4-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады, с которой успешно подавляет восстание «боксеров». Тогда все русские генералы побеждали китайцев убедительно, и все начали считать себя настоящими полководцами. В том числе Фок.Стессель получил в командование 3-й Сибирский корпус. А Фок – развернутую из бригады 4-ю Восточно-Сибирскую дивизию в этом же корпусе. В Стесселе Фок нашел родственную душу. Оба академий не заканчивали и «академиков» не любили, оба считали себя недооцененными. Но главное, оба оказались не соответствующими своим должностям. Герой командир батальона, умный командир полка и даже бригады – вот предел способностей генерала Фока. Командовать дивизией уже не мог. В армиях всего мира это не редкость. Как говорил бессмертный Черномырдин: «Здесь вам, не тут!» В мирное время это еще терпимо, а в войну – беда.
После фиаско в боях на дальних подступах к Порт-Артуру даже Стессель отправил Фока командовать только резервами. Фок, конечно, не был предателем, просто воевал, как умел. А в силу несносного характера переругался почти со всеми командирами Порт-Артура. Вообще о Фоке существуют два диаметрально противоположных свидетельств. Одни утверждают, что генералы, офицеры, нижние чины ненавидели его всей душой. Другие утверждают, что офицеры уважали его за принципиальную честность, а нижние чины просто любили, называя «наш отец Фока». И те, и другие правы. После гибели Кондратенко он займет его место только для того, чтобы капитулировать вместе с гарнизоном крепости и отправиться с ним в плен. Кстати, во время обороны он получит чин генерал-лейтенанта и орден Св. Георгия 3-го класса.: «В воздаяние отличного мужества, оказанных в делах против японцев в период бомбардировки и блокады Порт-Артура».
После войны Государственная дума и так называемая общественность (многочисленная либеральная пресса) будут требовать крови генералов, сдавших Порт-Артур. Прежде всего – Стесселя и Фока. Фок попадет под суд, но сразу же будет оправдан по всем статьям, и все же в 1908 году будет уволен из армии по домашним обстоятельства с пенсией. Какие такие домашние обстоятельства, если Фок был холостяком до конца дней своих. Думаю, опять под влиянием общественного мнения.
Фок будет бороться за свое честное имя, за свою честь вплоть до того, что вызовет на дуэль бывшего коменданта крепости генерал-лейтенанта К.Н. Смирнова, который на суде, мягко говоря, наговорил на Фока много лишнего. Дуэль двух генералов в то время – нечто невероятное. Смирнов согласился принять вызов при условии согласия на это начальства. Начальство согласилось. Дуэль состоялась в том же 1908 году в Конногвардейском манеже на жесточайших условиях – дистанция 20 шагов, до первой крови. Любопытно, что среди секундантов были герои Порт-Артура. У Фока – лейтенант Подгурский. У Смирнова – капитан 2-го ранга Шульц. Первым выстрелил Смирнов и промахнулся. Фок выстрели в воздух. Но секунданты продолжили дуэль. Смирнов стрелял несколько раз, промахиваясь. А Фок все-таки попал, ранив противника. Очевидцы рассказывают, что Фок сразу бросил револьвер, по привычке выругался и уехал.
На этом злоключения нашего генерала не кончились. В 1912 году он уезжает добровольцем в болгарскую армию на Балканскую войну. Уже болгарским генералом воевал уверенно и вернулся в Россию героем Болгарии. В первую мировую войну вернется в строй, но в действующую армию не попадет. След от Порт-Артура останется на всю жизнь. После революции 1917 года окажется у белых. С ними уйдет в Константинополь, оттуда переберется в так знакомый русским болгарский город Систово, где и умрет в 1926 году 83-летним всеми забытым стариком.
Такая судьба. Судите сами – позорная, несчастная или героическая. Чего в жизни не бывает. А мы вернемся к событиям 1904 года.