Чёрный дождь под Свистунами
Дожди можно коллекционировать, как отчеканенные в единственном экземпляре монеты. Если порыться в копилке памяти, то там обязательно сверкнёт серебро обрушивающихся в пролив Лаперуза ливней, тропические шквалы островов Зелёного мыса и много ещё другого, не менее ценного.
Но плотнее всего на душу легли тихие дожди моей малой родины. Только внимать им следует не у радиатора отопления.
Лучше всего запеленаться в дождевик и отправиться по отрогам Донецкого кряжа, где доживает последние дни забытый Богом хутор Свистуны.
Хотя нет, Свистуны лучше миновать стороной. Иначе уйдете с такой горечью в душе, что её не способна заглушить даже пара-тройка сигарет. Именно столько я выкурил, глядя за затканный паутиной дождя горельник. Он был черен, как совесть ограбившего на паперти калеку-нищенку.
Обогнув горельник по периметру и неизвестно зачем сосчитал залитые водой снарядные воронки, возвращаюсь к человеческому жилью. Следом за мной крадётся всё тот же тихий дождь, один из дождей моей малой родины, которому самое место в копилке памяти.
Мерцают лампады на речном берегу
Малые реки Приазовья по осени сродни отбродившему положенный срок молодому вину. И ещё они покладисты, как сполна познавшие земные удовольствия красавицы. Да и названия у них сугубо женские – Сюурлей, Севастьянка, Молочная…
Особенно симпатичная последняя. Если совершить восхождение на маковку древнего капища, то взору откроется палитра поймы. Здесь очень много изумрудного, синего и алого.
Пойма и само капище отчетливо помнят прикосновение сшитых из шкур диких быков сандалий жрецов, которые славили солнце задолго до Рождества Христова, медные подковы половецких лошадок, каблуки сапог бойцов женской штрафной роты.
Живые сполна отдали дань погибшим осенью 1943 года девчатам. Собрали разбросанные по косогору останки и снесли в братскую могилу на самом высоком холме. И только природа никак не успокоится. Она зажгла в пойме лампады шиповника и периодически выталкивает на поверхность почвы отстрелянные гильзы, простенькой работы гребни и потухшие карманные зеркальца.
Всё это подпорченное временем девичьей приданное ребята из местного поискового отряда закапывают рядом с братской могилой.
Однако они так и не сумели ответить на мучавший меня вопрос: почему люди для битвы выбирают заповедные уголки природы, где впору только молиться и отдыхать душой?
Жрицы любви из камышовой чащи
Когда гремят большие калибры, дробовики бездействуют. Вот уже который сезон кряду охотники не тревожат пернатых, которые резвятся на плесах главной реки Донбасса.
Пользуясь моментом, кряковые беспечно копаются в прибрежной тине, а лысухи и вовсе утратили былую осторожность. При появлении человека они уже не вопят, как прежде. А ведь именно о лысухах сказано: «Голоса пастушковых ужасны».
Представители этого многочисленного семейства большие оригиналы. Лысухи рекордсмены по плаванию, и вдобавок замечены в многочисленных изменах. Так, главы семейств не прочь заглянуть в камыши, где обитают размалеванные почище жриц любви султанки.
Но, несмотря на то, что охотничьи тропинки сплошь заросли полевыми ромашками, над плесом витает подспудный страх. Его порождают брустверы траншей на речных берегах и глухой стук, который издают досылаемые в казенник гаубичные снаряды.