«Завтра, 19-го ноября 1943 года, всему 5-му классу… – написала мелом на доске Анна Павловна, – необходимо явиться…»
– …на заготовку дров! – выкрикнул сидевший на задней парте Лёнька Цыбин.
– Какой ты, Лёнечка, догадливый, – обернувшись к ученикам, сказала учительница. – Вот если б по математике ты был такой же сообразительный.
Присланная в Песчанскую школу совсем недавно из райцентра, Анна Павловна помимо математики преподавала также ботанику, историю, рисование, физкультуру… Район три месяца назад освободили от фашистов, учителей в школе не хватало, директора не было (со дня на день обещали прислать), и все школьные заботы, в том числе и хозяйственные, районное начальство решило взвалить на худенькие плечи Анны Павловны. Были тут ещё две учительницы, Лиза Сергеевна и Зоя Матвеевна, но их по причине преклонного возраста работой не перегружали. «В общем, рули там, девка, сама, – напутствовали её в районе, – а мы тут будем искать тебе подмогу». И Анна Павловна, как могла, рулила. Была она не на много старше некоторых своих учеников, ростом маленькая, на уроках всё время мёрзла, куталась в шерстяной платок. Школьный истопник дед Тихон, принятый на днях на работу, очистил от сажи дымоход, протопил печь обломками довоенного ещё шкафа и тут же, прямо среди урока, заявил:
– Система работает справно, но… – начал он загибать на руке пальцы, – в сенцах окон нема, в угловом классе хоть и есть, толку с них никакого, щели такие, что воробей залетит. А если сказать поточнее да покороче – топи, не топи, тепла не будет. И главное дело – зима на носу, а дров я в школе не вижу.
В прошлое воскресенье учительница уже водила в лес школьников, но дров они добыли всего ничего. Сама она топор в руках никогда не держала, мальчишки больше озоровали, чем работали, а из девчонок какие лесорубы… Принесли в школу три вязанки хвороста – вот и всё. Сидели на уроках одетые, чернильницы свои в школе не оставляли, разбирали по домам, не то к утру они могли лопнуть от мороза. Руки зябли так, что еле держали мелок.
Теперь же, когда появился истопник Тихон, Анна Павловна воспрянула духом. Даже если пилить да рубить дерево старику будет не под силу, так хоть на мальчишек повлияет – заставит работать как следует.
– Поднимите руку, кто не сможет прийти, – обвела учительница взглядом класс. – Хорошо, все придут. Топоры, пилы – это вы знаете, берёте с собой из дома. Одеться потеплей. Всё понятно? Ну, тогда до завтра.
Деда Тихона, как работника, ответственного за тепло, учительница попросила явиться в школу первым. Что он и сделал. Чуть свет с топором за поясом и двуручной пилой, покуривая цигарку, он уже стоял у крыльца, встречал лесорубов.
– Здорово, Ванюшок! Топор наточил? А ты, Муська, не легко ли одета? Не озябнешь?
Анна Павловна, в ватнике с чужого плеча, в платке, позаимствованном у тётки Федоры, стояла посреди двора, в окружении школьников, и почти ничем от них не отличалась. Даже голос её на морозе звенел совсем по-девчоночьи, не так, как в классе.
– Лёша, осторожней с топором! Девочки, чья сумка висит на колу? Не забудьте, а то собакам всё достанется!
Лёнька, мальчишка в солдатской шапке, с нарисованными мелом погонами на куцем пальтишке, носился по двору, кричал во всё горло:
– Иванов! Пилипенко! В три шеренги стройся!
– Анна Павловна, – усмехнулся в усы дед Тихон, – может, и в самом деле поведём их строем? А что? Лёнька – впереди.
– Раз при погонах, то, ясное дело – впереди,– шутливо поддержала его учительница и тут же громко объявила:
– Ребята, выходим!
И дружная ватага покинула школьный двор. Лес был недалеко – только пройти через балку, так что не успели оглянуться, как оказались на месте. Руководить заготовкой дров взялся дед Тихон.
– Кто послабше да помене ростом, – распорядился он, поглядев в сторону девочек, – собирайте сухие ветки. А вы, Анна Павловна, с Мусей и Катей сразу же связывайте их в оберемки. Кто посильней, – хлопнул он по плечу Тимоху, пятиклассника-переростка, – тому топор в руки. А вот кого я возьму к себе в пару, сейчас подумаю. – Дед прислонил к сухостойной берёзе пилу, закурил. – Тут не столько сила, сколько навык требуется и чувство товарищества. Пила-то – двуручная. Степан! – обратился он к мальчишке, подпоясанному солдатским ремнём. – Иди сюды! Ежели ты такой сноровистый, как батька твой был, Афанасий Егорыч, – тогда прошу! А уж с Афанасием-то куда как ладилась у нас работа! До войны чего мы с ним только в колхозе не возвели – конюшню, три амбара, а крыш-то, крыш сколько…
Стёпка деловито взял в руки пилу:
– Ну, так что – начинаем?
– Молодец! – похвалил его дед Тихон. – Не боишься инструмента. А это, скажу я вам, ребятушки, в любой работе главное дело. Ну, – поплевал он на ладони, – давай!
Но не сразу всё гладко получилось у Стёпки. Раз за разом, словно огрызаясь, взвизгивала, отказывалась двигаться пила. Она выгибалась то в одну сторону, то в другую…
– Что, Степан Афанасьевич, выкобенивается пилка? – терпеливо спрашивал дед Тихон. – А ты не понуждай её, не дави, она и послухается тебя.
Степан был ученик понятливый, дело мало-помалу наладилось, и вскоре дед Тихон решил, что можно подумать и о своей замене.
– Ну, Стёпка, будет с меня, вишь – задыхаюсь. Так что, пришлю к тебе сейчас на выучку Голика. Голик! Отдай топор Саньке, нехай он погреется.
– Да я и так не замёрз, – отозвался Санька. – Семь вязанок уж на дорогу вытащил. Анна Павловна, правда же?
– Правда, Голиков, правда.
– А можно, его топором я поработаю? – подскочила к деду Тихону Нюська, девчонка в драном материнском платке, завязанном тугим узлом за спиной. – А то мне погреться как раз надо.
– Ну, что ж, погрейся, – согласился дед Тихон. – Дуняха вон, гляди, как топором машет, попробуй и ты.
Голик, снисходительно взглянув на щупленькую Нюську, передал ей свой топор. Та, неумело обхватив исхудалыми руками топорище, по-взрослому, залихватски крякнув, с размаху воткнула топор в торчащий неподалёку трухлявый пенёк.
– Ну, молодчага! – полушутя, полусерьёзно похвалил её дед Тихон. – Не хуже мужика какого саданула. Так что – иди к Дуняхе, с ней будешь работать.
Дуняха, считавшаяся, по мнению деда, заправским лесорубом, натёрла к тому времени на правой ладошке кровяные мозоли. Но топор из рук не выпускала, продолжала изо всей силы махать им, пытаясь во что бы то ни стало свалить тонкостволое сухое деревце.
– Во! – обрадовалась она приходу Нюськи. – Теперь-то справимся.
– Справимся, – деловито оттеснив подругу в сторону, сказала Нюська. – Отдохни маленько, а я потюкаю.
И хотя дерево было толщиной в детскую руку, досталось повозиться с ним и Нюське. Тяжёлый топор не слушался её, то и дело выскальзывал из рук. Она оглядывалась: не посмеиваются ли над ней мальчишки, но тем было не до неё.
Стёпка с Голиком, устало дыша и непрестанно ругаясь, никак не могли совладать с пилой. Она, словно живая, ехидно повизгивая, дразнила их своими выходками – противно горбилась, через два-три протяга упёрто останавливалась. Стёпка, считавший себя более опытным пильщиком, кричал на Голика:
– Ну, зачем ты её толкаешь, зачем? Держись за ручку и всё! Я сам буду тянуть!
Дед Тихон тем временем с помощью нескольких мальчишек начал выволакивать на край леса срубленные стволы сушняка.
– Не буксовать, ребята, не буксовать! – покрикивал он. – Что, Васяка, уморился? Ну, тогда охолонь, а я загадочку тебе загадаю. Растут две берёзы, на каждой по четыре шишки. Сколько всего?
– Восемь! – не долго думая, выпалил в ответ запыхавшийся Васяка.
– Ну, ты прямо профессор, – засмеялся дед. – Одно только плохо – шишки у тебя на берёзе растут.
Дедова шутка всех развеселила. Подошла Анна Павловна:
– Тихон Иванович, чем вы тут развлекаетесь?
– Задачки решаем, Анна Павловна. Ищем ответы на всякие-разные вопросы. К примеру, сейчас вопрос у меня такой: а не понадобится ли нам лошадь, чтобы вывезти отсюда столько добра?
– Нет, Тихон Иванович, лошади не будет. Я ещё вчера ходила в правление, там сказали: «Таскайте на себе».
– Ну, что ж, на себе так на себе, не впервой. Выдюжим.
Подбежала, встревоженно затараторила Нюська:
– Анна Павловна! Анна Павловна! Вы видели, какие у Дуняхи руки? Я ей говорю: иди домой, а она ни в какую!
– А что у неё с руками-то?
– Эй, Дуняха! – крикнула Нюська. – Иди сюда! Анна Павловна зовёт!
Дуняха, спрятав правую руку в глубокий карман, в левой держа топор, подошла к учительнице. Та осторожно тронула её за рукав:
– Дуня, что у тебя в кармане?
– Ничего, – нахмурилась в ответ Дуняха.
– Это она потому не показывает, – вмешалась Нюська, – что вы её домой отправите. А она не хочет.
– И правильно, что не хочет, – сказала учительница, – мы ведь работу ещё не закончили.
Дуняха молча вынула из кармана руку, вытянула её перед собой ладошкой вверх. Несколько кровяных мозолей, лопнувшая водянка, посиневший кончик мизинца заставили ахнуть Анну Павловну. Она наклонилась над израненной ладошкой, подула на неё лёгким успокаивающим холодком. Дед Тихон тяжко вздохнул, забрал у девочки топор:
– Валяй-ка ты, Дуняха, додому – вот что я тебе скажу. Нехай тебя мамка чем-нибудь полечит.
– Не пойду! – решительным голосом заявила Дуняха. – Вы тут останетесь работать, а я что – дезертиром буду?
– Дуня, – успокоила её учительница, – ну какой ты дезертир? Об этом мы даже думать не посмеем. А вот ты пойми – как с такой рукой ты можешь продолжать работать?
– Я, чтоб вы знали, вместе со всеми уйду! – упрямо сказала Дуняха.
– Вот настырная! – топнув ногой, возмутился дед Тихон. – Лично я никогда б на такой не женился!
Все засмеялись. Улыбнулась и Дуняха:
– А вы знаете, – тихо сказала она, – что я придумала? Давайте я вам частушки буду петь, чтоб веселей работалось!
– Ишь ты! Вот это придумала! Вот так Дуняха! – удивлённо загалдели все.
Но больше всех была удивлена Анна Павловна. А ведь эта пигалица в дырявом ватнике, сама того не ведая, в эту минуту совершает не что иное, как свой первый в жизни маленький подвиг. И стоит ли мешать ей это делать?
– Хорошо, Дуня, – согласилась учительница. – Будешь работать у нас певицей Лидией Руслановой.
– А может, ей гармошку принести? – пошутил Голик. – Так я мигом!
– Мигом, Голиков, ты сейчас на горбу дрова в школу будешь таскать, – перебил его дед Тихон. – Под Дуняхины песни.
– Я согласный, – сказал Голик. – Прямо сейчас начинать?
И выступил из лесу в сторону деревни необычного вида отряд лесорубов. Впереди шагали старик и поющая девочка, а за ними с тяжёлой ношей на плечах вереницей двигались дети.
– Подпевай, ребята! Помогай Евдокии! – кричала им молоденькая учительница. – Ну-ка, дружнее!
Ох ты, Гитлер косоглазый,
Околел бы ты скорей,
Чтоб избавилися люди
От немецких палачей!
Танки едут, танки едут,
Танки Сталина везут.
Сталин едет и смеётся:
«Скоро Гитлеру капут!»
Дед Тихон довольно оглядывался на свою трудармию, басом подбадривал:
– Верно, ребятушки, верно! Скоро Гитлеру капут!