Глава первая.
Ночная гостья. Карта звездного неба. Бухта Зеленоглазой русалки
Память человеческая сродни копилке. Только вместо монет она хранит всякую всячину. В том числе – бухту Зеленоглазой русалки, вход в которую стережет ветхая, словно ряса старого отшельника, скала. Но может, капитан третьего ранга в отставке Артём Сирота ошибся. Поди, разберись, какого цвета глаза у прибившейся поздним вечером насосной стации байдарочницы, если в них плещется пламя устроенного под звездным небом костерка.
Как гостье удалось отыскать вход в бухту, не поинтересовался. И так понятно, приплыла по проложенному костерком светлому фарватеру. Выпытывать имя тоже счел излишним. Захочет – сама скажет, кто она и откуда, а нет – значит желает уподобиться падучей звездочке. Вот она, отразилась в черном зеркале бухты и нет её.
Помог вытащить байдарку на берег, у которого дремал быстроходный катер, потом накормил гостью ухой из плотвиц, а когда дива отказалась от добавки, препроводил в сторожку, по флотской привычке именуемую адмиральской каютой.
– Располагайтесь. Как чувствовал, что будут гости, сделал капитальную приборку. А если опасаетесь чего, то к вашим услугам средство от насильников – кованый крюк на двери, – и, упреждая расспросы, добавил.– Оператор насосной станции и ночью обязан находиться при исполнении обязанностей.
Отставной мореплаватель малость покривил душой. Вся обязанность – воткнул рубильники и считай себя свободным. Можешь обойти на катере выставленные с вечера раколовки, не хочешь – лежа у костерка, перечитывай карту звездного неба. И заодно думай о гостье.
Каким ветром занесло сюда незнакомку? Да и кто она такая? Отбившаяся от компании байдарочников искательницы приключений? Так этого добра и до войны хватало с лихвой. Одни пороги в среднем течение чего стоят. Чуть растеряешься, схарчат вместе с байдаркой. А после боев, когда линия фронта проходила в аккурат по стрежню, река и вовсе сделалась злобной.
Даже хронические браконьеры забросили промысел. Не осталось потаенных мест, где они спускали на воду свои моторки. Всё заставлено чирьями блиндажей и усеяно фугасами, которые будут пострашнее «черных вдов», чей яд валит любого, кто осмелился проникнуть в их владения. Будь-то суслик или собирательница полевых ромашек.
Нет, дамочка точно безбашенная. Или повидала нечто такое, о чем не ведает он, переживший сотни свирепых штормяг капитан третьего ранга, и теперь ей нашпигованная фугасами земля вроде танцевальной площадки. Хоть и считается, что пиротехники причесали берега густой гребенкой, но, когда мины ставит один, а обезвреживает другой, огрехи обязательно будут.
Гостья же оказалась не только безбашенной, но и не желающей оставаться в долгу дивой. Чисто женским чутьем уловила, что Артём не из тех мужиков, которые ломятся в дамскую опочивальню, явилась к костерку собственной персоной.
Без спасательного жилета, зато с одеялом, из которого отставной капитан третьего ранга накануне вытряхнул душу и просочившуюся через форточку пыльцу серебристого лоха.
Присела рядышком, в глазах то ли отражение горящих полешек, то ли бесовские огоньки. И так обожгла своего благодетеля что у того кровь взбунтовалась, словно река в половодье.
Проснулся рано, заря только начала окрашивать в розовые тона дремлющую на скале белую цаплю и лицо спящей дивы.
Вчера гостья показалась ему слишком юной. Даже мысленно обругал себя после всего: «Связался на свою голову… Ещё привлекут к ответственности за совращение малолетки».
Однако утренняя заря согнала с гранитных уступов стерегущей вход в бухту скалы остатки ночи, а вместе с ними и опасения.
Губы пришелицы без признаков увядания, фигурка – мечта фотохудожников, однако в русалочьих волосах густо серебрятся ковыльные нити.
И что это за припухлость на правом плече? Байдарка цела, следовательно, кораблекрушение на порогах исключается. Да и синюшность явно не вчерашняя.
«Да это же след от ружейного приклада,– осенило Артёма.– Значит, моя гостья либо боец штурмового отряда или, что вероятнее, снайперша, охотница за вражескими головами».
Стараясь не шуметь, подбросил в умирающий костерок сухих полешек и, прихватив в сторожке чайник, отправился к роднику у подножья скалы. Если гостья откажется от завтрака, то чаем он просто обязан её напоить. А когда вернулся, русалка уже успела облачиться в походную амуницию. Камуфляжные брюки, зеленый свитер, спасательный жилет нараспашку.
—Ну что, пора прощаться? – молвила охотница за головами, протягивая Артему крепенькую ладонь.– Спасибо за приют и все остальное… Только не сочти меня дамой без моральных устоев. Просто потянуло к тебе так, что не смогла противиться.
– Оставайся, коль потянуло,– предложил Артём. – Здесь всего вдоволь. Солнца, воды…
—Я бы с радостью. Но боюсь прикипеть к тебе. Да и друзья уже, наверное, в розыск подали.
—Кто такие?
– Скажем коллеги из спортклуба. Мы до войны на байдарках все реки в округе исходили. .. Проведали, что я в краткосрочном отпуске, предложили развеяться …Состыковать должны ниже порогов, но я, видно, проскочила мимо. А мобильная связь на реке, сам знаешь, какая.
– Номер моего мобильника все же запиши. Вдруг война закончится.
– Мужик ты классный. И рабочее местечко выбрал под стать… Кстати, как оно называется?
– С сегодняшнего дня – бухта Зеленоглазой русалки.
—Тебе доводилось её видеть?
—Вижу и сейчас.
– Господи, ну зачем ты мне сердце рвешь?– взмолилась охотница за головам.– И пока я окончательно не присохла, отпусти, пожалуйста, руку. А на прощанье пообещай что не станешь искать свою русалку. Иначе погубишь.
– Как искать, не ведая имени и адреса?– удивился Артём.
– Вот и хорошо. Значит не о нас сказка, в которой говорится, что прожили они вместе до глубокой старости,– одарила русалочьим взглядом и, поправив спасательный жилет, коснулась веслом отражения продолжавшей дремать на скале белой цапли.
– Семь футов под килем!– пожелал отставной капитан третьего ранга.
– Спасибо! – откликнулась ночная гостья и Артём в последний раз увидел её глаза. Такие же изумрудные, как вода речной заводи, над которой склонились пощаженные войной осинки.
Глава вторая.
На Бога надейся… Сбежавшая река. Утиное плесо.
Всякий раз, выводя катер на стрежень, отставной капитан третьего ранга Сирота желал свой посудине семь футов под килем. И это были не пустые слова.
Река так часто меняла фарватер, что могла довести до истерики самого искушенного лоцмана. Там, где вечером фиксировались приличные глубины, поутру оказывалась обширная мель.
Поэтому приходилось не только уповать на Господа, но и самому заботиться о сохранности винта. Дважды повредив лопасти о камни, Артём не стал дожидаться следующей аварии. Заказал в мастерской агрофирмы приспособление, которое с успехом защищало от подводных булыг, топляков и браконьерских сетей.
Конечно, байдарка ночной гостьи не катер. Ей вполне достаточно и одного фута под килем. Однако Артём расщедрился на все семь.
Пожелать меньше способен только сквалыга или сухопутный гражданин, который не ведает, что обшивка байдарки тоньше скорлупы грецкого ореха, и что испоганенный войной берег перестал служить прибежищем для потерпевшего кораблекрушение.
Правда, целых восемь лет у отставного морехода не возникало необходимости желать семь футов себе, или кому-нибудь другому. Ведь не считать же плаванием десяток кругов на плесе под окнами родительского дома, в которых отражается река с частично обрушенным мостом и торчащие занозами дымы пожарищ.
Катер, словно застоявшийся жеребец, возмущенно требовал, чтобы хозяин отпустил поводья. И хотя Артёму тоже хотелось туда, где ветер лохматит прически каскадных ив, на десятом круге глушил мотор и при помощи механической лебедки водворял строптивую посудину в стойло.
Тем более, с началом войны река совсем отбилась от рук. То поскандалит с самым смиренным порогом и заодно смоет десяток-другой картофельных грядок, то еле тащится в бесприютных берегах. А однажды Артёма разбудила подозрительная тишина.
Наскоро одевшись, вышел на крыльцо и от неожиданности выронил из пасти сигарету. Дымы пожарищ, как всегда, пытались дотянуться до ущербной Луны, поврежденный мост тоже находился на прежнем месте, а вот плесо под окнами исчезло.
Зато издалека, сто стороны горняцкого поселка, доносился торжествующий рёв водопада. Это взбунтовавшаяся река, покинув проложенное добытчиками щебня русло, прямиком ломилась в исполинскую чашу карьера.
К счастью, горнякам все-таки удалось вернуть беглянку на прежнее место, а спустя неделю она вновь запела под окнами колыбельную песню.
Правда, после того происшествия понадобилось ещё долгих три года, чтобы Артём смог произнести заветную фразу: «Семь футов под килем». Причем, дважды за одно утро.
Первый раз пожелал счастливого плавания ночной гостье, второй раз – самому себе.
Дело в том, что Артём сомневался в надежности слишком долго бездействовавшего мотора. Вдруг забарахлит на полпути. Поэтому, собираясь на смену, упросил знакомого тракториста доставить катер к насосной станции сухопутным маршрутом. Что и было сделано за бутылку белой с закуской.
И вот наступил миг, который война откладывала целых восемь лет. Передав бразды правления водокачкой сменщику, вывел катер на середину бухты, которую однажды вспахали снаряды сто пятьдесят пятого калибра.
Пушкари, наверное, метили в насосную станцию, однако чуток ошиблись, поэтому все обошлось парой обезглавленных осинок и выброшенной на козырек крыльца сторожки престарелой щукой.
– Семь футов под килем,– молвил Артём, обращаясь к мотору, которого считал таким же существом, как скала у входа в бухту, родник у её основания и он сам, бывший мореход, а ныне оператор насосной станции Сирота.– Если ты слышал, зеленоглазая русалка назвала меня классным мужиком. Теперь твой черед доказать, что нам с тобой рано становиться на мёртвый якорь.
Выкатившись из бухты, катер осел кормой, словно изготовившийся к прыжку камышовый кот, однако Артём жесткой дланью придержал его за холку. Если норовистая река в течение одних суток дважды ухитрялась изменить координаты мелей, то за восемь лет она могла такого нагородить, что фарватером перестали пользоваться русалки, головастики и прочие подданные царя Посейдона.
Но даже самые коварные мели не способны испортить настроением тому, чья душа созвучна мелодии бегущей за бортом воды. Артём поглощал ноздрями её первозданную свежесть, которую не способны убить ни тюремные врата плотин, ни сбивающаяся в кочующие островки пластиковая дрянь, но никак не мог насытить легкие.
А какое чудо – настоянный на фиалках встречный ветер. Он упруг, будто грудь зеленоглазой русалки, и пьянит почище вина.
На подходе к Утиному плесу сбавил обороты мотора. Зачем без суровой необходимости тревожить пернатых?
Растратив буйную силушку на порогах, река решила отдохнуть перед дальней дорогой к морю. А заодно дала приют уткам, разряженным под жриц любви султанкам и подражающим скрипу чумацких возов камышовкам.
Подобно старым ревнивцам, отставной капитан третьего ранга болезненно воспринимает любое вторжение в этот приютный уголок хищного зверя или человека. А однажды, ещё до войны, таранил на плесе браконьерскую лодку.
Оказавшись по пояс в мартовской воде парочка краснорожих мужиков осыпала бывшего морехода такими матами, что, казалось, закипит Утиное плесо.
– Я ваши проклятья переживу,– ответил Артём.– И даже организую заметку в районную газету. Пусть ваши детки узнают, как их дражайшие родители рыбачат на нерестилище электроудочками.
– Нас? В газету? – взревели выползшие на берег браконьеры.– Да пошел ты!..
Но, оказывается, на белом свете есть вещи пострашнее электроудочек, которые убивают все живое, а уцелевшие особи навсегда утрачивают способность размножаться.
Нет, само плесо Артём нашел на прежнем месте. Однако куда-то подвались камышовые джунгли, в которых приходившие на водой дикие кабаны с трудом проламывали тропинки, исчезли выставленные напоказ королевские ветлы и уж совсем неузнаваемыми сделались берега.
Глава третья.
Отважная свинка. Уходящему ангел-хранитель в попутчики. Соскучившаяся метель.
Испоганила война и мысок за Утиным плесом, где останавливались на ночлег байдарочники, рыбаки, а так же прочий нуждающийся в общении с природой люд. И теперь даже у последнего бродяги не возникнет желание отабориться среди умерщвленных огнем крымских сосен.
Точно таким же, бесприютным, показался Артёму утес, который прежде венчал легкомысленный хохолок бузины, а сейчас – боевая машина пехоты. Похоже, убегавший с поля боя механик-водитель успел затормозить в последнюю секунду, однако включить заднюю скорость не хватило времени. Или смелости.
Чувствуя загривком погоню, сиганул с верхотуры, повторив тем самым подвиг безымянной свинки.
Собственно, дикой она считалась наполовину. Её нагуляла домашняя свиноматка, однажды согрешившая в кустиках с сородичем-вепрем. В результате родился зверек, унаследовавший от папаши лохматую шубейку, от матери – рябой окрас.
Узнав о подросшей в хлеву полудикой свинке, городские охотники изъявили желание выкупить её у хозяина. Но так, как совесть не позволяла пристрелить свинку, предварительно привязав за ногу к первому попавшемуся дереву, устроили настоящую охоту. С загонщиками и натасканной на кабанов сворой.
Оцепили с трех сторон приречную рощу и выпустили свинку на волю. Глупые людишки, они не ведали, на что способен выросший в хлеву зверь, если его загнать на вершину утеса…
Вызванные зависшей на верхотуре боевой машиной воспоминания об отважной свинке малость развеяли душевные сумерки, поэтому испоганенные войной берега перестали казаться Артёму безнадежно потерянными для зверя и человека.
Разумеется, Сирота не рассчитывал увидеть мысок таким, как он был до войны, однако надеялся дожить до того дня, когда вертлявые камышовки вновь огласят Утиное плесо тележным скрипом.
Наверное, он был прав. Многое можно исправить. Освободить легкомысленный хохолок от гнета БМП, срезать бульдозером чирьи блиндажей, обновить обожженные косогоры сеянцами крымской сосны.
Однако даже самый мудрый из смертных бессилен воскресить солдат, которых лежат под крестами на этих самых косогорах. Тем более – вернуть отставному мореходу то, что у него отняла река.
Нет, не ночную гостью имел Артём в виду, а за компанию с ней – бывшую жену. Спасибо, конечно, что поделились толикой душевного тепла, но коль ушли, то ангел-хранитель им в попутчики.
Зеленоглазая русалка явно чего-то опасалась. Скорее всего, в таборе байдарочников находился тот, кого ей не хотелось огорчить изменой. А может, имелась другая, неизвестная отставному капитану третьего ранга, тайна.
Точно так не осуждал бывшую супругу. Корил себя. Охмурил золотыми погонами кудрявую провинциалочку, но забыл предупредить, что у жены моряка ограниченный выбор: или уподобиться вдове при живом муже, либо искать утешения на стороне.
Правда, провинциалочку не устроило ни то, ни другое. Ушла, оставив за собой квартиру, машину и счет в банке.
Артём не стал добиваться более справедливого раздела имущества. Слишком устал морально и физически после госпиталя. Ограничился катером, подаренным сослуживцами фотоаппаратом и тремя томами лоций Мирового океана.
К тому же, полагал, что у него есть где преклонить голову – родительский дом с окнами не речку и командирская каюта корабля, который однажды лихим пинком вышиб в нейтральные воды американский крейсер «Йорктаун»
Однако начальство сочло, что получившему тяжелое ранение капитану третьего Сироте пора подыскать менее тягостную должность. Извинившись боевым орденом, перевело в службу вспомогательного флота.
Конечно, мостик спасателя тоже возвышается над уровнем моря и фамилия его капитана первой значится в судовой роли. Однако Артём почувствовал себя бегуном, которого с верхней ступеньки пьедестала смайнали на самую нижнюю.
Осталось одно – подать рапорт на увольнение, благо выслуга лет позволяла. Окончательное же решение принял ночью, когда номерной спасатель выводил из прихваченного первым ледком залива потерявший ход базовый тральщик.
И хотя шли по навигатору рекомендованным курсом, капитан приказал вахтенному помощник врубить установленный на крыше рулевой рубки прожектор. Но не для подстраховки. Просто захотелось не только ощутить щекой, но и увидеть снежную карусель. Всё-таки большую часть службы провел на юге и очень соскучился по метельной сумятице.
Поземкой встретила Артёма и малая родина. Оголодавшей собачонкой она ластилась к ногам вернувшегося из дальних странствий бродяги и пыталась облизать нос раскрепленного в кузове грузового такси катера.
Из земляков Сироту первым приветствовал школьный товарищ, а ныне директор агрофирмы Ленька Босой, в анфас и профиль сильно напоминавший подтаявшего снеговика.
– Я вижу,– рассмеялся Ленька, помогая стаскивать катер на землю,– ты в морях-океанах приданного не нажил. Но ничего, это дело поправимое. У меня как раз освободилась должность заместителя. Соглашайся. Зарплата приличная, хозяйство на плаву, только дойных коров за три сотни… Моё почтенье, Валентина Петровна! – легким поклоном поприветствовал поравнявшуюся с калиткой женщину.– Вот, лучший дружок вернулся. Заходи, познакомлю.
– Извините, спешу,– ответила женщина. Как-нибудь в другой раз, с вашего позволения…
– Кто такая? – спросил Артём, отсчитывая деньги водителю грузового такси.
– Приезжая. Наш ветврач. Специалист милостью Божьей. Едва теленок кашлянет, как она на ферму летит. И, как ты успел заметить – обаяшка высшего класса.
– Никак просватать за меня решил? Так у неё обручальное кольцо на положенном месте.
– Но мужа-то нет. Так, название от него. Вахтовик. Месяц на северах, месяц дома алкогольную недостаточность восполняет. И мурло мурлом…
– Ну так уведи обаяшку. За чем остановка?
– Маленько припоздал с советом. Ты Раиску Зубенко помнишь? Которую на плече перед окончанием школы на плече нес?
– Похожая на ангелочка первоклашка?
– Была ангелочком. Пока не подросла, да с плеча на шею мне не перебралась. Теперь я вроде коня в жесткой узде. Налево не то, что сходить, взглянуть боязно.
Глава четвертая.
День варенья. Чомга. Спасательный жилет от сплетен не спасает.
Не желая огорчить школьного товарища отказом, выпросил месячишко на обустройство, надеясь что за это время тот подыщет другого кандидата в заместители.
Однако Ленька Босой оказался мужиком памятливым. Появился у калитки с окнами на реку в оговоренный срок:
– Ну что, надумал?.. В таком случае, извини, другой вакансии у меня нет. Хотя… Имеется одна, с водой связанная работенка. Оператором насосной станции пойдешь?.. Но к первоначальному разговору я ещё вернусь очень скоро. Завтра у Раиски день варенья, велела передать тебе привет и приглашение на чарку.
Вручая подарок имениннице, Артём сказал, что рад видеть хозяйку дома в полном здравии. Не нашлось комплиментов для бывшего ангелочка, который превратился в тетку гренадерского роста. Спасибо Леньке, дал команду наполнить бокалы.
– Вам чего налить?– спросил отставной мореход оказавшуюся рядом за столом Валентину Петровну.– Коньяку? Водки?
– С вашего позволения, обойдусь шампанским на донышке.
– Предпочитаете вести трезвый образ жизни?
– Издержки профессии. Братья меньшие плохо переносят даже остаточный запах алкоголя.
Добросовестно исполнив пожелание соседки, Артём посчитал свою миссию выполненной. Не любил прислуживать, а пуще того – боялся показаться назойливым.
Впрочем, это не помешало украдкой любоваться Валентиной Петровной. Поглядывал искоса на ладную шейку, которую дружелюбно обнимает золота цепочка с крестиком и безупречные обводы корпуса, то есть фигуры. Правда, малость полновата. Но это скорее плюс, чем минус. Хороши и глаза. Теплые, с легкой грустинкой, которая присуща тому, кто сострадателен зверю и человеку.
После очередного тоста в честь виновницы торжества Ленька выдернул Артёма на перекур:
– В замы ты не пожелал,– молвил школьный товарищ.– И уж совсем огорчишь, если откажешься войти в состав правления агрофирмы. Понимаешь, живем по старинке, пашем, собираем в житницы, доим коров. А ты почти весь земной шарик облазил, можешь подбросить какую-нибудь идею, которая и хозяйство оживит, и молодежь в селе удержит. Неинтересно, видишь ли, подрастающему поколению ковырять в навозе.
– Ты вспомни, что у тебя под боком река и этого будет вполне достаточно. Кстати, ты давно был в том месте, где мы школярами ловили голавлей?
– Не помню. Конечно, местечко расчудесное. Будь возможность, поселился бы на постоянное жительство.
– Может быть, когда-нибудь и удастся осуществить мечту. Ну а пока подумай, как построить там базу для байдарочников и пеших туристов. Да пригласи телевизионщиков, пусть покажут нашу речку во всей красе. А то ведь многие даже не подозревают о существующей под боком благодати. Колеблешься?.. Ладно, весной подкреплю свои слова аргументами.
– Замётано. А пока ещё одна просьба к тебе – проведи нашего ветврача домой.
– Вот же чертова сводня! А не боишься, что морально разложу особо ценного специалиста? И вообще увезу из села?
– В Петровне я уверен,– хохотнул Ленька.– Её многие пытались охмурить, в том числе районный ветврач.
– И?
– Оправдывался потом перед законной супругой: «Мол, корова копытом к левой скуле приложилось»… Нет, здесь я совершенно спокоен. И если должен чего опасаться, так это за старого друга. Как бы он опять не сдриснул на свои моря.
– И поэтому решил пригвоздить к месту руками подчиненной? Вот уж не ожидал…
– Извини, брат, имел место такой умысел. Из лучших побуждений, между прочим. Ну а Петровну все же проводи, ночь на дворе.
Обещанные аргументы отставной капитан третьего ранга положил на письменный стол директора агрофирмы после того, как приречные холмы сменили зимние шубы на сотканные из пролесок накидки.
– Вот,– выщелкнул из фотоаппарата карту памяти.– Врубай ноутбук и очки хорошенько протри. Иначе не разглядишь выражение глаз чомги, которая на своем гнезде-плотике пробный рейс по Утиному плесу совершает. Что за зверь такой, чомга?.. Ну а ты, если честно, чем-нибудь, кроме укосов и надоев, интересуешься?
Директор попытался возразить, однако ему помешал стук в дверь:
– Разрешите?
– Заходи, Валентина Петровна. Бери стул, вместе посмотрим, что наш моряк в торбе принес. Только не задавай вопросов. Иначе, как меня только что, в серости обвинит.
Однако ветврач пренебрегла шутливым советом:
– Господи, что за прелесть – чомга… А какая чудесная долинка у подножья скальной гряды. Кажется, не пролески, голубое облачко на земле лежит. Так бы и полетела туда!
– Проси Артёма. Он, думаю, поможет осуществить твое желание… Только не утопи Валентину Петровну, мне её заменить некем.
– Вы хотите сказать, что снимки сделаны на нашей речке? – удивилась Валентина Петровна.
– На ней родимой,– подтвердил Артём, деликатно пуская сигаретный дым в открытую форточку директорского кабинета.– Только завтра я заступаю на смену, а вот послезавтра…
– Если можно, ближе к вечеру,– попросила ветврач.
– Можно и в рабочее время,– великодушно разрешил Ленька Босой.– Считай, Петровна, вылазку на природу служебной командировкой. Когда вернешься, доложи – стоит ли овчинка выделка? Мне тут старинный друг идейку одну подбросил. Пусть поделится ею с тобой.
К назначенному времени катер выглядел так, будто его только спустили со стапелей. Правда, шампанское Артём не стал разбивать о борт, а поместил в походную торбу рядом с поллитровкой белой и бутербродами.
– Сплетен не боитесь? – спросил отставной мореход, помогая Валентине Петровне, облачиться в спасательный жилет. Чего доброго, супругу настучат.
– Мы же не пикник вобрались,– ответила ветврач.– Выполняем ответственное задание директора. А с мужем у меня общего только крыша. Ну что, поехали? Как у вас принято желать: «Семь футов под днищем»?
– Под килем,– поправил Артём.– Впрочем, это одно и то же.
Наверное, катеру передалось предвкушение праздника. Он, словно живое существо, понял, что хозяин доверил ему особо ценный груз. Лихо уворачивался от мелей, останавливался там, где велели и, всякий раз вырываясь на стрежень, в полный голос принимался славить одну из самых обаятельнейших женщин планеты Земля.
Глава пятая.
Соловьиный храм. Доярки в сугробе. Чужих жен оплакивают молча.
– Есть предложение размяться,– сказал Артём, сбрасывая скорость на траверзе скальной гряды.– Покажу вам раскопки древнего городища и заодно поужинаем.
Однако Валентина Петровна запротестовала:
– Давайте, с вашего позволения, отложим пешую прогулку до лучших времен. И таким образом пощадим лежащее в долинке голубое облачко пролесок.
– Планировал чуть позже доставить вас в ещё одно чудесное местечко. Но там вы точно откажетесь сойти на берег.
– Зачем без надобности топтаться по живому? Тем более, я готова двумя руками голосовать за вашу идею. Одно смущает: не погубит ли она эти благодатные уголки?
– Я ведь не просто предлагаю заняться туристическим бизнесом. Дикий народец и без нас развлекается на реке по собственному хотению. А если узаконить для отдыха определенные места, проложить сухопутные и водные маршруты таким образом, чтобы они не слишком угнетали природу?
– Вы правы. У нас есть традиция – присесть на дорожку, но нет привычки прибраться за собой. Считайте, что убедили на все сто процентов. А теперь просто помолчим в этом соловьином храме…
То, что ветврач назвала храмом, был блюдцеобразный залив, куда по инерции вкатился катер.
Мягко прошуршал под днищем камешник, ветка магалебской вишни беззвучно скользнула по ветровому стеклу катера, осыпав пахучими лепестками плечи Валентины Петровны. Поэтому ничто не потревожило пернатых глашатаев весны.
Вдобавок, соловьи были слишком увлечены, чтобы обращать внимание на сидящих в катере мужчину и женщину. На понятном всякому живому существу языке клялись сереньким подружкам в вечной любви.
Едва ли на следующий день ветврач успела доложить директору свое мнение. Катер покинул залив лишь на рассвете, когда стало понятно, что его берега украшены не стерильной белизны сугробами, а магалебскими вишнями, чей цвет действует так же дурманяще, как и соловьиные трели.
К тому же Ленька Босой был занят важным делом. Пытался выдворить с территории крытого тока колонну боевых машин десанта. Однако изъяснявшийся на галицийском наречии командир в чине подполковника заявил, что любая попытка проникнуть на оккупированный объект будет пресечена штыком и пулей.
Правда, настоящую войну земляки отставного капитана третьего ранга познали чуть позже. Осенью, когда с восточных границ мятежной республики через село потянулось отступающее войско.
Повредив мост, правительственные батальоны начали окапываться за околицей, однако вскоре были выбиты ополченцами и оттуда.
Ниже по течению линия фронта удержалась в аккурат по стрежню, поэтому прибрежные рощицы тут же превратились в места заготовки крепежного леса и дровишек, а в селах поселились застящие окоем дымы пожарищ.
Досталось и малой родине Артёма. Особенно густо мины засевали территорию крытого тока и липовый сквер возле конторы агрофирмы. Наверное, изъяснявшийся на галицийском наречии подполковник выбрался из устроенной у Саур-могилы мясорубки и теперь мстил отказавшему в гостеприимстве Леньке Босому.
Как-то сразу опустели речные плеса. Плотвицы и заодно с ними слабые духом сельчане убрались подальше от рукотворных гроз.
Остались лишь бесшабашные головушки и уподобившиеся галерному рабу, который и рад бы забросить опостылевшее весло, да цепи держат.
Отставной мореход не относил себя ни к тем, ни к другим. И остался лишь потому, что однажды утром увидел с крыльца родительского дома пробирающуюся под обстрелом стайку доярок.
Вот впереди её и чуть левее шлепнулась мина восемьдесят второго калибра, ещё одна разметала крышу хлева на соседней улице. Издали не разглядеть: то ли дамочки с испугу воткнулись носами в припухлый сугроб, то ли их настигла вездесущая старуха с косой.
Ан нет, целы чертовки. Отряхнулись от снега, потопали дальше.
Позвонить бы Валентине Петровне, связь хоть и с перебоями, но работает, только не хочется отвлекать. Наверное, давно уже на ферме. Как ни обстрел, то у пары-тройки коров преждевременные роды. А если и ответит, то мало радости услышать по мобильнику отчужденный, без теплых ноток голос.
Впрочем, на другое Артём и не рассчитывает. Как выражаются в схожих ситуациях южане: рев измордованной бомбардировками скотины и соловьиные трели – две больше разницы.
А встретится позарез надобно. Ещё во время командировки потерялась цепочка с золотым крестиком. Обшарили весь катер, не нашли. Видно, улетела за борт.
– Пусть русалкам подарок будет,– махнула рукой спутница.
Однако Сирота подобную беспечность не одобрил. Вдруг, муж обратит внимание, допытываться станет..
Несколько раз мотался в райцентр, но только вчера купил то, что искал. Осталось лишь отдать Валентине Петровне копию потеряшки. Даже время для этого себе назначил – завтра утром, после смены.
Отбыв суточную вахту, по давней привычке прибрался в «адмиральской» каюте, однако вместо сменщика явился директор:
– Собирайся! – выпалил с порога. – Беда у нас, брат! Валентина Петровна пропала…Среди ночи дернули, корова-рекордистка никак не могла растелиться. Но Валентина Петровна на ферму так и не явилась. Боюсь, пошла напрямик через речку, а там, сам знаешь, полынья на полынье.
– Искать пробовали? – спросил Артём, механически вытряхивая в мусорное ведро окурки из приспособленной под пепельницу консервной банки.– Нет? Так чего ждём?
– Где её искать, дурья твоя башка? Разве через лед что увидишь? Да и течение опять же…
Чужих жен не принято прилюдно оплакивать. А если по ним и скорбят, то делают так, чтобы ни одна живая душа не догадалась о причине внезапно затуманившихся глаз.
Не расслабился Артём и ночью, когда в бредовом полусне увидел подо льдом лицо женщины, которую сутки назад у него украла река. Лишь скрипнул зубами, а потом, окончательно пробудившись, поклялся – во что бы то ни стало вернуть копию потеряшки той, кому она предназначалась.
И вот спустя восемь лет отставной капитан третьего ранга Сирота вывел катер из бухты.
Разумеется, он сознавал, что человеческая плоть целиком подвластна жерновам льдин и бегу времени. Однако в душе теплилась надежда отыскать на одном из берегов могилу Валентины Петровны.
Вдруг после весеннего половодья кто обнаружит на отмели тело женщины. Неужто сочтет за труд – предать его земле, а если уцелели документы, нацарапать на кресте, что под ним упокоилась Валентина Петровна Чернова сорока двух лет роду?
Поэтому и гонял катер от одного берега к другому, высматривая покосивший крест или хотя бы могильный холмик.
Глава шестая.
Деды из клуба самоубийц. Чертов палец. «Груз 200».
В паре километров от Утиного плеса село. Оскалилось стропилами крыш, водонапорная башня полулежит на каменных глыбах горушки, от околицы в степь тянутся железобетонные столбы, такие же скорбные, как и кладбищенские кресты.
Картину общего запустения отчасти оживляет ползущий встречным курсом дощаник. Судя по низко сидящим бортам, посудина на треть заполнена сочащейся через прогнившее днище водой.
В лодке двое дедов. Завидев незнакомое плавсредство, изо всех сил налегают на весла странной формы. Наверное, браконьеры приняли чужака за отсутствовавшего восемь лет рыбинспектора, или же опасаются, что поднятая катером волна потопит ветхую посудину.
Однако Артём не собирается устраивать кораблекрушение. Сбросив ход до самого малого, мягко швартуется к притопленному борту.
Дощаник действительно едва держится на плаву, ещё чуток и вода вместе с плавающими вверх брюшками пескарями польется в резиновые бахилы гребцов.
– Отцы,– спрашивает Артём,– вы из клуба самоубийц?
– Не, – дохнул перегаром одетый в куртку со споротыми шевронами дед постарше. – Мы из этого села, местные. А клуб сгорел при первой же бомбардировке… Так чего ты хотел?
– Восемь лет назад, весной, не прибивало ли к вашему берегу тело женщины? Или, может быть, слышали об этом от кого?
– Как тебе сказать,– ответил дед помоложе, вытирая глаза рукавом солдатского свитера,-по реке покойнички, конечно, плыли. Особенно – первой весной… Но ты насчет пропавшей женщины поспрашивай у ребят из поискового отряда. Они у Чертового пальца второй день мертвяков откапывают.
– Спасибо, отцы. И ещё вопрос – почему гребете штыковыми лопатами?
– Наши бабы весла под замком держат. Боятся – потопнем…
Пожелав дедам семь футов под килем, Артём на малом ходу попятился от дощаника и, лишь убедившись, что кораблекрушение хлипкой посудине не грозит, добавил газу.
Чертов палец открылся за вторым поворотом. Высокая, с пятиэтажку узкая скала действительно напоминает кривоватый перст. И указывает он туда, куда отправились души убиенных здесь солдат, на небо.
А таких, судя по перепаханной фугасами почве, вздыбленным перекрытиям блиндажей и стоящему на пригорке белому фургону с надписью «Груз 200», было немало.
Доверив катер пологой отмели, отставной капитан третьего ранга, перепрыгивая по пути через обрывки колючей проволоки, направился к фургону, возле которого перекуривал одетый в оранжевую жилетку великан предпенсионного возраста.
Ещё четверо оранжевожилеточников калибром поменьше бродили по разгромленному опорнику. Вначале Артём не понял – зачем они периодически втыкают в землю сделанные из серебристого металла щупы, и потом нюхают наконечники. Но как только ветерок-низовка плеснул в лицо трупным смрадом, до него дошло – ищут захоронения.
Великан вблизи оказался таким же монументальным, как и скала Чертов палец.Но куда больше поражал взгляд незнакомца. Впечатление такое, будто он устремлен не на собеседника, а в разрытую могилу.
Правда, когда Артём объяснил цель своего визита, отрешенность уступила место обычному человеческом сочувствию:
– Как, говорите, фамилия потеряшки? Я, конечно, могу свериться с записями в журнале учета, но там значатся только две женщины. И обе, судя по камуфляжной одежде, солдатки. А кто она вам, жена?
– Больше.
– Вот как… Знаете что, оставьте свои координаты. В случае чего, сразу отзвонюсь. Мы ведь только приступили к работе… Пиротехники задержали. А пока вам есть смысл обратить внимание на остров ниже по течению. Он, как магнит, притягивает всё, что река тащит. Ну вы сами понимаете… И под ноги поглядывайте. Считается – разминировали, а на прошлой неделе мы одного товарища потеряли. Скачет теперь по больничному коридору на костыликах… Извините, мои ребята лопаты требуют. Похоже, нашли что-то…
– Разрешите поприсутствовать?
– Лучше воздержитесь. Иначе будете потом антидепрессанты на ночь водкой запивать.
Напомнив великану о данном им обещании, спустился к урезу воды, однако катер выводить на воду не стал. Решил подождать, пока идущие стрежнем байдарки скроются за мысом.
Курил, гадая: махнет ли ночная гостья веслом, или сделает вид, что оседлавший нагретую солнцем сиенитовую глыбу гражданин совершенно незнаком.
Нет, даже не взглянула в его сторону. Будто кто-то другой сегодня утром пожелал ей семь футов под килем.
Впрочем, отставной капитан на зеленоглазую русалку не в обиде. Какие, спрашивается, могут быть претензии к падающей звездочке?
Да и не ради неё мечется от одного берега к другому и дважды доливал бензин в пузатенький бачок лодочного мотора.
Но только изорвал душу о развешенную по обгоревшим холмам колючую проволоку и надышался у белого фургона трупным смрадом. Для полного разочарования осталось лишь воспользоваться советом одетого в оранжевую жилетку великана.
Остров из новоявленных, густо порос ивняком. В центре оставленная миной мелкая воронка. Разделил речку на два рукава. Один пошире, поспокойнее, другой скачет резвым козликом по булыгам.
За островом что-то вроде глаза циклона. Вокруг – суета, здесь – тишь да благодать, чем не преминули воспользоваться водяные ужи. Охотятся на верхоплавок и прочую поставляемую рекой мелкую живность.
– Привет, водоплавающие,– говорит отставной мореход. – Примите в свою компанию,– и, не дожидаясь ответа, отдает игрушечных размеров якорь.
Для купального сезона явно рановато, но Артём пригнал сюда катер не для того, чтобы поглазеть на охотящихся ужей.
Смурноглазый великан прав. Река устроила в тылу острова подводную свалку. Утратившие изначальную плавучесть коряги с запутавшимися в них сетями, детская ванночка, похожий на обломок водосточной трубы корпус реактивного снаряда..
Однако свалка сокрыта состоящей из ила и песка подводной метелью, которая заметает всё, что принесла сюда река.
Малость отогревшись после ныряний, отставной мореход подогнал катер ближе к острову и, разравняв ладонями воронку, опустил в неё копию потеряшки.
– Прими, Валентина Петровна, то, что не успел вручить тебе восемь лет назад,– молвил продрогшим голосом.– И если слышишь, то знай – ты была для меня не просто пробежавшей черным небом звездочкой.
Булыги таскал из узкой протоки, несколько раз падал, сбиваемый шалым течением, порезал ступни о створки речных мидий, однако перевязку сделал лишь когда на острове выросла каменная пирамида – знак того, что кто-то о ком-то помнит.