И сказал Иисусу: помяни меня, Господи,
когда придешь во Царствие Твое!
(Лук. 23:42)
«Санёк! Санёк! Пошли на яры головастиков бить!»
В открытую форточку тянуло холодом. Санёк прислушался.
«Это же Славуня и Серёга. Откуда они взялись?! Славуни уже нет года три. Так и загинул по второй ходке, а Серёга умер сразу после армии. Какие головастики. Это же тридцать с лишком лет назад было…»
Санёк приоткрыл глаза. Ночь. По потолку скользили синие тени. За окном на ветру шумел тополь. Луна.
«Боже! Что же это?..
Санёк… А ведь это мать ещё тогда, давно-давно крикнула с балкона на весь двор – Санёк, иди арбуз есть! Так и прилепилось – Санёк. А когда первый раз сел, блатные наехали – как погоняло? Ну, и ответил – Санёк. Вот теперь и Санёк, уже сорок с гаком, а Санёк. Эх, Санёк…
А ведь хоть и Санёк, а зауважали, когда не прогнулся перед положенцем*, досталось тогда малеха, но больше не трогали…»
И в который раз перед глазами Санька явственно встали нахальные рожи. Их было пятеро, Санёк и Толян вдвоём. Санёк только пришёл из армии, только неделю как форму снял, ещё не надышался свободой, а тут эти салабоны, закурить им подавай. У одного Санёк заметил кастет. «Толян, берегись!» – крикнул Санёк и ударил первым, точно в челюсть…
Потом на суде, Санёк крикнул на весь зал: «Так что, если он прокурорский сынок, так подставляться под кастет было!..»
Кастет, конечно, в деле не фигурировал…
По три года Саньку с Толяном пришлось маяться на зонах, за нанесение тяжких телесных…
Санёк попробовал потянуть на себя одеяло. Не получилось, тело почти не слушалось.
«Эх!.. А что было делать? Вышел, хотел новую жизнь начать, да где тут! Ни учиться, ни работать. Статья, как на лбу прописана… К ворам прибился. Помогли чуток. Милий помог… Потом с Ленкой познакомился, где-то она сейчас? Хорошенькая была, не дождалась. А что ждать-то было? Года не прошло, как вторая ходка… За всё платить надо. За всё… Да, покуролесили мы тогда. С деньгами вольно было, но не долго… Вторая ходка легче была. Милий смотрящим поставил, грел** с воли…
Эх, Милий, Милий, закрутил ты мою жизнь, завил в верёвочку…»
Санька в зоне уважали. За силу, за то, что жил по понятиям, «мужикам»*** спуску не давал, но и зря не обижал, с начальством ладил, выторговывал для блатных поблажки, сдавая «мужиков», а своих покрывал. Когда освободился, решил затаиться, подрабатывал изготовлением и установкой мебели, ни на чью помощь не рассчитывал, усвоил уроки зоны. Частенько повторял себе, переиначенные известные стихи: нам не дано предугадать, как помощь ваша отзовётся…
«…Вот, теперь только и осталось – тени на потолке разглядывать, долго ли?.. А как было жить, как?.. Что, надо было горбатиться на дядю, как все, приворовывать по мелочам на гостинцы детишкам?.. Я ж хотел жизнь по новой начать, чистую, уехать куда-нибудь, потому и в долю никого не взял, а что вышло, что?..
А что я мог заработать, когда эти фирмы мебельные, как кролики плодятся… а на дядю пахать, ну, уж дудки… А что зона лучше что ли?.. Ну, почему, почему так, одни живут как боги, им всё, всё! а другие на них ишачат. Почему слабый должен пахать на дядю, ведь он не виноват, что таким родился, что нет у него капиталов и родословной?.. Почему я?.. Чем я хуже, чем?..
У-мм, лучшие годы, здоровье, простую человеческую радость зоне отдал, а для чего?.. Или зона сама забрала всё это, не спрашивала?.. Сколько я после второй ходки на воле был?.. Да, жизнь не рубашка, не поменяешь… И опять на нары. Строгий режим, рецидивист, в «авторитеты» метил… Метил, да не попал…
Вот Милий, «авторитет», законник, жаль, что я тогда его не завалил, жаль…
Хе, говорят, он, когда пацаном был, две пачки сигарет носил. Если кто «стрельнёт» закурить, он пачку с одной сигаретой показывал, а последнюю, известно, даже менты не забирают, а сам из другой пачки курил…
Милий…»
Санёк «взял» сберкассу, без подельников, в одиночку. Залёг, никому ничего не сказал, год жил аскетом, сидя на деньгах, знал, номера купюр переписаны. Только Милий учуял – Санька работа, намекнул, мол, на общак надо отстегнуть, мол, закон надо уважать. Но Санёк отнекивался, не при делах и всё тут, устал от зоны. А через год нарвался на менялу, хотел валютой разжиться, а тот его сдал. И опять пошёл Санёк по этапу. В зоне было худо, науськали братков, мол, Санёк в отказ пошёл на общак отстегнуть, правда, не прессовали, многие Милия не уважали…
Так и жил Санёк в зоне сам по себе, только редкие письма от матери да скудные посылки поддерживали. А под конец срока, года полтора всего-то и оставалось, передали ему мобильник и маляву**** от Милия. Тотписал, что дело прошлое, зла не имеет, если что, поможет. Стало полегче.
Когда Санёк освободился около месяца жил у матери. Пришлось ей одну комнату от квартирантов освободить. Видел Санёк как тяжело ей на одну пенсию жить, а что мог поделать, боялся заначку открыть, не все деньги сдал при аресте, не выдал тайник, сказал, что часть за год спустил. Но большую часть отдал, чтоб срок скостили, да куда там, намотали на всю катушку. Рецидивист. Да и чтобы он сказал матери, что деньги, в зоне заработал? Смешно. А ворованного она в жизнь не возьмёт.
Съехал Санёк с квартиры матери, снял флигель, вскрыл тайник, и тратил понемногу. Скромно жил, знал, что с работой вряд ли устроится. Поторкался в фирмы и офисы, в магазины и разные заведения, шиш. Больно анкета «хороша». А тут встретился, как бы случайно, кореш, говорит, Милий зовёт, повидаться хочет. Ну, и пошёл Санёк к Милию, а что было делать, многим ему обязан был…
«…Милий, Милий… что ж ты, сука, так?.. Что же ты так?!. Дал ты мне работёнку в своём гараже, платил не плохо, на жизнь хватало, а вот Маринку зачем подложил?.. Нет, не так это было… Да кто теперь узнает?..
Ох, и хороша была!.. Была… Где-то она теперь?.. Любил я её, больше всего на свете любил. Я ж тогда на Милия с ножом кинулся из-за неё. Струхнул он здорово… А ведь не спал он с ней, не спал, так, держал для шарму при себе, для показухи, что, мол, ходок ещё… Отпустил её сразу… Ишь ты, морду корчил – Санёк, ты что, она ж мне как дочь, живите, я вас благословлю… а губы тряслись от страха… Благословил, падлюка…
Ну, куда мне было деваться, куда? Кому я нужен с такой «родословной»? Ни квартиры, ни работы, ни связей, кроме Милия да блатных… Одна дорога на кичу*****…
А тут вроде жизнь налаживаться начала. Любовь. Насчёт детей разговор пошёл, думал, заживу по-человечески…»
Отношения с Мариной развивались стремительно. Санёк кроме неё ничего на свете не видел и не хотел видеть. И она его тоже, казалось, любила. Хотели пожениться, завести детей, чтоб всё было как у людей – семья, дом. Марина настаивала на своём угле, и понадеялся Санёк на свою звезду, занял у Милия денег на квартиру, знал, что тяжело будет отдавать, но занял, хотел с любимой женой брачную ночь в своём доме провести…
«…Эх, Марина!.. Не успел я квартиру купить, не успел… Кто ж знал, что ты, такая… Три ходки за спиной, а на вид ангел с крылышками… Да, ку-ку мои денежки, ку-ку мои мечты… Где-то ты, Марина, теперь, да и жива ли?.. И Милия кинула, а? Каково? – А Милий таких финтов не прощает. Не прощает!.. А что, если нашёл он тебя?..
Вот ведь как, а? Я её должен ненавидеть, а ком в горле, неужели убил он её?.. Лучше б жива была… жива…»
Милий сначала подозревал Санька, думал, что тот в сговоре с Мариной, потом убедился – Санёк не врёт, не при делах, но вопрос поставил ребром – деньги надо отдавать. Предложил войти в долю, дело, как он уверял, верное. Санёк знал, долг ему не отдать, не сможет «заработать» без Милия, а тот его ещё и уволил. Но медлил Санёк, медлил…
И Милий, подстегнул Санька, пошёл ва-банк, сказал Саньку, чтоб тот продал квартиру матери и погасил долг. Тяжёлый был разговор. Тяжёлый. Припомнил Милий Саньку и общак, и Марину, и о своих благодеяниях напомнил. При всех! Санёк в сердцах плюнул Милию в лицо… при всех…
«…Ох, и сволота, ты Милий, гнида. Как только свет белый терпит таких! На квартиру матери глаз положил!.. Что ж ты уволил меня?.. Приблизил, а потом в говно рожей!… Валить тебя надо было, ещё тогда валить… и на нарах жить можно… Да? а чем же он виноват, Милий, он же меня поддержал? Что, я бы без него долго протянул бы?.. Да и не обязан он мне деньги давать… Там, где-то, все чистые, а в жизни, где чистота, где? Грязь, мрак, ложь, предательство… А всё же сука… И вся его жизнь, и жизнь тех, кто с ним, сучья… А я?.. Я же там, с ними… А без них как?.. Что делать таким, как я?.. Куда им?.. А теперь что?..»
Возле подъезда ждали трое. Боцмана Санёк узнал сразу, двоих не разглядел. Как всегда ударил первым. Ну, откуда было знать, что за спиной четвёртый?..
«…Что же теперь, что? Вся жизнь насмарку, да и не было этой жизни, не было, так намёк на неё, когда с Мариной был… намёк всего лишь… намёк – как могло бы быть… Да не было…Ну почему всё так, почему… Жил как собака и подыхаю так… Ну, куда мне было деваться, куда?.. Зачем же я так, зачем?..
Господи-и! А как же мать теперь? Как?! Господи! Что же я наделал! Зачем же я так!…»
В комнату осторожно вошла мать.
– Саш, я всё-таки «скорую» вызову…
Когда мать вернулась, по щеке Санька катилась слезинка. На остывающих губах светилась тихая улыбка…
* поставленный ворами в законе «хозяин» зоны
** поддерживал
*** осуждённые соблюдающие установленный администрацией зоны порядок
**** записка
***** тюрьма