«Мягкая рухлядь» – так искони называли жители Тобольского края и Сибири пушнину, лес и рыбу, на добыче которых крепко стояла «экономика» огромного края. Охота никогда не была для сибиряка разновидностью «вип-досуга», она была делом, которое кормило и было ремеслом, кое где переходящим в искусство. Во времена нефтяные-газовые многое переменилось, и на смену коренным сибирякам, охотникам, рыбакам и лесникам приехали в Сибирь чуждые коренным устоям сибирскиой жизни столичные белоручки, для которых, собственно, охота есть лишь один из видов престижного досуга. Дичь такие люди воспринимают больше в качестве мишени, словно в городском тире. А охоту завершают колоритноми фотографиями на фоне убитых животных, чтобы потом хвастаться фотографиями в городе перед столичными собутыльниками да в социальных сетях. Все переменчиво, но только не натура человека. Вот о чем новая книга прозы сибирского писателя Анатолия Кондаурова, часто называющего себя искателем.
Все мы, собственно говоря, искатели – правды, истины, смысла жизни, богатства, успеха, карьеры, любви… И отличаемся только предметами поиска. Анатолий Алексеевич был когда-то по молодости искателем древностей, окаменелостей. Находил то, что веками и даже тысячелетиями хранила земля. Будь то зубы мамонта или исторические раритеты. Но думается, что уже с молодости будущий прозаик Кондауров искал интересные характеры для будущих своих произведений, чтобы были не придуманы, а именно выхвачены из жизни. А попутно Анатолия Кондаурова находили слова-самоцветы, что веками создавал и сохранял народ-словотворец. Все это, вместе взятое, и позволило самобытно неповторимому прозаику Кондаурову создавать свои произведения не просто, как увлекательное чтение, но как исследование характеров современников.
Богатая биография у Анатолия Алексеевича, многогранная. Мастер по боксу. Работал начальником уголовного розыска в одном из районов Тюменской области, был начальником милиции в Тобольске – искал и находил нарушителей закона. Позже натура искателя живых эмоций, романтики, свободы и желания испытать себя увела его в тайгу, где он почти два десятилетия трудился охотником-промысловиком. Страсть к охоте у Кондаурова наследственная, промысловым охотником был его отец, геройски погибший в Великую Отечественную войну. Сейчас я бы назвал Анатолия Кондаурова искателем единственно верных слов в единственно верном контексте! Как и полагается писателю…
Жизнь таежная и люди, попадающие в эту жизнь, а не только приключения – вот тема его прозы, в основе которой лежит автобиографичность. Коллеги называют его мастером охотничьей прозы, традиции которой идут от тургеневских «Записок охотника» и аксаковских заметках об уженье рыбы. В творчестве Кондаурова и без того богатый русский язык прирастает еще и колоритными словами охотников и рыболовов, словами коренного населения тайги, вдали от города сохранившего старинные слова, а также обычаи предков. Читая книгу, мы не только узнаем из первых, что говорится, уст о жизни в тайге, о таежной природе, повадках зверей и людей, но и вместе с героями повествования имеем возможность пережить ощущение непредсказуемости, атмосферу опасности и восхищения природой.
Как пишет в предисловии к книге «Белые волки» член Союза писателей России Аркадий Захаров, эта книга не только про таежников, не только про охоту, потому что таежная жизнь порой на пределе человеческих возможностей есть лишь возможность наиболее ярко выявить черты человеческого характера. А под влиянием экстремальных ситуаций характеры выявляются особенно ярко. Но в основном эта книга о тех немногих, что зовутся коренными сибиряками, совсем особая, не побоюсь определения, порода людей, штучных людей. Конечно, соглашусь с Аркадием Петровичем Захаровым, что «эта книга не из тех, что по прочтении пылятся на полках». Единожды прочитав ее, вы с ней наверняка захотите встретиться снова, как со старым добрым товарищем. Предвижу, что судьба этой книги быть зачитанной до дыр – можно ли пожелать книге более удачной судьбы?
Она не приукрашает реальность, но даже в непростой реальности умеет увидеть объяснение тому или другому поведения людей, тех же заготовителей леса, к примеру.
«… Когда смолкали бензопилы и топоры, и в людей будто вселялся дьявол: в самогонной одури зверели до исступления, восставали друг против друга, припоминая усмиренные до поры несогласия и обиды, и злоба заполняла все пространство – вылетали стекла, вышибалась многократно толстенная дверь. Потом мирились и уходили в леса каждый в свое житье-бытье…»
Характер русского человека такой, что от дружбы до ненависти порой один шаг, но при этом остается русский человек незлобив от природе, несмотря не трудную жизнь, что в России и в Сибири нескончаема.
Титульный рассказ для книги, по которому она названа – «Белые волки». Рассказ об организации таежниками-промысловиками той самой «вип-охоты» для некоего московского чина, от которого зависит бизнес местного сибирского олигарха. И вот ведут мужики переговоры об организации этой охоты, собравшись вечером за одним столом. Даже за одним столом мы можем видеть страшная социальное и имущественное расслоение общества – сидят согласно чинам. И, конечно, герой повествования всегда наблюдает за жизнью с позиции сибирского человека:
«Организовался стол: ребята обособленно, со своим харчем (они свое место знают), олигархи с ординарцем на другом конце стола, ближе к печке… С барской оконечности стола нам предложили дорогие яства, за это великая благодарность, да у нас свои фляжки, строганина из муксуна – в тазике, по центру… Понравились ли московскому гостю изба, стол, компания, тепло от печи – как знать? Но он с удовольствием припал к зелью: пил водку серебряным лафитничком, закусывая тонко нарезанным балычком».
Попутно олигарх решил блеснуть, строя из себя знатока охоты. Забавно, что он самонадеянно решил это сделать в кругу охотников. Принялся рассказывать, как его научили есть лосиную печень, как самолично подстрелил молодого лосенка и сам же начал обрабатывать тушу добычи, но когда вырезал печень – повредил желчный мешок, как потом все сожалели, что такое лакомство – лосиная печень! – испорчено. Все это московский гость, что говорится, на голубом глазу рассказывал не кому-то, а бывалым охотникам. То ли увлекся, то ли по принципу: если бы охотники говорили правду, их было бы неинтересно слушать. Да вот только когда охотникам начинает рассказывать об охоте с умным видом столичный человек, получается комично. Промысловики-сибиряки ухмыльнулись, тактично смолчав о том, что у лося вообще-то желчного пузыря нет в помине. Послушали монолог местного олигарха, коллеги московского министерского чина Семена на тему экзотичных блюд. Посетителя презентаций охотничьей кухни в закрытых клубах сразу видно! А уж его рассуждения о холодце из ног дичи, зельце из головы, стейков из околопочечной вырезки и вообще звучат, как песня…
Когда пришла нужда выйти на улицу из протопленной избы в таежное пространство, москвич вдруг почему-то вспомнил о волках. Попытались успокоить гостя, но тот, не желая демонстрировать ночью за пределами избы свою храбрость, принял решение не выходить, а подождать завтрашнего утра…
Отвыкшие от жизни в дикой природе жители мегаполиса очень не прочь вкусить таежной экзотики. Сидя на поваленном дереве, охотник угощал олигарха чаем из колпачка термоса. В таких редких ситуациях исчезает куда-то имущественное, социальное и прочее неравенство, столь важное в городах, но совершенно незначительное в тайге, которая уравнивает всех. А по сути, приходим в этот мир и уходим из него мы, не будучи обременены ни имуществом, ни прочими атрибутами и благами, на обретение которых тратится порой человеком вся жизнь – такая короткая и такая единственная.
Динамично развивающийся сюжет «Белых волков» не становится самоцелью, оставляя читателям возможность задуматься о том, что когда человек приближается к природе, он наиболее проявляет суть человеческую. И неважно даже, какое у тебя ружье. Ведь даже с самым дорогим иностранным ружьем ты остаешься один на один с природой, диким зверем, высоким небом над головой, а вокруг тебя, когда ты в тайге – не олигархи и секьюрити, а такие же люди, ничем от тебя, по сути, не отличающиеся. Но при этом выходит на передний план то, что исконно делало мужчиной мужчиной. Как и случилось с московским чиновником:
«… Выросшего в городских кварталах Семена распирала гордость: он чувствовал себя настоящим мужчиной, сибирским мачо здесь, в забубенно-заснеженном безмолвии, где опасности дышат ему в затылок, а ему плевать на дикое одиночество и ощущение реальности агрессивной среды…».
Обученный анализировать ситуационные мелочи и мгновенно просчитывать перспективу, министерский работник, этот кабинетный стратег, на раз-два общающийся с олигархами, подчас ощущает себя мальчишкой рядом с таежными охотниками. В тех или иных охотничьих ситуациях, которых в изобилии предоставляет тайга, для него это подчас загадочные и непостижимые люди. Сидеть в засаде-скрадке в снегу ему, конечно, тягостно и скучно, поскольку у лося, на которого идет охота, слабое зрение, но прекрасный слух. В таком длительном ожидании московская водка для сугреву бледнеет перед самогоном… А общаясь с таежниками, министерский чин невольно ловит себя на мысли, что таких бы людей – да в фирму, да назначить на подходящую должность, был бы толк!
Вцепившись в приклад ружья и перезаряжая ружье дрожащими руками в минуты потенциальной опасности стреляя, когда сдали нервы от непонятных звуков вблизи, москвич тем не менее помнит категорическое наказание – не покидать скрадок ни в коем случае до тех пор, пока не придут загонщики дичи. Мечты о будущем охотничьем триумфе, что говорится, в помощь:
«Когда в его стилизованный под «Шеврон» кабинет завалятся министерские друзья и окружат его кресло, обращенное, в соответствии с зарубежным дизайном, к стене, он не сразу повернется к ним лицом, чуть помедлит и вдруг резко – круть! – вот он я, из сибирской командировки, таежный герой-охотник…».
… Три огромных туши лосей стали добычей. Отоспавшись в избе, столичный герой-охотник потребовал связи с Москвой. Не сразу найдя нужные кнопки на громоздкой спутниковой аппаратуре, москвич Семен наконец установил связь со столичными друзьями:
«Я, понимаешь, я сам, лично сам только что убил трех лосей! Другие? Да нет, говорю – один на один, нет, один на трех, да, я их всех уложил с одного раза… Да они, эти звери, окружили меня!.. Там волки были рядом… Волки откуда? Да их тут полным полно, вокруг избы ходят»..»
Увлеченный похвальбой, московский гость даже не осознал, насколько он близок к истине: ставшие свидетелем разговора, таежники тут же подтвердили, что не успели загонщики стронуть лосей с лежек, как сохатых атаковала волчья стая, фактически она и загнала их прямо на ружья олигархов. Наедине с природой даже самый большой столичный продуман вдруг открывает в себе ту импульсивность, что дремлет внутри каждого, хоть и на разной глубине характера. Столичный гость был настолько поражен тем, что фактически, думая, что он охотился на лосей, мог легко стать добычей волков, что его импульсивность проявилась в том, что он вдруг замкнулся в себе и долго лежал молча, одетый, в унтах…
О чем он думал, писатель Анатолий Кондауров умалчивает, думаю, не случайно. Дает возможность читателю стать своим соавтором и подумать, о чем мог размышлять человек, осознав в суровых таежных условиях, что каждый из нас одновременно охотник и добыча, и порой достаточно одного шага, чтобы из охотника стать добычей. Ведь и волки тоже порой становятся добычей, когда их стреляют с вертолетов, о чем повествует знаменитая песня Высоцкого. Это песня не только о волках, неслучайно ее так любили слушать высокие чины, в какой то момент вдруг осознающие, что они в этом чиновном «волчьем» мире не только охотники, но и добыча.
Отлежавшись, околемавшись от услышанного про волков, москвич Семен тихо спросил у одного из таежников, мол, а что тут реально волки есть? А что они реально людей едят? Получив на свои вопросы уклончиво утвердительные ответы, еще долго пребывал в ступоре, пока импульсивность не дала себя знать. Встал, набросил на плечи свою импортную куртку, взял свой дорогой стуцер-ружье, распахнул дверь, крикнул: «А-а, волки! Где вы, серые? Я не боюсь вас!». При этом, видимо, из избытка храбрости, предпочёл входную дверь за спиной, несмотря на день деньской, оставить открытой. Вскинув ружье, выстрелил в небо, а потом вдруг хрястнул ружьем об угол избы так, что щепки разлетелись в разные стороны: «Ненавижу я вашу охоту, ох, ненавижу, – бормотал расслабленный Семен, тем самым, очевидно, объясняя свой экстравагантный поступок».
«Лицом к лицу лица не увидать» – сказал поэт, и с этим не поспоришь. Но тайга такова, что на расстоянии ее не увидишь, не поймешь. Увидеть тайгу можно лишь оказавшись лицом к лицу с ней, пережив восхищение от ее красоты, страх от опасности, которую она таит, сладость философских прозрений, которые она дарит… В новой книге Анатолия Кондаурова «Белые волки» таких прозрений-рассказов немало, ведь, по большому счету, проза Анатолия Кондаурова о тех, кто не боится открыть в себе самого себя.
Эдуард Анашкин (Самарская область)