Научный подвиг русского немца

По рождению, по культуре, приобретенной в детстве, по образованию он [Макс Фасмер] был русским человеком, ученым, сохранившим верность русской теме до конца жизни. Он был филологом русской школы <…> Академик О.Н. Трубачёв

Недавно в Интернете и в прессе определен­ного направления бы­ла развернута дискус­сия о словаре Макса Фасмера, а точнее го­воря, травля выдаю­щегося ученого, ав­тора лучшего этимо­логического словаря русского языка. Ли­ца свободных про­фессий, малоизвестные писатели и откровен­ные фрики, ничего не понимая в этимологии, набросились на главный труд этого русского немца, коверкая по пути его биографию, при­писывая ученому взгляды, никогда им не вы­сказываемые. Можно было не обращать вни­мания на эту лженаучную вакханалию — мало ли всякого бреда размещается в Интернете и в желтой прессе! Но неожиданно к потоку ин­синуаций в адрес Макса Фасмера подключи­лась солидная «Литературная газета», опуб­ликовавшая статью, которую научное сообщество расценило как клеветническую. Более пятисот российских и зарубежных русистов и славистов, включая профессоров ВГСПУ, под­писало письмо, подготовленное академиком А.Е. Аникиным, в котором говорилось: «Счи­таю необходимым заявить, что эта статья яв­ляется невежественной клеветой на великого ученого» [1].

Полемизировать с фриками — пустое дело. Полезнее для современного филологического сообщества вспомнить о жизненном и твор­ческом пути Максимилиана (Максима) Рома­новича Фасмера, как его именовали в России. 15 (28) февраля 1886 г. в Санкт-Петербурге в купеческой семье родился мальчик, которо­го по немецкому обычаю назвали тремя име­нами — Max Julius Friedrich. Отец Фасмера Ри­хард Юлий Фридрих и мать Амалия Мария Юлия (урожденная Шауб) приехали в Петер­бург в конце XIX в. из небольшого немецко­го города Альтоны близ Гамбурга (Альтона в 1938 г. влилась в этот крупный город, а в давние времена была столицей герцогства Гольштейн). В 1897 г. ребенка отдали учить­ся сразу во второй класс школы Карла Мая на 10-й линии Васильевского острова, которая пользовалась заслуженной популярностью у «василеостровских немцев» [4, с. 294]. Учени­ков школы называли в шутку «майскими жу­ками». В этой школе учились целые поколения Рерихов, Римских-Корсаковых, Семёновых-Тян-Шанских, Бенуа и других известных де­ятелей русского искусства и отечественной науки. С 1882 г. обучение в гимназии велось на русском языке, но здесь в большом объ­еме изучались немецкий и французский языки, а также латынь и древнегреческий [2]. Позже

О.Н. Трубачёв отмечал: «Русский язык он знал и говорил на нем так, как говорят на родном языке <…>» [16, с. 566]. М.А. Бобрик замеча­ет, что эпистолярный русский язык М. Фасмера был безупречен [3, с. 105].

В 1903 г. Макс получил в гимназии атте­стат зрелости. В нем было отмечено, что «ис­правность в посещении и приготовлении уро­ков, а также в исполнении письменных ра­бот отличная, прилежание отличное и любо­знательность по всем предметам живая». Био­графы отмечают, что Фасмер «с детства владел русским и немецким языками» [26, с. 10]. Правда, средний балл его аттестата в гимназии был невысоким — всего 3,8, а в графе «русский язык и словесность» вообще стояла оценка 3. Отличными оценками отмечены Закон Божий, математическая география и немецкий язык. Видимо, все же пока немецкий у него прева­лировал, а русским в совершенстве он овладел в университете.

В 1903 г. Макс поступил на историко-фи­лологический факультет Санкт-Петербургско­го университета. Здесь его учителем стал за­мечательный ученый-языковед Иван Алексан­дрович (Jan Niecislaw Ignacy) Бодуэн де Курте­нэ (1845-1929). Сам безмерно увлеченный язы­коведением и знающий много языков, Бодуэн увидел в талантливом ученике способность к творческому восприятию языковых процес­сов, к сравнению языков и диалектов. Вторым учителем, который оказал большое влияние на молодого исследователя, был академик Алек­сей Александрович Шахматов (1864-1920). Позже Фасмер вспоминал, что был благодарен каждому воскресному утру, когда он приходил к Шахматову и проводил время с ним и други­ми учеными, которые собирались в его квар­тире [20]. О воскресных приемах у Шахмато­ва вспоминают литературовед академик Павел Никитич Сакулин (1868-1930) [12], языковед Василий Ильич Чернышёв (1866-1949) [19].

Главным для Макса была учеба. Его од­нокурсник Дмитрий Захарович Мануильский (1883-1959), вступивший в РСДРП и актив­но участвующий в революции 1905 г., смеш­но имитировал Фасмера, уговаривавшего его и других революционеров «делать вашу рус­скую революцию не столь громогласно: ме­шаете же готовиться к сессии» (цит. по: [13, с. 17]). Об этом вспомнил другой однокурс­ник Фасмера Николай Васильевич Крылен­ко (1885-1938), будущий верховный главно­командующий российской армии после Ок­тябрьской революции 1917 г., один из органи­заторов массовых репрессий, сам от них же по­страдавший.

Уже на втором курсе Макс Фасмер начал работу над «греко-славянскими этюдами», по­священными греческим заимствованиям в цер­ковнославянском и русском языках. Еще во время его учебы в 1906 г. в Известиях Отделе­ния русского языка и словесности Император­ской академии наук была опубликована пер­вая статья, затем в 1907-м и 1909-м — вторая и третья части, которые сразу сделали 23-летне­го исследователя знаменитым.

Осенью 1907 г. Макс Фасмер завершил об­учение в университете, получил диплом пер­вой степени и был оставлен при факультете «для приготовления к профессорской и препо­давательской деятельности по кафедре срав­нительного языкознания, без стипендии» сро­ком на два года. Одновременно он работал в гимназии карла Мая преподавателем немец­кого языка в старших классах, в этой должно­сти оставался до весны 1910 г. 7 мая 1907 г. Фасмер принял присягу на подданство России, до этого у него, как и у отца, был германский паспорт [4, с. 296].

В 1908 г. выпускник университета публи­кует в ведущем российском византоведческом периодическом издании «Византийский вре­менник» исследование о памятнике среднегре­ческого языка XIII в. «Речь тонкословия греческаго».

С 1 мая по 20 сентября 1909 г. Фасмер на­ходился в заграничной командировке. Приго­товление к профессорской должности моло­дой выпускник проходил в греции, где он из­учал диалекты греческого языка, а также ал­банский язык. как ученый позже вспоминал, именно тогда у него возникла мысль о написа­нии русского этимологического словаря, но до ее воплощения еще оставалось несколько де­сятков лет.

В Греции Фасмер заболел малярией и уехал на лечение в Финляндию, где начал учить финский язык и фольклор. Потом на два года он отправился в европейские университе­ты. В Кракове его обучением руководил про­фессор индоевропейских языков Ян Михал Розвадовский (1867-1935), в Вене — этимо­лог и фольклорист Рудольф Мерингер (1859­1931), а в Граце он провел целый учебный год, изучая словенский язык и рассуждая за круглым столом под председательством Матиаша (Матвея Мартыновича) Мурко (1861­1952) о «словах и вещах» (Worter und Sachen). М. Мурко, как и другие представители этой австрийской лингвистической школы, призы­вали изучать слова в связи с вещами, которые они обозначают, в лингвистических исследо­ваниях учитывать культурный контекст [6]. Во время пребывания в кракове Фасмер напи­сал и передал для публикации в польский на­учный журнал «Rocznik Slawistyczny» обшир­ную статью «Kritisches und Antikritisches zur neueren slavischen Etymologie» («Критическое и антикритическое к новой славянской этимо­логии») объемом около 150 страниц, которая была опубликована по частям в 1910-1913 гг.

Почувствовав, что готов к преподаватель­ской деятельности, 8 ноября 1910 г. Фасмер защитил магистерскую диссертацию на мате­риале третьей части «греко-славянских этю­дов». За эту работу он получил премию име­ни М.и. Михельсона Академии наук. Премия была учреждена на собственные средства в 1898 г. собирателем русской фразеологии, пи­сателем, педагогом и государственным деяте­лем Морицем Ильичом Михельсоном (1825-1908), она присуждалась Вторым отделени­ем Академии наук «за труды в области на­уки о русском языке». Ежегодно вручались три премии в размере 1000, 500 и 300 рублей [5, с. 63]. Отзыв на труд Макса Фасмера написал русский филолог-классик, славист, востоковед Фёдор Евгеньевич Корш (1845-1915). Он пи­сал: «<…> труд г. Фасмера отличается такими крупными достоинствами, что, несомненно, заслуживает полной премии Михельсона» [8, с. 623]. В том же году М. Фасмер сдал экзаме­ны pro venia legendi (на право чтения лекций) и начал преподавание в Санкт-Петербургском университете в должности приват-доцента.

1 июня 1910 г. молодой ученый получил вторую командировку за границу «для приго­товления к профессорскому званию» с содер­жанием в 2 000 рублей в год из сумм Мини­стерства народного просвещения. За грани­цей Макс Фасмер женился, его избранницей стала дочь Бодуэна де Куртенэ Цезария. Мо­лодые оповестили знакомых: «Максим Рома­нович Фасмер и Цезария Ивановна, урожден­ная Бодуэн де Куртенэ, имели честь известить, что бракосочетание их состоялось 12 сентяб­ря 1910 г. в Витовте в Западной Галиции» [4, с. 296]. Этот брак продержался всего четыре года. цезария позже стала известным этногра­фом и историком культуры в Варшавском уни­верситете. А Макс женился на Эльзе Нипп, с которой уже не расставался.

С 6 по 14 апреля 1912 г. Макс Фасмер уча­ствует в 16-м Международном конгрессе вос­токоведов в Афинах. Он выступает с докла­дом о значении древнерусских азбуковников для изучения среднегреческого (византийско­го) языка. В том же году Фасмер становится профессором славянской филологии, индоев­ропейского и сравнительного языкознания на Высших женских бестужевских курсах [20]. В 1913 г. он был награжден светло-бронзовой ме­далью для ношения на груди в память 300-ле­тия царствования Дома Романовых.

В 1914 г. в Москве в известной типогра­фии Г.Э. Лисснера и Д. Собко вышла его кни­га «исследование в области древнегреческой

фонетики». 18 мая 1915 г. по этому исследо­ванию им была защищена диссертация на со­искание степени доктора сравнительного язы­кознания. Фасмер был назначен на должность старшего ассистента кабинета эксперимен­тальной фонетики университета с оставлени­ем приват-доцентом.

Вскоре после Февральской революции 1917 г. в Саратовском университете, в кото­ром после основания в 1909 г. был только ме­дицинский факультет, открывается историко­-филологический факультет, который возгла­вил известный философ Семён Людвигович Франк (1877-1950). Нужны были кадры для организации научной и педагогической дея­тельности. Постановлением Временного пра­вительства от 1 июля 1917 г. по представле­нию непременного секретаря Академии наук и министра народного просвещения Сергея Фё­доровича Ольденбурга (1863-1934) Фасмер был утвержден ординарным профессором по кафедре индогерманского языкознания и сла­вянской филологии Саратовского универси­тета. Он читал студентам «Введение в языко­знание», «Старославянский язык», «Польский язык», преподавал немецкий язык. Членам Са­ратовской ученой архивной комиссии профес­сор Фасмер предложил такую программу сво­их чтений:

Взаимоотношение индоевропейских язы­ков. Родина индоевропейцев.

Взаимоотношение угро-финских язы­ков.

Турецко-татарские языки. Вопрос о болгарах.

Родина славян.

Позже он вспоминал, что задержка на год (реально — не более 4-5 месяцев) в Сарато­ве была интересной, потому что можно было услышать новые языки, например калмыцкий. Он общался с коллегами-профессорами Сара­товского университета и их семьями, устра­ивал домашние концерты, играя на пианино. Кроме того, недалеко от Саратова находилась немецкая колония, которая сохранила язык, песни и обычаи, восходящие к XVIII в., что вы­звало у М. Фасмера желание создать диалект­ный словарь поволжских немцев. При этом он стремился также работать над саратовским русским диалектным словарем, завершенный вариант которого передал на хранение в Сара­товскую ученую архивную комиссию. Судьба этого документа нам неизвестна.

После Октябрьской революции 1917 г. Фасмер выезжает в Финляндию. Здесь он при­нимает решение не возвращаться в Саратов.

По воспоминаниям жены, 8 ноября 1917 г. во­семь вооруженных людей с санкции военной секции произвели у них обыск, который про­водился грубо. «обыскивающие прихвати­ли с собой две коробки: с вином и вещами». они вошли и в комнату профессора Фасмера, спросили, нет ли у него оружия, «но обыски­вать не стали». Фасмер предчувствовал, что в революционной атмосфере подобные обыски будут регулярно повторяться, поэтому возвра­щаться в Россию отказался. в 1918 г. он подает заявление в тартуский сельскохозяйственный университет с просьбой принять его приват- доцентом. в 1919 г. по рекомендации и. А. Бо­дуэна де Куртенэ и профессора Хельсинско­го университета Иосифа Юлиуса Микколлы (1866-1946) он был избран ординарным про­фессором сравнительного языкознания уни­верситета в Тарту. Опираясь на свои знания финского языка, сравнив немецкий и эстон­ский текст Евангелия и обратившись к книгам, он выучил эстонский язык и стал читать лек­ции по-эстонски. вместе с эстонскими колле­гами он подготовил предложение о подготов­ке словаря прибалтийско-немецкого разговор­ного языка. Лексикографическая работа была постоянно в планах ученого.

2 февраля 1920 г. был подписан мирный договор между Эстонией и РСФСР. На его основании в Тарту была возвращена библио­тека университета, которая в годы Первой ми­ровой войны была эвакуирована в воронеж. Макс Фасмер участвовал в этом деле, выезжал в Россию. одновременно он переправил из Саратова свою личную библиотеку, на осно­вании которой впоследствии работал над сво­им словарем.

В 1921 г. он переезжает в Лейпциг, где по­ступает на должность ординарного профессо­ра кафедры славянской филологии историко­филологического отделения философского факультета Лейпцигского университета. Хо­датайство ему дает Матиаш Мурко, с которым они познакомились в Г раце [20]. Здесь он осно­вывает с литовским ученым Георгом Геруллисом (1888-1945) при университете Балто- славянский институт. он становится также со­директором и сотрудником Саксонского ин­догерманского института, института Юго­-Восточной Европы и ислама. В 1922 г. Фасмер публикует под эгидой Балто-славянского института книгу «Ein russisch-byzantinisches Gesprachbuch» («Русско-византийский разго­ворник»), в которой продолжает исследова­ние «Речи тонкословия греческого», начатое в 1908 г. и продолженное в докладе на кон­грессе в Афинах в 1912 г. он уточнил, что па­мятник относится не к XIII, а к XIV в. Судя по пространному рассказу о спонсорах изда­ния, жизнь ученого в тогдашней германии была сложной. На издание книги ему жертво­вали небольшие суммы в немецких марках, ан­глийских фунтах стерлингов, чешских кронах коммерсанты, банкиры, книготорговцы. Фас- мер с горечью отмечал, что с изданием второй книги (первой было исследование его ученика Г.Ф. Шмида «Перевод Мефодием “Номокано­на”») «средства института полностью исчер­паны» [36].

В 1923 г. его избирают ординарным чле­ном филолого-исторического класса Саксон­ской академии наук. Ученый публикует книгу «Untersuchungen uber die altesten Wohnsitze der Slaven. Teil I: Die Iranier, in Sudrussland» («Ис­следование древнейших мест проживания сла­вян. Часть I: Иранцы в Южной России»). В 1924 г. им был основан журнал «Zeitschrift fur slavische Philologie» («Журнал славянской фи­лологии»), который вскоре стал одним из ве­дущих зарубежных славистских изданий и вы­ходит доныне. он стал своеобразным продол­жением основанного в 1876 г. журнала знаме­нитого филолога-слависта, академика Петер­бургской АН Ватрослава (Игнатия Викентье­вича) Ягича (1838-1923) «Archiv fur slavische Philologie», который был закрыт с началом Первой мировой войны [11]. В своем журнале Фасмер публиковали статьи по русской грам­матике, фонетике, этимологии.

Макс Фасмер был разносторонним уче­ным. Его интересовало все в славянской куль­туре. В 1924 г. он обращается к профессо­рам музыковеду, историку балета, «майскому жуку» Георгию Алексеевичу Римскому-Кор­сакову (1891-1971) и знатоку духовной музы­ки, палеографу, писателю, педагогу Антонину Викторовичу Преображенскому (1870-1929) с предложением об их участии в издании исто­рии музыки славянских народов [4, с. 297]. Кажется, этот проект увлеченного слависта остался неосуществленным.

В 1925 г. Фасмер переехал в Берлин, где после выхода на пенсию польского историка литературы, языковеда, этимолога, литауниста Александра Брюкнера (1856-1939) посту­пает на должность ординарного профессора Славянского института в Берлинском универ­ситете Фридриха-Вильгельма, где работал до 1945 г. Решение об организации института и назначении Фасмера его руководителем при­нял прусский министр образования Карл Генрих Беккер [3, с. 117], основатель современной ориенталистики и реформатор высшего обра­зования в Веймарской республике.

Фасмер вместе со славистом и балтистом, выпускником Кёнигсбергского университе­та (Альбертины) Райнгольдом Траутманном (1883-1951) (см. о нем: [31]) задумал серию из 90 томов «Grundrisse der slavischen Philologie und Kulturgeschichte» («Очерки славянской филологии и истории культуры»), свет увиде­ло лишь 12 томов (Berlin, Leipzig, 1925-1933). В этом проявилась еще одна черта М. Фасмера: его планы и идеи были столь грандиозны, что для их выполнения не всегда хватало сил, времени, средств.

В 1926 г. Фасмер приехал в СССР, он уча­ствовал в научной конференции в Минске. 14 января 1928 г. ученый был избран ино­странным членом-корреспондентом по разря­ду лингвистики (славянская филология) от­деления гуманитарных наук Академии наук СССР. Он был выдвинут академиками сла­вистом, этнографом, фольклористом, палео­графом, основоположником белорусской фи­лологии Евфимием Фёдоровичем Карским (1860/1861-1931) и историком языка, этимо­логом, лексикографом, диалектологом Бори­сом Михайловичем Ляпуновым (1862-1943), которые писали в «Записке об ученых трудах проф. М.Р. Фасмера»: «Максим Романович Фасмер в настоящее время в Западной Европе является одним из выдающихся лингвистов- славяноведов. <…> Его выводы по разным вопросам основываются на богатом материа­ле, собранном им в русской и западноевропей­ской науке» (цит. по: [10]).

В 1930-1931 гг. его приглашают в Шве­цию, где он выступает с лекциями в Лунде, Уппсале и Стокгольме. Вернувшись, ученый занимается проблемами славянской этноло­гии, с 1932 по 1936 г. он публикует в Берли­не 4 тома «Beitrage zur historischen Volkerkunde Osteuropas» («Очерки исторической этнологии Восточной Европы»), они явились продолже­нием его предыдущей книги о древнейших местах проживания славян (тогда было заяв­лено, что книга — первая часть, но продолже­ния не последовало), на этот раз он рассказы­вает о восточной границе балтийских племен (том 1), о территории прежнего распростране­ния западно-финских племен на землях славян (том 2), о племенах мери и черемисов (марий­цев) (том 3), о прежних местах проживания лапонцев (саамов) и пермяков на севере россии (том 4).

В 1937 г. Фасмера приглашают в Колум­бийский университет в Нью-Йорке, где он в

течение двух лет читает лекции студентам. Надо отметить, что в те годы Германия была весьма непопулярна в Соединенных штатах, поэтому приглашение Фасмера свидетельст­вовало об уважении не только к его научно­му авторитету, но и к политической позиции. В Нью-Йорке он начинает систематически ра­ботать над составлением словарных статей для этимологического словаря русского языка.

Фасмер оказывал материальную помощь проживающей в Чехословакии Нине Влади­мировне Толль (1898-1967) — дочери академи­ка Владимира Ивановича Вернадского (1863­-1945), а тот передавал деньги живущим в Ле­нинграде матери и брату Макса. Эта переда­ча сыграла печальную роль в судьбе Рихар­да Фасмера, крупного ученого-ориенталиста, хранителя восточных монет Эрмитажа. В ян­варе 1934 г. ОГПУ фабрикует дело о Россий­ской национальной партии. По нему аресто­вывают Рихарда Рихардовича Фасмера (1888-­1938), которого называют «передаточным зве­ном нелегальной связи между центром РНП с фашистскими кругами». Переданные на со­держание семьи деньги расценены как финан­сирование подпольной организации [4, с. 298].

Еще в 1937 г. и потом, вернувшись из США, в 1940-1941 гг. Фасмер читает лекции в Софии, Будапеште, Бухаресте и Хельсинки. В 1938 г. он публикует в Берлине книгу «Bausteine zur Geschichte der deutsch-slavischen geistigen Beziehungen» («Основы истории немецко­славянских духовных связей»).

Во время Второй мировой войны Мак­су Фасмеру было нелегко. Научный престиж, спокойный характер и умение ладить с людь­ми позволили ему сохранить себя в фашист­ском кошмаре. С 1933 г. он был членом Церк­ви исповедания (Bekennende Kirche) — той ча­сти протестантской церкви в германии, кото­рая открыто противопоставила себя национал-социалистическому режиму [3, с. 109]. Он не вступил в нацистскую партию, в его кабине­те не висел портрет Гитлера [7]. Уже одно это было проявлением храбрости в то жесто­кое время. На работу он ходил с двумя порт­фелями, чтобы не надо было свободной рукой отвечать на нацистское приветствие. Позже в одной из записок он назвал Гитлера Антихри­стом [3, с. 103, 115]. В своем журнале он пу­бликовал только научные статьи, не поддава­ясь нацистским фантазиям о великом арийском прошлом. Так, он отклонил статью национал- социалистического публициста и пропаганди­ста Иоганна фон Леерса, в которой название хорватов объяснялось из германского языка, оценив ее как «совершенно ложную» [20].

Фасмер совершал и другие достойные честного человека поступки. После захвата фа­шистами Польши он сумел вызволить из конц­лагеря Заксенхаузен нескольких польских уче­ных. во время оккупации Кракова польский славист и диалектолог казимир Нитш (Нич) (1874-1958) и его ученик Станислав Урбанчик (1909-2001) благодаря ходатайству Фасмера смогли получить работу в бывшей уни­верситетской библиотеке. Получив открытку с обратным адресом «Концентрационный ла­герь Бухенвальд» от слависта Бориса Унбегауна, о котором Никита Ильич Толстой поз­же сказал, что это «ученый с нерусской фами­лией, но с русским самосознанием, русским сердцем и русской нелегкой судьбой», Фасмер не только сумел добиться его освобожде­ния, но и зачислил сотрудником к себе на ка­федру. Борис Генрихович (Boris Ottokar) Унбегаун благополучно дожил до конца войны и вернулся во Францию, куда он эмигрировал из России после Гражданской войны. Позже Унбегаун (1898-1973) преподавал в Оксфорде и Нью-Йорке [14].

Во время войны Макс Фасмер продолжал заниматься преподавательской и научно-ис­следовательской деятельностью. Занятия на его кафедре велись до февраля 1945 г. в 1941 г. он опубликовал книги «Славяне в Греции», «Старые взаимоотношения населения России». в том же году его избрали членом-корреспондентом Болгарской академии наук. В 1944 г. вышла как бы четвертая часть его «Греко-славянских этюдов» — книга «Греческие заимствования в сербохорватском языке».

Но главным образом он продолжал тру­диться над статьями этимологического слова­ря. работа успешно продолжалась, близилась к концу. Но здесь его ждало несчастье. 30 ян­варя 1944 г. в дом Фасмера попала фугасная бомба. Сам ученый не пострадал, он в это вре­мя находился в бомбоубежище, однако его би­блиотека и рукописи, включая картотеку для этимологического словаря, были уничтожены. Его ученик балканолог Норберт Рейтер (1928­2009) вспоминал об этом событии: «У Фасме­ра была богатая, тщательно подобранная до­машняя филологическая библиотека, которой он очень гордился. когда однажды после бом­бежки он вернулся из подвала в изрядно раз­рушенную квартиру, он в первую очередь бес­

покоился о книгах. Книги, как ему показа­лось, слава Богу, не пострадали; ровными ря­дами они стояли на своих местах. Но при пер­вом прикосновении они рассыпались в прах» [3, с. 116].

Другой бы опустил руки, но русско-не­мецкий характер Фасмера заставил его со­браться с силами и начать формировать биб­лиотеку заново, ездить в разные города, разы­скивая нужные книги. Сразу он пользовался библиотекой Славянского института, а затем другими берлинскими библиотеками. За это время он не издал ни одной книги, не написал ни одной статьи, уделяя все время восстанов­лению картотеки словаря. Всего в список ис­пользованной литературы в этимологическом словаре М. Фасмера включено 500 наименова­ний книг и журналов.

1 октября 1946 г. Макс Фасмер выступил на русском и немецком языках на ужине в честь советских деятелей искусства в «культурном объединении демократического обновления Германии» в Берлине. В 1946 г. находящийся на территории Восточного Бер­лина Славянский институт возобновил свою деятельность. Фасмер читал в нем лекции до конца сентября 1947 г. Но у него не сложились отношения с руководящими вузом коммуни­стами, которые «стремились ограничить сво­боду» его преподавательской деятельности. Особенно напряженными были отношения с деканом философского факультета профес­сором Вольфгангом Штейницем (1905-1967), который, будучи финно-угроведом, взялся преподавать русский язык, русский фольклор, советскую литературу, страноведение СССР. Фасмер в 1947 г. дал отрицательный отзыв В. Штейницу как русисту [3, с. 121].

Исследователь так описывал внешний вид ученого этого времени: «Несмотря на тяжелое время, Фасмер был, как обычно, строго одет в пиджачную тройку — зимой темную, летом светлую. Карманные часы на золотой цепочке делали его облик еще более старомодным. Не­изменными атрибутами высокой, выше метра восемьдесят, фигуры были пальто и шляпа. И если Фасмера без пальто еще можно было уви­деть на улице в сильную жару, то без шляпы — никогда. Он вежливо снимал ее, увидев знако­мую женщину, пусть эта женщина была лишь студенткой первого семестра, а если ему с ней было по пути, — шел со шляпой в руке и от­крывал перед спутницей входную дверь…» [7]. Однако он не был ученым сухарем, погружен­ным только в свои мысли и в науку. В молодые годы М. Фасмер мог с учениками отправить­ся «zum Bier» — пить пиво, рассказывая им во время ресторанных посиделок анекдоты и ве­селые случаи из славистической жизни.

Жизнь в тогдашней Германии была тяже­лой, Фасмер даже ходил собирать крапиву, чтобы чем-то питаться, а тут еще из-за плохо­го питания и отсутствия витаминов началась болезнь глаз, и Фасмер принял приглашение из Стокгольма и уехал с женой Эльзой в марте 1948 г. в Швецию. 2 апреля совет кураторов Стокгольмского университета назначает его ординарным профессором славянских языков с обязательством преподавания современных русского языка и литературы. Наряду с лекци­ями по древнерусской литературе, польской исторической фонетике и морфологии он вел в русском институте университета семина­ры по древнецерковнославянскому языку [3, с. 105]. В одной из своих публикаций ученый дает такое определение этому языку: «Древне­болгарский, или древнецерковнославянский, есть основанный на одном из македонско-бол­гарских диалектов древнейший язык церкви у православных славян, влияние которого в Бол­гарии, Сербии и России ощутимо до сих пор» (цит. по: [там же, с. 106]).

Благодаря нормальному питанию и от­носительно спокойной жизни болезнь глаз в Швеции у Фасмера прошла. 24 мая 1949 г., в день святых равноапостольных первоучи­телей, в конце своего пребывания в Швеции, Фасмер на шведском языке произнес речь о Кирилле и Мефодии. Однако в целом работа в Швеции была Фасмеру не совсем по душе. одна из его студенток вспоминала: «трудно­сти для него начались, похоже, с самого на­чала. одним из факторов было наверняка то, что он почти не владел шведским, а студен­ты не все знали немецкий. <…> К тому же в первые послевоенные годы в стране чувство­валась известная враждебность по отношению к немцам» (цит. по: [Там же, с. 129]). 23 сен­тября 1949 г. он пишет эстонскому лингвисту, автору этимологического словаря эстонского языка Юлиусу Мягисте (1900-1978): «Радости мне здесь было мало». Утешало только то, что у него был свободный доступ к литературе: за два шведских года Фасмер смог восстановить уничтоженную бомбежкой картотеку своего «русского этимологического словаря».

Между тем обе части Германии хотят запо­лучить его в свой университет. 15 июня 1948 г. управление народного образования восточно­го Берлина приглашает Фасмера на прежнее место работы и сообщает о назначении ему как ученому с большими заслугами максимально­го годового жалования в 15 400 рейхсмарок, а также ежемесячного содержания и пенсии членам его семьи (т. е. жене Эльзе) [3, с. 127]. 8 февраля 1949 г. реорганизованный Берлин­ский университет получил имя Вильгельма и Александра Гумбольдтов. Фасмер предпола­гал вернуться в этот университет и в немецкую Академию наук и через советское консульство в Швеции начал оформление виз.

4 декабря 1948 г. в Западном Берлине был создан Свободный университет [25]. 28 янва­ря 1949 г. декан философского факультета на­правляет Фасмеру неофициальный запрос о его готовности стать во вновь созданном универ­ситете профессором славистики. Фасмер отве­чает уклончиво. Большого доверия этот уни­верситет у него пока не вызывал. Возвратив­шись из Швеции, Фасмер предполагал препо­давать в обеих частях города. Свободный уни­верситет в Западном Берлине, кажется, был не против этого, но коммунистическое руковод­ство университета имени Гумбольдтов в вос­точном Берлине настаивало, что ученый дол­жен работать только у них. Фасмер был по­ставлен перед выбором. он вспомнил прежние трения с деканом В. Штейницем и другими ру­ководителями университета, которые привели к его отъезду в Швецию. Но главным толчком послужил переход в Свободный университет уважаемого им философа, профессора Йенского университета Ганса Лейзеганга (1890­-1951). Норберт Рейтер вспоминал: «Фасмер рассказывал однажды, что вновь образован­ный университет не вызывал у него доверия. “Но когда я узнал, — сказал он, — что Лейзеганг в него пошел, я тоже пошел”» (цит. по: [3, с. 136]). В начале октября 1949 г. Фасмер уже в Берлине, он становится ординарным профес­сором и заведующим кафедрой славистики в Свободном университете. В своей первой пу­бличной речи перед студентами и преподава­телями Свободного университета на рожде­ство 1949 г. он говорил: «Пусть вас не поки­дает уверенность, что ваши учителя стремятся поддержать всякое серьезное усилие с вашей стороны и не забывайте, что наука свободна и не переносит никаких политических или кон­фессиональных шор» (цит. по: [Там же]).

Здесь он создает серию публикаций Сла­вянского семинара Свободного университета. Первой книгой этой серии была диссертация его ученицы Гильдегард Шрёдер (1914-1978) о теоретике польского романтизма Мауриции Мохнацком. Она защитила эту диссертацию еще в 1943 г. Макс Фасмер написал предисло­вие для этого издания.

Почти сразу ученый начал обрабатывать рукопись словаря. Издательство «Carl Winter»  Гейдельбергского университета взялось за из­дание словаря. Он выходил отдельными выпу­сками, которые составили три тома. Первый выпуск вышел в свет в 1950 г., завершилось из­дание в 1958 г. всего словарь включал 18 ты­сяч статей. Валентин Кипарский (1902-1983) назвал это издание памятником долговечнее меди — слова­ми оды Квинта Горация Флакка (65-8 годы до Р. Х.) «К Мельпомене», известными нам по эпиграфу к «Памятнику» А.С. Пушкина. Раз­мышляя о своем словаре, М. Фасмер сказал: «Если бы мне пришлось начать работу снова, я уделил бы больше внимания калькам и сема­сиологической стороне» [20].

В 1956 г. в честь 70-летия Фасмера вышел юбилейный сборник [23]. Его подготовили сподвижница ученого во всех делах Маргарете Вольтнер (1897-1985) и ученик Герберт Бройер (1921-1989). Во многих публикациях указано, что сборник вышел в Берлине, но на самом деле его издало в Висбадене известное издательст­во «Гаррасовитц», основанное в 1872 г. Отто Вильгельмом Гаррасовитцем (1845-1920), а в Берлине сборник был подготовлен как 9-й том публикаций славянского семинара Свободно­го университета. В сборнике опубликовали свои работы многие известные ученые: фран­цузский лингвист Эмиль Бенвенист (1902­1976), немецкий славист Эрвин Кошмидер (1896-1977), российско-немецкий литературо­вед Дмитрий Иванович Чижевский и др. В нем же был приведен список трудов Фасмера, ко­торый подготовила М. Вольтнер.

В том же году Макс Фасмер вышел на пен­сию. А в 1956 г. он приехал в Москву для уча­стия в работе Международного комитета сла­вистов. В 1957 г. он руководит изданием пер­вого русского обратного словаря Р. Греве и Б. Крёше, который выходит отдельными вы­пусками в течение двух лет [24].

В сентябре 1958 г. Фасмер снова приезжа­ет в Москву, на этот раз он участник IV Съез­да славистов, на котором в программе стояло и обсуждение его этимологического словаря. На открытии съезда он говорил по-немецки, во время дискуссии на лингвистической сек­ции и в заключительной речи на закрытии — по-русски. В последнем выступлении он по­благодарил организаторов съезда «за оказан­ное нам обычное московское гостеприимство» [3, с. 105]. Во время обоих визитов Фасмера

в Москву с ним общался тогда еще молодой ученый, уроженец Сталинграда Олег Никола­евич Трубачёв (1930-2002). Тогда и возникла мысль о русском переводе этимологического словаря. Узнав об этом, Фасмер пишет письмо академику Виктору Владимировичу Виногра­дову (1894-1969). В ответ О.Н. Трубачёв по­слал ему образец перевода с примерными до­полнениями в квадратных скобках.

В декабре 1959 г. состоялось пятое расши­ренное пленарное заседание Словарной комис­сии отделения литературы и языка АН СССР, которое было посвящено обсуждению перево­да этимологического словаря Макса Фасмера на русский язык. 29-летний младший на­учный сотрудник института славяноведения АН СССР кандидат филологических наук Олег Николаевич Трубачёв начал переводить словарь Макса Фасмера. Договор с ним был заключен Издательством иностранной лите­ратуры еще в январе 1959 г. В апреле 1961 г. двухлетний труд был завершен [20]. Молодой переводчик признавался: «доставляло истин­ное удовольствие переодевать труд Фасмера по-русски». Рецензент русского перевода Кла­ус Мюллер высоко оценил труд молодого рус­ского ученого: «объем при переводе по срав­нению с немецким оригиналом вырос благода­ря дополнениям Трубачёва более чем на одну треть». Словарь состоял уже из четырех томов.

В 1961 г. философский факультет Бон­нского университета присвоил Фасмеру зва­ние почетного доктора (Doctor honoris causa). Под его руководством начал издаваться 6-том­ный «Worterbuch der Russischen Gewassernamen» («Словарь русских гидронимов») [39].

30 ноября 1962 г. Макс Фасмер скончал­ся. он похоронен в Берлине на кладбище еван­гелического прихода Николасзее (Nikolassee) рядом с супругой Эльзой, умершей в 1960 г. В 1987 г. Сенат присвоил их захоронению статус почетной могилы (Ehrengrab).

Первый том «русского Фасмера» был из­дан в 1964 г., последний — в 1973 г. Тираж пер­вого издания был 10 тысяч экземпляров. Поз­же словарь несколько раз переиздавался.

После кончины выдающегося ученого в основанном им журнале «Zeitschrift fur slawische Philologie» была опубликована пол­ная библиография его трудов и статьи учени­ков и последователей. Ближайшая сподвижни­ца М. Вольтнер писала: «Не в последнюю оче­редь благодаря этой своей работе Фасмер вой­дет в историю славянской филологии как до­статочно осторожный, в научном и лингвисти­ческом отношении в высшей степени сведу­щий ученый, этимолог, работающий по своей собственной методике, возможно, как венец и вершина совершенно определенного лингви­стического направления» [38, с. 21]. 6 февраля 1963 г. в Свободном университете было про­ведено заседание, посвященное памяти Мак­са Фасмера. С обстоятельной речью выступил Валентин Кипарский, сменивший этимолога на кафедре в 1955 г. рассказывая о трудных условиях жизни Макса Фасмера, он заканчива­ет речь об ученом такими словами: «и то, что он в таких обстоятельствах все же создал свои труды, заслуживает величайшего восхищения как у современников, так и у потомков» [26].

В 1964 г. было начато издание 11-томни­ка «Russisches Geographisches Namenbuch» («русский географический топонимический словарь»). На обложке отмечалось, что он был основан Максом Фасмером (begrundet von Max Vasmer) [30]. Завершилось издание в 1989 г.

В обеих Германиях в 1986 г. было широ­ко отмечено 100-летие со дня рождения Макса Фасмера. 28 февраля в Западном Берлине было проведено заседание, посвященное этой дате, на следующий год в издательстве «гаррасо- витц» Норберт рейтер издал небольшую книгу памяти учителя [27]. Были опубликованы ста­тьи в журнале «Zeitschrift fur slawische Philologie» [21]. Основанный в 1956 г. в ГДР в про­тивовес фасмеровскому журнал «Zeitschrift fur Slawistik» посвятил целый номер этой дате [22; 28; 29; 37; 40; 41].

В России не забывают о своем бывшем земляке и выдающемся русско-немецком уче­ном, сделавшем многое для исследования рус­ского языка и российской культуры. Обсто­ятельные статьи о его жизненном и творче­ском пути опубликовали О.Н. Трубачёв [15­17], М.И. Чернышева [20], Л.В. Куркина [9], О.В. Никитин [10], М.Т. Валиев [4] и другие исследователи [18]. Память о Максимилиане Романовиче Фасмере жива в русской лингви­стике, в нашей стране.

Список литературы

1. Аникин А.Е. Омраченный юбилей [Элек­тронный ресурс] // ТрВ-Наука. 2018. 17 мая. URL: http://trv-science.ru/2018/05/17/omrachennyj-yubilej/ (дата обращения: 10.06.2018).
2. Благово Н.В. Школа на Васильевском остро­ве: Историческая хроника. Ч. I: Гимназия и реаль­ное училище Карла Мая в Санкт-Петербурге. 1856­1918. СПб.: Наука, 2005.
3. Бобрик М.А. Загадочный псалом Макса Фас­мера и его биографический контекст // Slovene / Словене. 2012. № 1. С. 100-144.

4.Валиев М.Т. Макс и Рихард Фасмеры — вре­мя и судьбы // Немцы в Санкт-Петербурге: Биогра­фический аспект. XVII-XX вв. / отв. ред. Т.А. Шра­дер. СПб.: Изд-во МАЭ РАН, 2012. Вып. 7. С. 291­303.

5. Волков С.С., Приёмышева М.Н. Педагоги­ческое наследие М.И. Михельсона: к 180-летию со дня рождения лингвиста // Рус. яз. в шк. 2005. № 1. С. 56-62.
6. Гавдис В.П. Лингвистическое направление «Слова и вещи»: автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974.
7. Демидов В. Русский немец белокурый. [Электронный вариант]. URL: http://www.proza. ru/2012/04/02/1975 (дата обращения: 23.07.2018).
8. Корш Ф.Е. Отзыв о сочинении М.Р. Фас­мера «Греко-славянские этюды. III. Греческие за­имствования в русском языке» // Сборник отче­тов о премиях и наградах за 1909 г. (Премии имени М.И. Михельсона). СПб.: Тип. Имп. акад. наук, 1912. С. 561-623.
9. Куркина Л.В. Макс Фасмер и его этимологи­ческий словарь // Рус. речь. 1990. № 5. С. 103-108.
10. Никитин О.В. М.Р. Фасмер и его «Русский этимологический словарь» // Рус. яз. 2003. № 4. С. 90-95.
11. Рева Л.Г. До бiографiчних джерел i творчостi Ватрослава Ягича // Компаративнi дослiдження слов’янських мов i лiтератур: збiрник наукових праць. Вип. 16. Ки iв: Вид-во Киiв. нац. унт-ту iм. Тараса Шевченка, 2011. С. 333-338.
12. Сакулин П.Н. Научно-общественная дея­тельность А.А. Шахматова // Известия отделения русского языка и словесности Академии наук. 1920. Т. 25. С. 302-311.
13. Симонов Е.Д. Молодость Н.В. Крыленко // Прометей: Ист.-биогр. альманах серии «Жизнь за­мечательных людей» / сост. В.И. Калугин. М.: Мол. гвардия, 1983. Т. 13.
14. Толстой Н.И. Об авторе этой книги // Унбегаун Б.О. Русские фамилии / пер. с англ.; общ. ред. Б.А. Успенского. 2-е изд., испр. М.: Прогресс, 1995. С. 434-439.
15. Трубачёв О.Н. Из работы над русским Фас­мером: К вопросам теории о практики перевода // Вопр. языкознания. 1978. № 6. С. 15-24.
16. Трубачёв О.Н. Об этимологическом слова­ре русского языка // Вопр. языкознания. 1960. № 3. С. 60-69.
17. Трубачёв О.Н. Послесловие ко второму из­данию «Этимологического словаря русского язы­ка М. Фасмера // Фасмер М. Этимологический сло­варь русского языка / пер. с нем. О.Н. Трубачёва; под ред. Б.А. Ларина. 2-е изд., стер. Т. I. М.: Про­гресс, 1986. С. 563-573.
18. Фасмер Макс // Юдакин А.П. Ведущие язы­коведы мира: энциклопедия. М.: Сов. писатель, 2000. С. 754-757.

Чернышёв В.И. Из воспоминаний об Алек­сее Александровиче шахматове (1864-1920) // Его же. Избранные труды: в 2 т. М., 1970. Т. 2. С. 655­674.

Чернышева М.И. Макс Фасмер (1886­1962). Очерк жизни и деятельности [Электронный ресурс]. URL: http://gramota.ru/biblio/magazines/gra mota/28_150 (дата обращения: 14.08.2018).

В.И. Супрун, Е.В. Брысина