Первоапостольское предание хранит название улицы Прямой в Дамаске как знак прозрения апостола Павла – провозвестника и одного из строителей Церкви Христовой. Но путь к ее началу открывается в предместье Дамаска, на дороге из Иерусалима. В том месте город впервые открывается взгляду во всем историческом и современном достоянии. Трижды упомянуто это место в Деяниях, причем два раза в словах Евангелиста и спутника апостола и единожды в изложении апостольской речи. “Местом озарения” называют это холмистое нагорье, сложенное красными песчаниками, окаймленное оливковыми рощами и садами расположенных на нем деревень. В память о происшедшем, французами в двадцатые годы поставлен каменный крест, а Русская Православная Церковь в шестидесятые годы того же, двадцатого, столетия построила Храм Озарения Святого апостола Павла. Белокаменная, скромная в убранстве свеча-ротонда храма ныне опекается Православными братьями-антиохийцами, создавшими монастырь того же имени и ведущими службу силами одного единственного насельника-настоятеля.
Дороги “Сирийской экспедиции” привели нас в это святое для всех христиан мира место в самом конце путешествия. Мы уже прошли по Прямой улице, побывали в домике лекаря Анания, принесшему апостолу исцеление от слепоты Божьим словом, зашли не в один постоялый двор, подобный тому, что приютил ослепшего, яростного гонителя первохристиан Савла, постояли в прохладе древних ворот Баб Киссан, откуда, в корзине, за пределы городской стены, был спущен прозревший Павел, уверовавший и понесший свет Веры по всему языческому Востоку, вплоть до Рима.
Мы зримо, в образах и в лицах представили все происходившее с первоучителем и утвердились в конкретном ощущении величия смысла происшедшего в Дамаске немногим менее двух тысяч лет назад.
Но здесь, на высоте древнего предстояния у порога Веры, нас ждали впечатления иные.
Нашему путешествию по Сирии сопутствовало солнце. Оно приветливо согревало нас в прибрежной Латакии, нещадно палило на развалинах Пальмиры, поддерживало теплом в пути к святыням монастыря святого Симеона, на бастионах Алеппской цитадели, согревало в долине Оронта и у стен монастыря святого Георгия.
Дорога была благостной и настраивала на добродушие и благоприятное восприятие увиденного. Нам говорили, что близиться время осенних дождей, что вот-вот наступит непогода, на что руководитель экспедиции, невозмутимый профессор Володин возглашал свое торжественное: “Иншалла”.
Стоило нашей машине остановиться на площадке у храма озарения, как разразилась гроза. Шквал рвал красную пыль, поднимал ее над дорогой и облаками, уносил вниз к Дамаску. Молнии, с непостижимой частотой, секли затянутое серой пеленой небо, змеились вдоль горного хребта, рассекали сады и поля предместья. Все ревело, гудело, хлестало нитями дождя и взбесившимся песком.
Дойти до храма от машины, а тем более присмотреться к чему-либо близь и вдали лежащему, было делом непростым. Не в такой ли день приблизился к древнейшей из столиц мира соучастник убийства ученика Господня Стефана, ревностный гонитель и сокрушитель христианства Савл?
Быть может, именно так его встретил глагол самого Господа? И, вероятно, так был он ослеплен и сокрушен в своем искреннем неверии, чтобы в ужасе слепоты и боли получить голос надежды от того же Всещедрого Отца небесного.
Мы стояли в храме, вежливо слушали монаха-антиохийца, а всем вниманием были там, за гремящими, рвущимися с петель вратами храма, где происходило мистическое соприкосновение сил небесных с греховной плотью лукавой и гордой земли. Не по себе становилось в тиши храма от этого страшного и великого напоминания о некогда происшедшем и определившим ход и течение человеческой истории, событии.
Чрезмерная писательская и ученая впечатлительность не была причиной такого восприятия происходившего.
Мы знали, что Восток, как и весь мир, оказались в преддверии новых потрясений. Мы и пришли сюда, к святыням прекрасной Сирии, чтобы основательнее и полнее разобраться в соединяющей мусульман и православных истории, найти корни и определить возможности духовного и политического взаимодействия. Мы с Эдуардом Федоровичем Володиным, нашими друзьями-востоковедами Олегом Фоминым и Владимиром Щедриным, политиками Сергеем Гавриловым, Александром Шеиным, Сергеем Исаковым, писателями Халидом Алиясом, Юрием Лощицем, Сергеем Куличкиным, Сергеем Котькало, Александром Сегенем – со всеми, кого и не перечислить в силу их множества – более десяти лет трудимся и путешествуем, скрепляя непрочный мир Православной России и исламского Востока пред надвигающейся пастью жрущего, вопящего, лгущего и всеразлагающего под единой маркой “Pax Americana” зверя, чей приход и наступление был предсказан в откровении святого евангелиста Иоанна.
Мистическая загадка Востока, величественное и неторопливое существование его под сенью пророческих истин лучше других, как мне кажется, выразил один из наших предшественников, мудрый писатель и путешественник Василий Иванович Немирович-Данченко:
“Суетливая, наглая Европа врывается в священный покой мистического Востока… Сотни новых богов банка, биржи, вывозы и ввозы, хищничества и воровства, подкупа и насилия, громят бронированными кулаками старую бронзу этих ворот, на которых еще цело киноварью по золоту в бесчисленных арабесках молитвенное восклицание:
– Нет Бога, кроме Бога!
И они стоят, за ними, как и много веков назад, под тяжелыми куполами мечетей, молчит и ждет созерцательный Восток. Молчит и ждет, чутко прислушиваясь к молитвам муэдзинов с высоты минаретов, к стихам Ал Корана в сумраке михрабов…
Молчит и ждет…
Не будите Востока!
Вспомните, какой бешеной волной он некогда прокатился из Аравии в Индию и Китай, из Сирии по всему северу Африки, в Иберию Готов, пока не встретил равных ему стихий: Великого и Атлантического океанов.
– Не заснул, а только отдыхает, в блаженных ясновидениях пылающего неба.
Не будите его!
Его Нирвана только сон. Пробудясь, Ислам все зальет своею и вашею кровью. На ней выросли эти кипарисы Скутарийских кладбищ и прекрасные розы Гюль-Гана “Сладких вод”. Ею окроплены белые в алых брызгах лилии Дамаска. В огне Ислама горят и не сгорают пахучие кисти Гафиса, растрескалась и жаждет новой кровавой Чаши высохшая и жаркая почва Алеппо и Мосула. Не умерло семя боевого восторга в Дамаске, в долинах Тигра и Евфрата… Спит, или ждет? К чудесным легендам былого величия прислушивается сказочный Багдад… И великолепная Бассора на Шат-Эль Арабе…
Не будите их.
Тот, кто не щадит свою жизнь, равнодушен к смерти иных племен. Он не страшен, пока, скрестив ноги на полинявшем ковре, сидит в прохладном сумраке и перед дымящею чашкой ароматного кофе, следит за причудливыми рисунками дыма из ворчливого наргиле. Следит и наяву видит яркие сны сквозь полуопущенные, длинные ресницы. Или на плоской кровле, сотворив намаз, под чистым звездным небом замирает в неподвижности, чтобы не нарушить ему одному понятного таинства его души…
Не будите Востока!”
К сожалению, слова русского мудреца, не были услышаны теми, кто чужд апостольских и писательских пророчеств, и жаждет легкой добычи вопреки любому здравому смыслу.
У них, бессмысленных, иные правила и законы, распространению которых всеми силами души, молитвы и физически должен противостоять каждый честный человек. Для них, в отличии от нас, мир разделен на лучших и худших, цивилизованных и нецивилизованных, они не следуют урокам истории, потому что не знают ее, занятые одним лишь скотским исполнением своих похотей.
У современников еще есть свой путь к Прямой улице, но начинается он на просторах жестоких и ослепляющих озарений.
Вернувшись в Дамаск, мы почувствовали и поняли праведный смысл нашей Сирийской экспедиции, спасительный для России смысл встречного движения на Восток, в уважении живущих здесь, в строгом следовании христианской традиции, некогда воплотившийся в этих землях и пределах великой Византии, передавшей чистоту и свет Православия Русской Православной Церкви.
К несчастью, от нас ушел Эдуард Федорович Володин – подлинный православный сын России, понимавший смысл и слово Озарения, некогда происшедшего в центре Востока, на земле, бывшей и остающейся до скончания времен колыбелью человечества.
Мы все вернулись в Россию, а он ушел от нас к горным пределам, тем, что значительно выше снегов Ливанского хребта, и даже выше крестов заоблачного монастыря Херувимов в Сейднайе, где все мы вместе молились о мире и благодати для всех ныне сущих.