И во сне плела забота…
Из новой книги
***
За окном — аморфное мерцанье,
словно там не улица — дыра.
Выхожу, как будто на дознанье
вызвали свидетелем с утра.
Шествую по скверам и вокзалам,
наблюдаю, на мосту маяча, как
первый снег откуда-то с Урала
контрабандой тащит товарняк.
В парке гляну меж деревьев, издали —
по аллее вброд, как по реке,
Двое бродят, и транзистор их
мается тоской на поводке.
И пока по вязким лужам шлёпаю,
небеса раскаркано пестрят —
муторно прощаются с Европою —
птицы те, что в Турцию летят.
Серые, застыли у дорог
тополя, как свёрнутые флаги.
Каждым звуком, кажется, продрог
надоедливый вороний шлягер.
Кажется, какого бы рожна
мне бродить по дну больного неба?
Из окна не видно, как важна
для бездомных псов краюха хлеба.
***
Всё убого и плоско,
и надо подняться.
Ты! Чудовище Босха
с улыбкой паяца!
Есть предсмертный уют,
после пытки блаженство.
Слышишь: птицы поют? —
Им дано совершенство!
Птаха с глупым лицом,
ты не знаешь, певунья,
нужно быть мудрецом,
чтоб дойти до безумья.
Если сможешь посметь
говорить без обмана,
суть должна кровенеть,
как глагол Иоанна.
Спеть хотел бы я всласть,
так могуче и гордо,
чтобы песня, лиясь,
распанахала горло.
Чтобы в серую муть
всё, что было со мною,
не словами плеснуть —
этой алой струёю.
Чтобы мир, посвежев,
в синем глазе прозренья
не лишался уже
своего вдохновенья!
ЗВЕЗДА
И во сне плела забота
свою сеть — тоска одна…
Я проснулся, словно кто-то
меня выдернул из сна.
Я вскочил оторопело
с тихим возгласом: «О, да!»—
на меня в окно смотрела
слишком пристально звезда.
И такое ощущенье
было, словно все обиды,
сердца тайные мученья
взгляд её, в одно мгновенье
душу высветив, увидел.
И тогда сквозь бездны мира
луч звезды свободно, гордо
устремился, как рапира,
и в моё вонзился горло.
«Пой, — сказал мне свет, — отныне
голос твой услышан будет,
оживёт дыханьем в глине,
силы спящие разбудит!
Ты во сне коснулся тайны,
роковой для твари тленной;
человек бывает равным
в миг прозренья всей вселенной.
Ты и я — в родстве, по краю
бездны бродим в круговерти.
Люди, звёзды умирают,
но родство сильнее смерти.
Примем участь как блаженство —
светом, звуками излиться.
Нам простят несовершенство,
но молчанье не простится.
Жизнь в нас жаждет, чтоб отдали
мы еёТворцу без торга;
чтоб познали, что печали —
лишь одежды для восторга.
Суть твоя теперь открыта
всем ветрам, и, может статься,
твоя лучшая защита —
нежеланье защищаться.
Я — звезда твоя, и светом
одеваю прах твой голый;
ты — ничто, так стань поэтом —
мне нужны твои глаголы!»
И звезда свой луч, как жало,
обломив в одно мгновенье,
вновь звездой обычной стала —
где была от сотворенья.
Я смотрю заворожённо
в небо: кто же ты такая
из созвездья Ориона
Ригель бело-голубая?! Сергей Ташков (Белгород)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
| 