Данный очерк не претендует на всеобъемлющее отражение богатства выведенных у Леонова характеров. Мы просто надеемся дать типологию его героев и персонажей.
1.Мужики
Отношение писателя к мужикам определилось в 1927-1928 гг., когда были созданы «Необыкновенные рассказы о мужиках». Думается, что их можно назвать художественной иллюстрацией к публицистической книге Горького «О русском крестьянстве». Главным качеством мужиков писатель считает безудержную жестокость. Чего стоит одна картина того, как мальчишки играют котенком в футбол (рассказ «Месть»). В рассказе «Возвращение Копылева» мужики решают выпороть красного карателя Мишку, говоря: «Не ждали мы от тебя подобного злодейств мужикам– а, Миша! Полдеревни по ветру пустил, старшине два пальца срубил в допросе, а ныне дитем прикидываешься. Это серость твоя, Миша. Утешь сердце, хошь побить себя дай». В рассказе «Приключение с Иваном» погибает ни в чем не повинный безответный глухонемой Иван, потому что мужикам надо выместить на ком-то свою злобу.
Крайняя жестокость мужиков сочетается с жадностью и безоглядным невежеством. В рассказе «Темная вода» крестьянка Мавра не может поверить фельдшерице, что ей срочно надо показаться городскому врачу, и дважды берет деньги из ее шкатулки.
Однако писатель не отказывает мужикам в своеобразной крестьянской сметке. Так, мужики из «Возвращения Копылева» все-таки решают сохранить ему жизнь и после жесточайшей порки вызывают к нему знахаря. Мишка постепенно приходит в себя и даже собирается жениться.
Роман Леонова «Барсуки» ценен не столько индивидуальными, сколько коллективным портретом русского крестьянства. Причиной Гражданской войны в бывшем селе Архангеле, разделившемся на две деревни – Воры и Гусаки – писатель изображает соперничество из-за Зинкина луга, который советская власть отдала Гусакам. Безусловной удачей художника является одна из финальных сцен романа: пока Павел и Семен дискутируют, их сторонники вполне дружелюбно общаются между собой, так что, если бы не главари барсуков и красных, крестьяне давно уже могли бы замириться.
Вероятно, самый яркий образ крестьянина у Леонова – это Леонтий, сводный брат Митьки Векшина из романа «Вор». Он умен – прекрасно понимает, каким ремеслом живет Векшин. Понимает, как сложилась жизнь Манюкина. Относительно Митьки он ссылается на слова своего друга Федосея Кузьмина: «Нонче они такие, говорит, дела заворачивают, – что на весь свет, а то и поширше, раз с Богом места не поделили».
Когда в Водянец приезжает совершенно опустившийся Манюкин (а Леонтий знает, что он доводится отцом и ему, и Митьке), Леонтий выгоняет его, выслав ему на дорогу краюшку хлеба. «Хлебушком-то глубже кнута прохлестнешь». Между тем, он жесток и скуп, и эти качества доведены в нем до предела.
До сих пор речь шла о крестьянских образах, созданных Леоновым в реалистическом ключе, на основании которых можно сделать вывод, что отношение писателя к крестьянству было, мягко говоря, сложным.
Но есть у Леонова образ крестьянина, созданный в мифопоэтическом плане. Это Калина Глухов из «Русского леса». Калина предстает как истинный хозяин леса, «грозное существо сверхбогатырского телосложения и замысловатого озорства». Ходят слухи, что Калина был «подручным самого Разина», правда, потом выясняется, что Калина просто был солдатом «бессрочной царской службы», который, в частности, учил детей любить русский лес, ибо «прозябает землица без своей зеленой шубейки и здоровье станет у ней шибко колебательное». Именно его поучения привели к формированию психологии Вихрова как защитника русского леса. Калина выступает как хранитель природы вообще, причем эта его миссия приобретает сакральный характер. Он хранит и те священные для Ивана Матвеича места, в которых рождается из маленького, казалось бы, родничка исток великой русской реки. «…за протекшие годы светлый образ Калины порасплылся и затуманился в памяти Вихрова, но вместе с тем приобрел какие-то новые черты ужасающего величия и бессмертия, помимо тех, которыми наделила его ребячья мечта». Наименование «rex tremendae majestatis» (царь потрясающего величия) обычно означает Христа, так что Калина действительно приобретает черты божества.
В конце романа «Русский лес» Иван Матвеич приходит к истоку реки, вслух здоровается с Калиной «и тем маленьким, сердитей ежика божеством, что жило здесь, под древней ледниковой скалою». Герой отчитывается перед ними за четыре десятилетия своей жизни. О Калине говорится, что он «запросто принимал обличье дерева или тумана, осеннего ветра и задремавшего кота.» Иван Матвеич увозит с собой в Москву внука Калины, маленького Калинку, и в этом видится залог продолжения природы и, в конечном итоге, России.
Обобщая принципы изображения Леоновым мужика, надо сказать, что писатель воспринимает его во времени как воплощение жестокости, а в вечности – как хранителя России, граничащего по своим талантам и возможностям с Божеством.
2.Воительницы
Этот раздел можно было бы назвать иначе. Т.М.Вахитова предложила для соответствующей группы героинь (Налька, Настя, Манька Вьюга, Юлия Бамбалски) название «ведьмы» [1,c.35]. Мы предлагаем другое наименование, ибо этот тип героинь встречается у Леонова почти в каждом произведении, и в отношении многих из них можно сказать то, что Н.А.Грознова сказала о Маше Доломановой, несмотря на все леоновские поправки и коррекции этого образа: «Образ Маши Доломановой неизменно влечет за собой представление о России, напоенной нравственной чистотой, которая, казалось, была рождена самой прозрачной Кудемой» [2,c.222]
«Люблю тебя за то, что ты не жалеешь меня,– самыми скрытными векшинскими мыслями звенел Донька. ….– Ты и есть Кудема, речка, бегучая вода… Твои глаза во тьме отыщут, , чего и при солнце не видать другой. Разум мой весь исцарапан твоими ноготками, и когда ты наконец догонишь меня с ножом, все равно буду твой».
Маша Доломанова, ставшая Манькой Вьюгой, – самая яркая представительница клана воительниц, в который, в частности, входят Настя из «Барсуков», Сузанна из «Соти», Скутаревская, Лиза Похвиснева и Марина Сабельникова из «Дороги на Океан», Елена Ивановна и Поля Вихровы из «Русского леса» и, наконец, Юлия Бамбалски из «Пирамиды». Очевидно, что далеко не все они даны со знаком минус. Наличие в художественном мире Леонова этих воительниц отражает процесс эмансипации женщины, характерный для ХХ века. Воительницы расходились с леоновским идеалом женской судьбы, который сводится в пушкинским словам «верная супруга и добродетельная мать», но примечательно, что женщин, соответствующих этому идеалу, у Леонова почти и нет, если не считать Прасковьи Андреевны из «Пирамиды», но жизнь героини складывается так тяжело, что ее трудно назвать идеальной.
Манька Вьюга, вероятно, в максимальной степени воплощает собой разлом, характерный для ХХ века. Как говорит Фирсов,она "бешено стремится отомстить всем за Агееву близость». Внешне она напоминает Настасью Филипповну из «Идиота»,но образ ее нравственно снижен по сравнению с образом героини Достоевского. В последнем эпилоге к «Вору» больная дурной болезнью Манька Вьюга появляется в юбке полутюремного покроя. Так заканчивается жизненный путь героини, в значительной степени олицетворяющей собой Россию.
Совсем иначе изображена Сузанна Ренне из «Соти». Если Манька Вьюга наделена пусть порочной, но женственностью, то Сузанна говорит о себе: «…какая же я баба! Я тоже по мужской отрасли работаю». Увадьев встречает ослепшую мать Сузанны, спрашивает, как относится к болезни матери ее дочь, и слышит в ответ:
– Она занята, работает.
– Куда же вы теперь? У вас найдется кто-нибудь на свете, кроме дочери?»
В духе времени вдова Ренне отвечает:
«– Благодарю вас, это не имеет значения, я умею делать туфли… мягкие – для ночной ходьбы.
– Тогда порядок, – сказал Увадьев и успокоенно занялся газетой»…
Но, если Сузанна описана с явным осуждением, то в «Дороге на Океан» писатель почти не осуждает, – он скорей просто констатирует , что для женщины ХХ века главным является не семья, а работа.
Так, Елена Ивановна Вихрова из «Русского леса» бросает мужа и едет в родные места на Енгу, где становится фельдшерицей и доказывает односельчанам , что она не просто бывшая воспитанница помещицы, а полезный член общества. Елена Ивановна проявляет такое служебное рвение, что часто и дочку свою бросает на попечение чужих людей. Иван Матвеич спрашивает у бывшей жены:
«– Но теперь-то счастлива ты, по крайней мере?
Она помялась:
– Конечно, старую болезнь свою я залечила… признанный член общества теперь. И если только счастье происходит от сознания своей необходимости для людей… т о, пожалуй, да…
В глазах у этой женщины теплился теперь ровный, неомраченный свет того полного бесстрашия, что, пожалуй, происходит лишь от близости к вечным родникам жизни или от постоянного общенья с простыми, чистыми людьми».
И, наконец, Юлия Бамбалски из «Пирамиды». Леонов считал обеих главных героинь «Пирамиды» -Дуню и Юлию– женщинами незаурядными и видел вину конъюнктурного режиссера Сорокина в том, что тот прошел мимо их жизненных историй. Помня легенды о том, как ангелы вступали в связь с дочерями человеческими и от этих союзов рождались исполины, Юлия также ждет от Дымкова cоответствующей услуги. В личных беседах Леонов всегда называл ее потенциальной матерью антихриста.
Так или иначе, воительницы, хотя и отражают в своей судьбе реалии ХХ века, очень редко бывают по-настоящему счастливы, может быть, потому что недооценивают тех достоинств домашнего очага, которые они так яростно игнорируют.
3.Кроткие
Думается, что это наиболее близкие сердцу писателя героини. Одна из первых в их галерее – Елена, героиня повести «Конец мелкого человека». Кротость и смирение она проявляет, прежде всего, по отношению к происходящим в стране событиям: терпеливо варит лошадиную голову, безропотно стоит в различных очередях, но главное – духовно поддерживает брата, не давая ему сойти с ума. «…я уже знаешь, ни на Бога, ни на кого не сержусь», – говорит она брату. Елена умирает, а брат ее Федор Андреевич погружается в бездну безумия.
Немало кротких героинь – Таня Векшина, Зина Балуева, Ксеня Бабкина– в «Воре», и все они противостоят инфернальной воительнице Маньке Вьюге.
«Слыхала про тебя, а не знала, какая же ты злая! – говорит Зина Маньке.– Черная вся, яга!».
Главной силой, противостоящей Маньке, является Таня. Обреченность этой героини ощущается на всем протяжении романа. Таня погибает при исполнении опаснейшего циркового прыжка– штрабата. Но даже самой своей смертью она заставляет своего брата и жениха задуматься о самом главном. Николка говорит, что надо бы над покойницей почитать Псалтырь – на что Векшин скептически не соглашается. Но Николай приходит к мысли о том, что «кабы дружно, всем человечеством во что поверить, гора встала бы и пошла. Вера всему нужна».
Если Таня является блестящей цирковой звездой, то Зина – певичка в захолустном кафе-шантане. Но обеих женщин отличает высокая степень жертвенности. Беззаветно любя Митьку и зная, что надеяться на ответные чувства бессмысленно, Зина тем не менее делает все ради Митьки, постепенно попадая из-за этого в кабалу к обывателю Чикилеву.
Ксеня– вышедшая на панель дочь сенатора, ставшая женой Саньки Бабкина (Велосипеда). Все свои усилия она направляет на то, чтобы вернуть мужа к честной жизни. Понимая, что ей не справиться с противодействием Векшина, она, по словам Саньки, « интересоваться про тебя зачнет, кто ты таков, да русский ли, мать была ли, да имеется ли в тебе сердце хоть с горошину». Ксеня гибнет не столько от туберкулеза, сколько от своей жизненной трагедии.
Может быть, самой сильной в своей кротости героиней является Евгения Ивановна из одноименной повести. Она вроде бы не сопротивляется своей судьбе, а как бы плывет по течению и таким образом оказывается в эмиграции. Случайно ей, казалось бы, удается устроиться в жизни, но тут оказывается, что жить без Родины она не может. И тогда уже Евгения Ивановна начинает сопротивляться своей судьбе. Несмотря на то, что у нее есть преданный муж и рождается ребенок, она умирает, не выдержав ностальгии.
Апофеозом кротости и, по-видимому, одной из любимейших героинь самого Леонова является Дуня Лоскутова, «юная девушка в венчике из плетеных косичек», встретившаяся автору в храме. Дуня – ясновидящая, и обеспокоенные этим родители призывают к ней психиатра, который заявляет о ее полной психической адекватности. Но сам автор, по-видимому, считает, что Дунина кротость и «неотмирность» уже в наше время не воспринимаются как норма жизни. Между тем, Дуне уготована великая миссия. Правильно уловив, что на карту поставлено само существование человечества, Дуня надеется отмолить его у Бога. Кроме того, она видит, что на земле ангел Дымков, с одной стороны, обрастает телом, отчего уменьшается его дар чудотворения, а с другой,– ему грозит опасность и от семьи Бамбалски, меркантильно эксплуатирующих его дар, и от Сталина, призывающего его «укротить похоть и мысль». Дуня уговаривает Дымкова покинуть землю и до последней минуты его на земле сопровождает его. Дальнейшая судьба ее, как и ее семьи, неизвестна.
Вообще же из всего вышесказанного напрашиваются следующие выводы. Самому Леонову духовно ближе кроткие героини, но в то же время он показывает их нежизнеспособность в условиях России ХХ века. Умирает Елена Андреевна из «Конца мелкого человека», погибают Таня Векшина и Ксеня Бабкина, несчастна Зина Балуева, также уходит из жизни Евгения Ивановна, неизвестно, как складывается судьба Дуни, хотя предчувствия у нее были благоприятные. На смену кротким идут воительницы – Манька Вьюга, Елена Ивановна, Юлия Бамбалски. Гибель кротких и победу воительниц Леонов воспринимает как знамение времени , и он не столько осуждает кого-либо из своих героинь (кроме Маньки Вьюги), сколько стремится запечатлеть дух эпохи. Даже Юлия Бамбалски описана со своеобразной симпатией, как женщина, поставившая перед собой необычную цель. Судьба ее антипода – кроткой Дуни – также оказывается под вопросом. Из того, что ангел Дымков не осел на земле, а вернулся в свои заоблачные дали, можно сделать вывод, что Дуня преуспела в своих молитвах, но не надо забывать, что действие романа происходит накануне войны и неизвестно, какая судьба может постигнуть бывших обитателей домика со ставнями.
4.Коммунисты
Один из первых у Леонова образов коммунистов – это Мишка Копылев из рассказа «Возвращение Копылева». Вина его для Леонова несомненна, ибо к порке его приговаривает весь крестьянский мир, но этот мир его и прощает, и вместе с миром его готов простить и автор, описывающий Мишку с определенной симпатией.
Совсем не так изображен коммунист Антон (Павел). в «Барсуках». Вот что говорит о нем Брозин: «А большого, знаете, размаха человек. В губкоме его очень хвалили… В Самаре в неделю справился!» И еще: «Лицо Антона было серо, точно всю жизнь в сумерках прожил».
Леонов не показывает эволюции образа: его товарищ Антон, оставленный автором в начале романа, затем, в качестве зрелого большевика, возникает уже в его конце. Но ему писатель доверяет некоторые свои заветные мысли, например: «Мне вот третьего дня в голову пришло: может, и совсем не следует быть человеку? Ведь раз образец негоден, значит – насмарку его? Ан нет: чуточку подправить – отличный получится образец… думать о большом и главном всегда на просторе нужно, под звездным небом, например!»
Павел предстает в романе как хозяин жизни, властно говорящий Семену: «Я твою горсточку разомну!» В отличие от него Семен несет в себе черты правдоискателя, вынужденного смириться перед логикой жизни и сдаться на милость победителя.
Несколько коммунистов изображены в «Соти». Главный из них – инженер Увадьев, который показан как исполнитель профессиональных обязанностей, глухой к истинно человеческим чувствам.Когда один из персонажей «Соти», любуясь красотой природы , говорит: «Простор-то…прямо хоть Апокалипсис новый пиши», Увадьев отвечает: «Еще пиво хорошо тут пить».
Большевики Увадьев и Потемкин не задумываются о том, что их вмешательство в жизнь природы способно принести несчастье многим людям и нарушить гармонию мира. Так, в частности, строительство бумажного комбината приводит к разорению на берегах Соти монастыря. Увадьев все делает во имя мифической девочки Кати, своих же детей не имеет. Его покидают мать Варвара и жена Наталья, не выдержавшие его сурового характера. Сузанна, которой он интересуется ( в отношении Увадьева трудно сказать, что он кого-то любит), находит себе другого жениха.
Потемкин также не имеет в жизни ничего, кроме Сотьстроя, и заболевает белокровием (деталь символическая).
Остается только удивляться, как в подцензурных условиях Леонов сумел показать коммунистов и сочувствующих им (например, семью Ренне) как недалеких и ущербных людей, которым чужда полнота жизни.
Совсем иначе изображен большевик Курилов в романе «Дорога на Океан». Он показан как друг и спутник автора в его путешествиях в страну будущего. В этих путешествиях приводятся сокровенные мечтания и опасения самого Леонова: закат Европы, бесконечная борьба двух социальных систем, разработка оружия массового поражения, гибель космонавтов, падение первой Луны. Курилов доброжелателен, любит детей (хотя своих, как и Увадьев, не имеет), внимателен к женщинам (но счастье в любви ему не суждено – он умирает, не успев соединиться с любимой Лизой). Но интересно, что незамысловатые радости обычной человеческой жизни (понимание красоты природы, желание помочь другому человеку, внимание к близким) становятся доступны и понятны Курилову, когда он оставляет свою партийную работу по состоянию здоровья и как бы прозревает в сущность вещей. Так в творчестве Леонова появляется образ коммуниста как полноценного человека.
Дальнейшие шаги в изображении коммуниста предприняты в драме «Нашествие», где коммунист Колесников возглавляет сопротивление фашизму в оккупированном русском городе. Накануне оккупации в город из мест заключения возвращается Федор Таланов, которого вся его семья воспринимает как врага народа. Федор хочет защищать Родину и, столкнувшись со всеобщим недоверием, решает делать это в одиночку. Когда немцы его арестовывают, он выдает себя за Колесникова и под этим именем идет на виселицу. Город освобождают, и настоящий Колесников празднует победу. Федор погибает, олицетворяя собой народ, который и победил в войне, подставив партии плечо.
Что касается романа «Русский лес», то нам не кажется, что «Леонов вынужденно использовал в романе бесконечные трафареты соцреализма, может быть, впервые поставив тему повествования превыше своего права на честное художественное слово»[3,c.386]. Тот же автор замечает, что «коммунисты, которые в каждом предыдущем романе Леонова были, напомним, бездетны и по характерам явно неоднозначны ( а часто – откровенно неприятны), в «Русском лесе», как на подбор, добры, красивы, грамотны, статны, честны. И дети у них есть, и ошибок они не совершают вовсе, а из недостатков за ними замечена излишняя прямолинейность»4. Можно возразить, что как раз в «Русском лесе», впервые из всех романов Леонова, мы не видим большевика-руководителя, подобного Увадьеву или Курилову. Духовным руководителем эпохи является Грацианский, воплощающий в себе дьявольское начало. И образ большевика Валерия Крайнова опять же дан для разоблачения Грацианского, по доносу которого Крайнова арестовывает охранка.
В «Пирамиде» образов коммунистов, кроме Скуднова, описанного с сочувствием, вообще нет. Скуднов же показан как несчастный русский человек, пришедший в ночь после взрыва собора молча выпить вместе с отцом Матвеем. Известно, что первоначально как комсомольский активист был задуман Никанор Шамин, но, по мере развития событий в стране, необходимость в образе активиста отпала, и Никанор стал просто любимым учеником Шатаницкого, постепенно приходящим к пониманию сущности своего учителя.
5.Бывшие русские
«Бывшими русскими» названы в пьесе «Нашествие» представителипривилегированных до революции классов, воспрянувшие духом в связи с приходом немцев. «Бывшие русские» действуют почти во всех произведениях Леонова.
В « Соти» это бывший поручик, потом монах, потом завклубом Виссарион Буланин, в «Воре» – бывший помещик Манюкин, в «Дороге на Океан» – Глеб Протоклитов, в «Евгении Ивановне» – Стратонов, в «Половчанских садах»– Пыляев, в «Волке» -Лаврентий и Лука Сандуковы, в «Метели» – Порфирий Сыроваров .Все это показывает, что Леонов всю жизнь болезненно переживал трагическую разделенность русского народа, хотя вынужден был изображать представителей «белой гвардии» как людей обреченных, не имеющих будущего. Порфирий Сыроваров то ли от испуга, то ли от ранения не может говорить, с трудом произнося слово «Гвадалахара». Бывшие русские подчас отличаются недюжинным умом, как бывший помещик Манюкин из «Вора», но участь их все равно жалка: Манюкин на заказ рассказывает полувыдуманные истории из дореволюционного прошлого, например, о том, как он сам «воротил в лоно католической религии знаменитую в те годы магдалину и вероотступницу Стаську Капустняк». Манюкин терпит крах не только как представитель класса помещиков, его дети, Митька и Леонтий, тоже не доставляют ему радости. Но он завещает свой дневник, который писал для своего несуществующего сына Николки, литератору Фирсову, и тем оставляет о себе память на земле.
За исключением пьесы «Нашествие», в которой бывшие русские показаны как враги России, Леонов, в основном, описывает их с чувством глубокой жалости и боли за их трагически сложившуюся судьбу. Все они обычно являются людьми глубокого духовного потенциала, и у читателя возникает чувство горечи из-за того, что этот потенциал не используется на службу России. Стратонов говорит Пикерингам: «Как известно, наши союзники не поделились с нами плодами победы, в основном купленной морем русской крови… И мой ручеек там же…И вообще, когда союзники России покинули ее в беде, я вынужден был временно уйти за границу… пока не решил вернуться домой, приносить посильную пользу отечеству…пусть даже на осушке болот! Для этого мне пришлось защемить в себе душу, предать свою мечту, даже совершить подлый поступок, воспоминание о котором сжигает меня доныне»…
«Кто знает, – говорит Стратонов Евгении Ивановне, – не умираю ли я перед вами в сто тысяч первый раз!.. Я умирал от боли и горя при разрушении армии, от позора в скотском трюме при эвакуации, от голода вместе с вами, от стыда за самую свою живучесть, наконец. Я умирал ежечасно, возвращаясь домой с пустыми руками, ловя на себе взор заплаканных глаз и опять убеждаясь в бесполезности своего существования». Леонов считал, что повесть «Evgenia Ivanovna» – это лучшее из того, что он написал. Во всяком случае, трагедия русской эмиграции и разделенности русского народа вышла здесь на первое место.
Таким образом, тема белой России занимает важное место в творчестве Леонида Леонова, что еще раз подчеркивает его неразрывную связь с Родиной.
6. Маргиналы
Этот слой населения показан у Леонова, прежде всего, в романе «Вор», название которого некоторые исследователи предлагают считать аббревиатурой, означающей Великую Октябрьскую революцию[5,c.88].
Роман показывает постепенную криминализацию всего населения России.
Злодей Агей Столяров, олицетворяющий собой дьявольское начало, говорит: «Я так гляжу, что не кровь пролитая в нашем деле страшней всего, а понятие: нельзя никому открывать, как это легко и страшно». Конечно, здесь просматривается следование традиции Достоевского с его проблемой разрешения крови по совести, но думается, что в романе «Вор» ощущается влияние и пьесы Горького «На дне». Герои «Вора», несмотря на свое убогое общественное положение, обсуждают основные вопросы бытия.
Митьку Векшина его соратник Санька Велосипед называет хозяином, что сразу приводит на память такое же наименование Сталина. Под влиянием своей жены Ксении Санька замышляет накопить заработанные честным трудом деньги, уехать куда-нибудь во глубину России и покончить с воровским образом жизни. Митька отбирает у Саньки заработанные Ксеней деньги и тем ускоряет процесс ее гибели. Он действительно выступает как хозяин чужой судьбы, не дающий бывшим сподвижникам выбраться со дна жизни.
Но есть на Благуше и напоминающий горьковского Луку «примусник» Пчхов, бывалый человек, прошедший армию, монастырь, завод и ставший наконец независимым мастером. «Умел он вылудить самовар, вырвать зуб, отсеребрить паникадило, свести на нет чирей и побороть самый закоренелый случай пьянства… И так вышло, что не будь Пчхова, погибла бы Благуша, а без Благуши какая уж там Москва!» Пчхов гордится тем, что живет честным трудом – «без злодейства прожить можно!» «К нему тащились за человеческим словом виляющие и гордые от обиды, загнанные в последнюю крепость бесстыдства, потерявшиеся в самих себе». Поговорить по душам к Пчхову заходит не только Митька, но и Агей. После гибели Тани Пчхов дает приют осиротевшему Пуглю. И именно он уговаривает Митьку бросить воровское ремесло и попробовать жить честным трудом. Перед Пчховым Векшин ставит мучающий его вопрос: «Кто же я на самом деле, тварь или не тварь»…Вопрос, конечно, восходит к Достоевскому. И именно на этот вопрос Пчхов и отвечает: «А почему бы не уехать тебе, Митя, куда подоле и где нет особого трясения, а просто поживает обыкновенный русский народ?»
После смерти Тани Пчхов зазывает к себе нравственно опустошенного Митю и предлагает его полечить.
«– Чем же ты лечишь, примусник, прижиганием, что ли?
– Да все тем же, чем и Он лечил… Причастись для начала, Митя!»
Маргиналами оказываются у Леонова и многие представители «белой гвардии». Особенно ощущается это в пьесах «Половчанские сады» и «Волк». В «Половчанских садах» счастливая семья Маккавеевых изгоняет из своего дома словно пришедшего из другой жизни Пыляева, причем участие в этом изгнании принимает и его сын Исайка. В «Волке» бегство Луки Сандукова принимает комические черты: студенты, считающие его полярником, уговаривают его выступить на вечере, он соглашается, но, услышав, что за ним пришли, из-за боязни ареста прыгает из окна и уходит по крышам. Не менее жалкое впечатление производит его отец Лаврентий, живущий подачками и перебирающийся из одного дома своих детей в другой.
Несколько иное чувство возникает при знакомстве с пьесой «Унтиловск» Герои ее все являются маргиналами. В их число входит и знакомый нам по «Вору» Манюкин. Черваков говорит ему: «Сергей Аммоныч, я, конечно, понимаю: ваши предки отечество там спасали, а сами вы нынче ссыльный, сиречь этакое рьян с двумя нулями».
Но писатель создает впечатление, что в Унтиловске иные люди и невозможны. Туда ссылали и до революции и продолжают ссылать и после нее. Черваков рассказывает притчу о человеке, который сделал машину времени и попал «в век десятитысячный». «И когда выглянул дуралей из окошка, то земли-то и не нашел (с тоской), ни щепочки, ни малой песчинки. Голый, потухший, самоголейший пшик… великая дырка. Там уж ни времени, ни вздоха моего, ни гнева вашего, ни редкозубовской гитары. Один сплошной Унтиловск». Но наиболее живой из героев и героинь «Унтиловска» Раисе удается покинуть город, и в этом таится надежда, что в жизни будет что-то, кроме «великой дырки».
Вообще же Леонов в каждом маргинале видит человека, которому свойственны размышления о самых высоких материях.
6. Духовенство
Думается, что образы представителей духовенства были особенно дороги Леонову, ибо к духовенству относится его итоговый герой – отец Матвей Лоскутов, которому писатель доверяет свои самые сокровенные размышления.В подцензурных условиях трудно было сказать доброе слово о духовенстве, но Леонов, прибегая к подтексту, сумел это сделать. В «Петушихинском проломе» описан монастырь, игуменом которого является бывший «купец, запоец и похабник» Митроха Лысый. В монашестве он стал игуменом Мельхиседеком. Известно, что в Псалтыри «священником вовек по чину Мельхиседека» назван сам Христос.А в главе 7 (1) «Послания к евреям» сказано: «Ибо Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего – тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей».
Несмотря на свое прошлое, Мельхиседек стал достойным игуменом. Когда произошла революция, «говорили, что попов больше не надо, так как на поверку оказалось, что Бога нет, а заместо Бога просто дырка в никуда». Вскоре приезжают большевики, чтобы вскрыть мощи основателя монастыря угодника Пафнутия. «Кончился день так: пришли когда к игумену подписать протокол, увидели, что игумен висит у печки». Так трагически заканчивается жизнь человека, не выдержавшего надругательства над святыней.
В романе «Соть» во имя социалистического строительства предстоит разрушить скит Александра Невского. После революции мужики распахали скитские земли, но сам скит продолжал существовать. Игумен Кир пытается откупиться от Увадьева, предлагая ему последние деньги монастыря, но, естественно, безуспешно.
В романе две сюжетные линии развиваются параллельно. Одна показывает, как при тяжелом сопротивлении природы создается целлюлозный комбинат, вторая – постепенную гибель монахов скита. Монастырский старец Евсевий, потрясенный тем, что происходит на Соти, кричит перед смертью: «Нету Бога!» Эта фраза имеет особое значение для Леонова и означает крайний предел человеческого отчаяния. В романе «Пирамида» ее уговаривает Шатаницкий произнести отца Матвея Лоскутова накануне гибели человечества. Таким образом «длинные линии» связывают «Пирамиду» не только с «Вором», но и с «Сотью».
После смерти Евсевия многие монахи пытаются начать новую жизнь. Большевик Жеглов сообщает Увадьеву о «перевоспитании» монаха Геласия: «Плохо не то, что тотчас по приезде, видимо, в пику Господу Богу, переименовался он в Роберта, да еще Элеонорова; не то, что, оголодав в некотором смысле, крещенье в новую жизнь, так сказать, начал с триппера». Жеглов призывает Увадьева забрать Роберта на Соть, «пока он вконец не разложился». На Геласия нападает его бывший духовник Филофей и наносит ему непоправимое увечье, лишающее его способности жениться. В заключении Филофей кончает с собой.
Виссарион Буланов, бывший офицер, является очень важным для Леонова героем, выражающим собственные мысли писателя. Виссарион становится заведующим клубом, и его убивает инвалид Василий. «Виссариона закопали, как чурку, на окраине шопохской дороги»…
Люди так же тяжело пытаются жить новой жизнью, как Соть – покориться строителям. «Она не хотела в трубы, она хотела течь протяжным прежним ладом, растить своих тучных рыб, хранить свою сопливую мудрость».
Роман кончается словами: «Изменялся лик Соти, и люди переменились на ней». «Но у меня ведь нигде не сказано, что они переменились к лучшему», – говорил Леонид Максимович. В «Соти» он сумел показать трагедию русского духовенства, обреченного советской властью на вымирание. Никакие попытки вписаться в новую жизнь монахам не удаются, ибо они должны заниматься своим делом, а не заведовать клубом.
В пьесе «Волк» показана безрадостная жизнь бывшего священника Лаврентия Сандукова, с опаской скитающегося по домам своих четырех детей. «Безрадостно приидох изовсюду, безгорестно уйду во все». Сыну Луке, также существующему в жизни на птичьих правах, отец говорит: «Сам, ты сам умри, Лукаш. Самому-то не так страшно. Посмейся над ними! А я твой грех отмолю… в чистом поле, перед осиновым пеньком. Смелей!.. Глянь, глянь наверх-то разок! Давай я благословлю тебя. Веревка у меня есть хорошая, конопельная»…
«Образец кротости, простодушия и доброты» являет собой и дьякон Никон Аблаев из «Пирамиды». Не зная, как прокормить троих маленьких детей, дьякон идет на «пропятие» – снятие сана и публичное отречение от него на рабочем собрании в клубе. На пятые сутки после отречения дьякон умирает «без единого слова прощания и прощения».
Если в описании всех предыдущих героев – представителей духовенства у Леонова доминирует чувство жалости, то отец Матвей Лоскутов из «Пирамиды» выписан иначе. Именно ему, хотя он «из пастушат» и не претендует на эрудицию, Леонов доверяет свою сокровенную, восходящую к гностикам мысль об «ошибке Творца», случившейся еще до сотворения человечества. Своего, чтобы испил чашу неведомого Ему дотоле страданья нашего?»
Oтец Матвей всегда готов славить Бога. В тяжелейший момент своей жизни, когда бывшему священнику приходится уйти из дома куда глаза глядят, чтобы спасти семью от происков фининспектора Гаврилова, он оглядывается вокруг себя и говорит: «А ведь знаешь, Матвейка, хорошо, хорошо на свете жить». Отец Матвей, от горькой нужды ставший сапожником, говорит посетившему его Шатаницкому: «Небось, сами замечали, у всех у вас, у атеистов, что-то общее в лице написано… что у Сильвена Марешаля, что у Вольтера самого: из всех вас он выглядывает, как из телефонной будки. Да известно ли вам, господин хороший, что означенный-то Вольтер так и называл свою братию энциклопедистов братьями по Вельзевулу?» Шатаницкий пытается уговорить батюшку принять последнюю исповедь уходящего с исторической арены человечества и сказать ему, что Бога нет и не было никогда на свете. Батюшка притворяется непонимающим и пытается заставить Шатаницкого не прибегать к эвфемизмам, а произнести слово «Бог», «конституционально противопоказанное ему для пользования», но Шатаницкий этого не делает.
Между тем, гностическая ересь отца Матвея распространяется все шире. То батюшка пытался поделиться ею с дьяконом Аблаевым, то уже «Дуня вслед родителю высказала свое детское суждение, что кабы Он малость смягчил свой гнев при виде юных праотцев, дрожавших от холода и страха, то обошлось бы и без Голгофы, по количеству страдания стократ превысившей всю вместе взятую боль человеческую от начальной глины до скончания веков.»
В дальнейшем отец Матвей воспринимает как наказание Божие за свою ересь все, что происходит с его старшим сыном Вадимом – от его разрыва с отчим домом до ареста и отправки в лагерь– правда, он все не верит в гибель Вадима. Отец Матвей говорит навестившему его сыну: «Ты, Вадимушка, гвоздиком в часах не ковыряйся, а то на всю жизнь с ходу собьются. Покойный шорник мой не зря сказывал, что водка должна быть крепкая, сабля вострая, вера детская».
Несмотря на колебания в вере отца Матвея Лоскутова, он близок сердцу Леонова как человек, кровно связанный со своим народом. «В деревнях победнее русский поп был тот же мужик, облачавшийся в золоченую рогожу по праздникам, а страдной порой в залатанных портках и ошметках на босу ногу бредущий в борозде за нищею сохою: такому было не до мистических мудрствований или подвигов аскетизма».
Таким образом, в творчестве Леонова священники являются представителями страдающего и гонимого сословия и одновременно носителями народной мудрости. Некоторые из них вызывают к себе только чувство жалости. Другие же воплощают в себе лучшие черты русского народа, радуются его радостью и печалятся его печалью. Глубоко символично то, что героем бесцензурного романа Леонова «Пирамида» стал скромный русский батюшка, размышляющий о богословских вопросах, а еще больше – о будущем России и ее народа.
7.Интеллигенция
Мы проанализируем только несколько образов представителей интеллигенции, то есть людей, занимающих определенное общественное положение и отличающихся способностью к духовному развитию.
Частично эта проблематика затрагивалась при анализе образов духовенства и коммунистов, и нет необходимости повторяться.
Для начала обратимся к анализу образа Федора Андреевича Лихарева и его сестры Елены Андреевны из повести «Конец мелкого человека». Мелким профессор Лихарев может казаться только с точки зрения советской власти, ибо он занимается далеким от современности мезозойским периодом и при новом режиме не может найти себе занятия , которое бы кормило его и его сестру Елену. Елена Андреевна вскоре умирает от голода и холода, и может показаться (на такое восприятие в подцензурных условиях, видимо, и рассчитывал писатель), что в ее смерти виноват брат, слишком погруженный в свою науку. На самом деле, он уже занимается не столько наукой, сколько борьбой с голодом и лишениями , хотя «Федор Андреич умел работать, почти не уставая, как хороший семижильный вол» (высокая работоспособность характеризует всех леоновских интеллигентов). О Лихареве сказано, что «научное имя его ценилось так высоко у нас и как будто даже за границей». На фоне лишений у него участились «припадки сердечной болезни». Лихарев в отчаянии кричит: «Ведь не лодырь же я в самом деле, ведь работал же всю жизнь, для них же работал!»
Доктор Елков, лечащий Лихарева и его сестру, говорит: «Я теперь, в целях заработка, по всем отраслям практикую: и акушером действую, и зубы рву.» Лихарев жалуется Елкову, что ему является ферт. Доктор отвечает: «Да и все мы теперь тронутые, знаете».
Ферт призывает Лихарева топить печку рукописями: «Давай тащи ее в печку! Кому нынче нужна твоя бумага. Кабы еще чистая была…
– Как кому ? России!» – отвечает Федор Андреевич.
Елена умирает, мечтая поесть моркови, а Федор Андреевич сходит с ума. Ферт говорит: «Мелкий человек экзамен держит, сердчишко трепыхается, – а вдруг да выдержит?» Выдержать Федор Андреевич может, если только решится на эмиграцию.
Повесть проникнута неподдельной болью за судьбу русской интеллигенции и ощущением ее безвозвратной гибели. «Конец мелкого человека» – одно из самых трагических произведений Леонова, от которого протягиваются нити и к последнему произведению писателя – «Пирамиде».
Новое поколение русской интеллигенции показано Леоновым в романе «Скутаревский».
Герой его – также профессор, Сергей Андреевич Скутаревский, которого «знали министры, боялись студенты и уважали дворники». Он – безоговорочный сторонник советской власти, встречавшийся с Лениным, который предложил построить институт специально для него и его учеников. Скутаревский, как все леоновские интеллигенты, много работает, вследствие чего не уделяет внимания семье. С женой Анной Евграфовной они давно уже чужие люди. Жена говорит о нем: «Он немыслимый человек, он груб, яростен, жесток. Я не слыхала от него ласкового слова… У него только электроны… и вас нет, и меня, и Сеника, а только электрические бури блуждают по земле, да, да! Он сжигает людей и выплевывает кости».
А сын Скутаревского Арсений говорит: «Я перестал тебя уважать, когда ты… не отозвался никак на расстрел Игнатия Федоровича». Арсений и его дядя Петрыгин изображены как «вредители». Арсений стреляется и после недолгого пребывания в больнице умирает. В больницу к нему приходит спешащий в очередную командировку отец. Он говорит умирающему сыну: «Хочу испытать счастье свое и рукоделье испытать. Если оно оправдается, великая польза будет народу». Думается, что прав Захар Прилепин, проводящий параллели между пьесой Горького «Сомов и другие» и романом Леонова «Скутаревский». После чтения пьесы Леонов сказал Горькому: «Я живу среди этих людей. И не могу поверить, что человек, построивший мост, может взорвать создание своих рук». «То есть замечание он сделал Горькому, но спорил, по большому счету, не с ним, а с самим собой» [3,c.229].
Наиболее удачный образ русского интеллигента появился у Леонова в романе «Русский лес» в лице Ивана Матвеича Вихрова. Всю жизнь Иван Матвеич отдал родной стране, разрабатывая теорию разумного лесопользования и сражаясь с теми, кто под предлогом нужд социалистического строительства вырубал зеленый покров родной земли. Иван Матвеич показан как патриот, благоговеющий перед истоком великой русской реки и готовый убить Грацианского за то, что тот втыкает в этот исток свою трость.
«Терпеливо растолкуйте детям, что лес входит в понятие отечества, что сила патриотизма всегда пропорциональна количеству вложенного в нее личного труда: бродягам и тунеядцам всегда бывало чуждо чувство Родины!» – говорит он студентам.
Несмотря на патриотизм ученого, он всю жизнь подвергался травле со стороны Грацианского и его учеников – «вертодоксов», причем масштабы этой травли были таковы, что от ученого чуть было не отказалась родная дочь. Обретению Полей Вихровой отца и пониманию правоты его дела и посвящен роман «Русский лес».
Роман заканчивается и реалистически, и мистически. Навещая родные места, Иван Матвеич у истока великой реки здоровается с лесным божеством.
Он берет с собой в Москву маленького мальчика, очередного Калинку, который, надо думать, станет его учеником и преемником.
Наконец, вроде бы кончает с собой Грацианский, столько крови попортивший Ивану Матвеичу.
Иван Вихров – наиболее удачный у Леонова образ интеллигента, служащего своей стране и ее народу и всю жизнь подвергающегося за это нападкам могущественного противника.
Следующая попытка Леонова изобразить интеллигенцию связана с романом «Пирамида».
Тема интеллигенции связана здесь с темой «двухсот лет вместе», которую Леонов наметил довольно конспективно. В романе ее представляют кинорежиссер Сорокин (Соркин) и отец и дочь Бамбалски.
Сорокина, преуспевающего режиссера фильмов социалистического реализма, Леонов осуждает за то, что он прошел мимо подлинной жизни, представленной в романе образами Дуни Лоскутовой и Юлии (Лии) Бамбалски. Ясновидящая Дуня предчувствует грядущий конец света и мечтает отмолить у Бога грешное человечество. Юлия же, наслушавшись рассказов Сорокина о том, как ангелы вступали в союз с дочерьми человеческими, отчего на свет рождались исполины, тоже мечтает о подобном, пытается обольстить ангела, но оказывается, что он вообще бесполое существо, после чего разочарованная женщина заводит роман с Сорокиным. Когда Дымков в гневе разрушает дворец Юлии и они с Сорокиным нагие и беспомощные оказываются в лесу, Сорокин проявляет смекалку и ловкость, выбираясь вместе со своей подругой из лесу.
И Сорокин, и Юлия, внутренне непринимаемые Леоновым, показаны как люди талантливые, но не сумевшие дать своему таланту достойное применение.
Этим образам интеллигентов противостоят у Леонова «русские мальчики» Вадим и Никанор. Хотя образ Никанора занимает в романе большое место, он до конца не прописан.
Являясь учеником Шатаницкого, он не общается с его школкой (Откуси, Пхе, Фурункелем), но постепенно прозревает в сущность корифея. Он показан как защитник и истолкователь пророчеств Дуни, в будущем – ее муж, профессор.
Что касается Вадима Лоскутова, то его образ намного сложнее. Он поддается влиянию лозунгов эпохи, рвет со своей семьей и становится рапповцем. Но «полностью раскрывшаяся ничтожность Вадима Лоскутова как исторической личности настолько очевидна для нашей целеустремленности к своему, не за горами теперь, блистательному грядущему, социальное происхождение так порочно, а сопровождавшая его катастрофу националистическая идея настолько сама говорит за себя, что биография его вряд ли может увлечь нынешнего передового мыслителя». Также о Вадиме сказано, что он «упомянул о генеральной подоплеке происходящего на Руси, что у всех на уме и о чем все знают и молчат». «Заблудший» Вадим предстает в романе как патриот. О России он говорит: «Что-то не заладилось у меня с ней, переоценил свои возможности: обширна слишком, ума и рук не хватает обнять такую… Я же ни претензий не предъявляю ей...Напротив, только чистая благодарность ей за мечту, за науку, за трезвую ясность в отношениях наших. И за то еще поклон земной, что раскрепостила от томительной, многих дотла сжигавшей, и, отроду в ее привычках, безответной нежности к ней… А что касается России, как бы ни обернулось с ней, она подобно всякой древней реке – то зажатая в скалистых берегах, то вырвавшись на простор из теснины, все так же, виясь и самобытно сверкая на солнышке, будет вливаться в тот же Океан бытия со сменой исторических наименований, разумеется»…
Перед арестом, в знак примирения с семьей и признания своих ошибок Вадим посещает домик со ставнями.
Таким образом, Леонов показывает интеллигенцию разной – от патриотов, занятых серьезным, действительно нужным для России делом – до конъюктурщиков, процветающих при советской власти (Сорокин). Тем не менее, думается, что именно интеллигенция олицетворяла для Леонова цвет нации, и неслучайно он с такой теплотой описывает Вихрова и «русских мальчиков» Вадима и Никанора.
8.Сатана и сатанисты
Тема нечистой силы интересовала Леонова с самого начала его творческого пути. Впрочем, первые зарисовки ее («Бурыга») несли в себе скорее положительный, чем отрицательный заряд, изображая не столько демонических, сколько сказочных существ.
Уже совсем иначе показан ферт в «Конце мелкого человека». Здесь Леонов идет за «Братьями Карамазовыми» Достоевского: «Такая гнусь… руки в боки, морда плюгавая и этакое плебейство во всей фигуре… с души воротит!» Федор Андреевич испытывает раздвоение личности, в душе его идет почти постоянный диалог с фертом. В конце повести бывший Федор Андреевич сидит поперек кровати, а нынешний Федор Андреевич смотрит на него с улицы через окно.
Далее сатана появляется в романе «Русский лес» под фамилией Грацианский. «… значит, в таких и нуждалась эпоха, если именно ему доверили вести критические обзоры в специальных изданиях, высказывать руководящие соображения, разоблачать ереси и ошибки своих товарищей».
Поля Вихрова слышит оценку деятельности Грацианского из уст « его бывшей возлюбленной Натальи Сергеевны Золотинской: «… он не совсем лесник… это человек большой трагической судьбы и разнообразнейших дарований… талантливому критику и не обязательно все знать или уметь самому, его дело в общем наблюдении… Вот уже лет восемь подряд из-за всяких общественных нагрузок он не имеет возможности закончить… я не помню темы… но один очень такой фундаментальный труд». «Его знает вся страна»,– с гордостью утверждает Наталья Сергеевна. Каждая работа Вихрова сопровождалась ругательной статьей Грацианского, содержавшей обычно отрицание выдвинутых соперником положений, но не выдвигавшей никаких конструктивных предложений. «Старые лесники помалкивали, чтоб самим не подпасть под лупу обстоятельного разбора, но некоторые утверждали доверительно, что маленькие, порой всего на страничку, ругательные шедевры Грацианского не составляют вклада в большую науку… профессор Грацианский обычно не приводил в своих статьях ни цифр, ни личных позитивных предложений… зато Грацианский всякий раз обнаруживал всестороннюю, к сожалению – кроме самого леса, эрудицию». Ходили слухи о выдвижении Грацианского в члены-корреспонденты Академии наук.
Вихров – не единственная жертва Грацианского. До Вихрова он затравил его учителя Тулякова. Вихров уже размышляет о том, чтобы покинуть Москву и уехать на черновую работу на родину, на Енгу. Его дочь Поля, начитавшаяся статей Грацианского, первоначально считает отца вредителем.
Разоблачить Грацианского не так просто. Поля отмечает беготню его зрачков, но еще до конца не понимает причины его ненависти к отцу. Только побывав на лекции Ивана Матвеича, Поля понимает высокую степень его эрудиции, преданность Родине и самоотверженность. Грацианский же обвиняет Вихрова в ошибках, которые в свое время считались методологическими: в «созерцательном объективизме», «обывательском экономизме», «надклассовом эклектизме», «механистическом эмпиризме», «идеалистическом нигилизме» и «псевдонаучном эмпиризме». Во время действия романа за такие обвинения можно было попасть и в места не столь отдаленные.
Леонов мастерски описывает институтскую чистку, происходившую под руководством Грацианского и его вертодоксов и ставившую целью изгнание Вихрова из института. Но неожиданно на выборах Вихров получает большинство голосов, правда, после чистки он два года ничего не пишет.
После лекции отца Поля, уезжающая на фронт, подбирает с московской мостовой камешек на память и решает, что должна заплатить долг Грацианскому.
Между тем, Иван Матвеич посещает былого друга и, в ожидании его, находит у него на письменном столе тетрадь с записями о самоубийстве. Эти мысли и показывают, что Грацианский был задуман писателем не только как профессор лесопользования. «Вслед за кратким изложением известного трактата Юма о самоубийстве шли собственные мысли Александра Яковлевича о том же самом, о смерти как инструменте познания, о праве человека на все, не наносящее ущерба ближнему, о соблазительности такой единовременной всепоглощающей утраты, за которой уже нечего утрачивать. Также, в утешение уходящим, было там и нечто о конструкции космоса, о повторяемости миров, о каких-то кольцевидно вдетых друг в дружку сферах бытия, о содержащихся в ядрах атомов миллионах галактик… Ивану Матвеичу в особенности запали в память две собственные мыслишки Грацианского, показавшие ему, насколько мало, несмотря на свое соседство по науке и эпохе, знал он этого современника. «Хотение смерти есть тоска Бога о неудаче своего творения» и еще – «это есть единственное, в чем человек превосходит Бога, который не смог бы упразднить себя, если бы даже пожелал»…
Подобно Лютеру, Поля бросает в Грацианского чернильницу, в которой «просвечивала тусклая жидкость цвета лжи и такого неимоверного сгущенья, что капли ее хватило бы очернить любое на земле». В конце романа читатель узнает о том, что Грацианский якобы утопился в проруби. Но Иван Матвеич говорит: «Мы же с Валерием вообще сомневаемся,не оставил ли он у проруби шапку и палку нашим простакам в намерении еще раз обвести их вокруг пальца».
Сатанизм Грацианского становится более очевидным при сопоставлении его с Шатаницким из «Пирамиды». Оба– профессора, у обоих есть свои «школки». Только Грацианский преследует, в основном, лесоводов, а масштаб деятельности Шатаницкого простирается на все человечество.
Роман «Пирамида» был начат автором еще до войны, а закончен незадолго до смерти, то есть в относительно бесцензурных условиях. Относительно – потому что есть в романе темы, подвергшиеся кодированию.
Во всяком случае, уже не боясь охранительной критики, Леонов мог изобразить того, кого он называл «духовным руководителем эпохи».
Роман «Пирамида» написан в преддверии конца света.
Профессор Филуметьев, в ожидании ареста, делится сокровенными мыслями с Вадимом Лоскутовым: «Мильон лет спустя, когда для вновь помолодевшей планеты будет проектироваться новая раса, достойная вечного жительства в том оазисе вечной праздности, будет учтена неудача предыдущей, нашей, созданной на базе глины, для которой, несмотря на литургические взлеты духа, тяга земная, могильная, оказалась много сильнее небесной… и оттого на утренней прогулке призраки в белых хитонах уже не станут рвать райские цветы, предназначенные не для свадебных букетов или погребальных венков, гербариев и популярной у охотников настойки под названием «зверобой», а для благоговейного созерцания их».
Дуня в своих сновидениях также видит мир и человечество кардинально изменившимися.
В беседе с Г.И. Платошкиной Леонов говорил: «Пишу трудную вещь… Там у меня дьявол. В его высказываниях должна быть глубокая мудрость, но-нельзя. Он антипод Богу» [4,c.41].
В начале романа «Пирамида» Шатаницкий еще описывается с иронией и напоминает ферта из «Конца мелкого человека».
Писатель подчеркивает «неразборчивость лица» Шатаницкого и лиц из его свиты. «Вопреки ожиданьям, сидевший за столом корифей оказался неожиданно мелковатым, уже запенсионного возраста, но еще подвижным и даже вполне домашним, только почему-то с незапоминающимся лицом, пригодным на любую уважаемую должность от архивариуса до библиотекаря, деятелем в двояковыпуклых очках, который пристально и вдобавок через лупу изучал, если мне не изменяет память, обыкновенный кусок пемзы». Писатель говорит о «шарлатанской интонации любых суждений корифея», но постепенно это «шарлатанство» в описании Шатаницкого сходит на нет, и он предстает как могущественный антипод Творца. Красноречиво характеризует Шатаницкого и содержимое его библиотеки, в которой среди «бесценных рукописей классиков научного оккультизма, украшенных дарственными надписями Аполлония, Агриппы и не менее легендарного Элифаса Леви, находилась энциклопедическая Biblioteca rabbinica». На столе Шатаницкого лежит седьмой том этого сочинения, повествующий о небесном расколе. Корифей рассуждает о космогонии, о том, что «где кончается один мир, должен начинаться очередной за ним, чтоб не получилось какой-либо запретной иррациональности». Он размышляет: «Что именно вертит жернова, впрягается в парус, гонит морскую зыбь, песчаную пустыню, вздымает до небес – ветер, воздух, солнце или некто, завершающий эту лестницу причин и сам не знающий себе причины?»Шатаницкий рассказывает Никанору историю своего падения, ссылаясь на то, что причиной его послужило желание Творца подчинить ангелов человеку. Никанор предполагает, что эта идея была «кем-то подкинута не без умысла».
Наконец под Первое мая (то есть в канун Вальпургиевой ночи)Шатаницкий приходит к отцу Матвею. Прасковья Андреевна видит во дворе «не то Пузыревского, не то Небылицкого, но вероятнее всего Шмита». Шатаницкий опять наружностью смахивает на ферта. «Как ни странно, внешность посетителя почти совпадала с тою, какая представилась батюшке накануне; просторный, стрельчатого покроя плащ с пелеринкой, римско-католическая шляпка на голове и, несмотря на установившуюся сушь, зонтик под мышкой». Однако разговор Шатаницкого с батюшкой носит очень серьезный характер. Шатаницкий объясняет отцу Матвею, что готовится примирение двух начал с уничтожением предмета их раздора – человека. Перед концом человечества Шатаницкий просит батюшку сказать : «Бога нет». («Ну, в рамках оставшегося времени намекните кратенько, – уклончивой скороговоркой пояснил Шатаницкий, – что, дескать, извините, господа хорошие, уж некогда да и некого просить в небе о заступничестве, поелику нет Его и не было никогда на свете».
Отец Матвей и Шатаницкий не успевают довести разговор до конца, потому что в комнату буквально врывается Прасковья Андреевна, уверовавшая во всемогущество корифея, и умоляет его дать ей повидаться, хотя бы ненадолго, со старшим сыном Вадимом, находящимся, по представлениям родителей, в одном из северных лагерей. Родителям просто не приходит в голову, что их сына уже нет в живых. Шатаницкому это, конечно ,известно. Но он звонит в отдел кадавров, и Вадим-фантом приходит к родителям. Этот приход не доставляет им радости, ибо Вадим не может говорить, ведет себя неестественно, но остается ночевать дома. Утром его арестовывают, и перед арестом он пытается крикнуть: «Да здравствует великий вождь!»
В романе «Пирамида» есть еще один образ, который соотносится с сатаной и сатанистами. Это Сталин. Его вмешательство в судьбу Дымкова приводит к тому, что ангел решается покинуть Землю. Но Леонов не считал образ Сталина полностью завершенным. Он предполагал дальнейшую работу над ним, в частности, с учетом замечаний М.П.Лобанова.Но писателю уже не было отпущено времени на это.
Таким образом, мы видим, что в плане характерологии Леонов охватывает практически все слои населения России. Но его отношение к своим героям определяется не их социальным положением. Праведники и грешники встречаются в творчестве писателя в самых разных социальных группах. Он ценит изображаемых им героев за их способность к духовному развитию, за поддержку, оказываемую ими другим людям, преданность своему делу и, главное, за необходимость России и любовь к ней. Поэтому галерею положительных героев Леонова составляют такие образы, как Таня Векшина, Зина Балуева и Ксеня Бабкина, Курилов, Евгения Ивановна, Федор Таланов, Иван Матвеич, Елена Ивановна и Поля Вихровы, Никон Аблаев, вся семья Лоскутовых. При этом Леонов избегает ходульности, однозначности в изображении своих героев. Так, Увадьев и Потемкин из «Соти» безжалостно преобразуют природу, но они являются людьми целеустремленными к индустриализации, которая также была нужна стране.
Вихров и Грацианский, по словам Леонова, были изначально задуманы как единый образ.
Но, когда Леонов «разделял» их, то водораздел между ними прошел по их отношению к России.
Нелегко складывается жизнь у леоновских героев-патриотов, но и в самом последнем своем романе он изобразил скромных обитателей домика со ставнями, согревающих друг друга взаимным душевным теплом и любовью.
1.Вахитова Т.М. Художественная картина мира в прозе Леонида Леонова. Автореф. дис. д-ра филол.наук –СПб, 2006.– 45 с.
2. Грознова Н.А. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы.– Л. :Наука, 1982.-310 с.
3. Прилепин Захар. Леонид Леонов. М. Мол.гвардия,2010.– 568 с.
4.Платошкина Г.И. Воспоминания о Леониде Леонове.//Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. М::Голос, 1999.– С.454-510
5.Якимова Л.П. Вводный эпизод как структурный элемент художественной системы Леонида Леонова.– Новосибирск: Изд. СО РАН, 2012.– 248 с.
Ольга Овчаренко, доктор филологических наук
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
