Его начало отмечено войнами и революциями, которые в буквальном смысле перевернули весь мир, а не только Россию. Другое дело, что Россия была в эпицентре этих событий. Она больше всех от них пострадала, но и больше всех выиграла. Ее интеллектуальный и культурный дискурс протекал на таком запредельном уровне напряжения, что был порою просто недоступен для понимания большинству вовне. Это выигрыш. Мы станем сказочно богаты в культурном отношении и, как результат, непозволительно расточительны. Мы, страшно сказать, не беднея сами, заполним окружающий мир творцами во всех мыслимых и немыслимых сферах. Результатом станет тот факт, что даже «выбрасываемые» за пределы культуры (а потом и страны) малоизвестные фигуры окажутся в итоге великими культовыми творцами. Вспомним хотя бы «изгнанного» В. В. Набокова.

Проигрыш был в том, что перевернутый мир уравновесить на время можно, но восстановить – уже нельзя. Он все равно в конце концов продолжит процесс своего «переворачивания», чтобы опрокинуться до конца, до дна, до логического завершения, образующего новую, вывернутую наизнанку культурную действительность.

Светлана Бунина пишет о том, что в начале ХХ века «изменения и сдвиги расширили представления человечества о норме». Сразу не соглашусь: они не изменили (как деликатно выразилась исследователь), нет, они уничтожили эту норму. Маргиналами в конце концов оказались не только принципиально «одинокие». Маргиналами стали все. И, например, вчерашние вожди официально признаваемого соцреализма едва ли не больше других.

Три судьбы изучает в своей книге яркий украинский филолог-русист из Харькова: Максимилиан Волошин, Елена Гуро и Елизавета Кузьмина-Караваева (мать Мария). Монография настолько плотно и густо написана, что оставляет ощущение многотомного комплексного исследования. Явный знак того, что работа удалась.

Каждый из трех «маргинальных» художников был сторонником синтеза искусств, сочетая в себе множество талантов и разнообразие видов творческой деятельности. Поэтому разговор о них неизбежно включает в себя анализ не только литературного творчества, но их живописи и критики, работ в области прикладного искусства, теоретических представлений и музыкальных пристрастий, отношения к фотографии и авиации, круга знакомств и маршрутов путешествий. Именно в данном случае биография художника с особой отчетливостью предстает перед нами как форма творчества. Недаром с этими тремя именами связано так много мистификаций и легенд.

Все три автора пройдут через искусы модернизма. Все испытают себя в рамках самых разных направлений и школ (символизм, импрессионизм, примитивизм, «новый реализм», акмеизм, футуризм). Но, являясь детьми опрокидывающегося мира, все будут так или иначе искать то, что сами же первоначально отрицали, – норму, а вслед за ней, обязательно и неизбежно, – веру. Сегодня, через толщу уже прошедшего, состоявшегося столетия с его трагическими результатами отчетливо видно, что главное в их исканиях (и исканиях многих других, внешним образом это отрицавших) составляли попытки с помощью веры и религии (пусть перестроенных и модернизированных) преодолеть «обезбоженность» мира, найти ответы на проклятые вопросы прошлого века.

Каждый по-своему, они осознают тщетность модных мистических исканий и придут к религиозному обращению, к религиозному искусству, к духовному опыту православия, которое подарит им новое «чувство земли». Ещё недавно этот вывод Светланы Буниной очень многим показался бы весьма спорным.

В чем-то искания этих трех художников пугающе напоминают наше время. Нам сегодня снова нужно осознать, что литература, которой все мы занимаемся или хотя бы интересуемся, – это не просто отдельно существующая (наравне с другими) сфера деятельности. На самом деле, это самое важное, что у нас есть, – философское обретение смысла жизни, постижение этого смысла в формах реального существования, поиски своего места и своего жизненного пути. За эти уроки наши предшественники из начала ХХ века заплатили жизнью. Сегодня мы ведем себя так, словно до нас не дошло отправленное ими послание, заключающее в себе горькие откровения и уроки. А жаль! Временами сказанное нашими предшественниками может быть слово в слово приложено к повседневности, окружающей сегодня нас: «Мы не жили, мы созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудрены, в жизни вялы и бездейственны. В известном смысле мы были, конечно, революция до революции, – так глубоко, беспощадно и гибельно перекапывалась почва старой традиции, такие смелые мосты бросались в будущее. И вместе с тем эта глубина и смелость сочетались с неизбывным тленьем, с духом умирания, призрачности, эфемерности. Мы были последним актом трагедии – разрыва народа и интеллигенции».

Сразу даже и не сообразишь, написано это в первые десятилетия ХХ века или в десятилетия, его завершающие.

Настоящее творчество – это «всеобщая ответственность друг за друга». Так думает автор монографии, так думают исследуемые ею художники слова. Мать Мария в марте 1945 года реализовала этот постулат буквально, отправившись в газовую камеру концлагеря Равенсбрюк вместо своей соседки.

Вопрос в том, начнём ли когда-нибудь так думать все мы? Если нет, значит время услышать одинокие голоса носителей «иного» сознания еще не пришло. Им придется подождать...

[1] Бунина С. Н. Поэты маргинального сознания в русской литературе начала ХХ века: (М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева). – М.: Изд-во РУДН, 2005. – 439 с., ил.

Профессор Владимир Казарин, г. Симферополь

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"