Я родился 7 июля 1933 года. До войны мои родители каждый год снимали на лето дачу, избушку под Москвой, каждый раз в новом месте. Мой отец очень любил фотографировать, и у меня сохранились большие альбомы фотографий, сделанных летом. Мой отец работал тогда в институте Минерального сырья младшим научным сотрудником, он был потомком крупного чиновника в Казани, а мама родилась княжной Голицыной, была внучкой московского городского головы, много полезного сделавшего для Москвы: при нем по Москве пошел трамвай, он уговаривал московских богачей строить школы и больницы и даже музеи. Так Нечаевым был построен Музей Изящных Искусств, теперь Музей Изобразительных Искусств, Третьяковым собрана и выставлена коллекция русского искусства, нынешняя Третьяковка, Щукин скупил и выставил работы еще не обретших тогда обрушившейся позже на них славы импрессионистов и постимпрессионистов, построили больницы и оборудовали их купцы Солдатенков и другие. Маме не удавалось поступить в какой-либо институт, отовсюду ее, узнав о ее происхождении, с треском выгоняли. Время было такое! Она как-то невзначай освоила профессию шрифтовика, тогда все музеи и выставочные залы не могли обойтись без шрифтовиков, писать буквы часто надо было на планшетах, покрытых гуашью, на них трудно было что-то исправить, мама же писала поразительно без ошибок, очень чисто и красивыми шрифтами. У нее скоро появилось много заказов, она стала одним из лучших шрифтовиков Москвы и стала зарабатывать больше отца. В 1941 году, в год начала войны, мама и отец сняли дачу близ станции Зеленоградская. Наша семья состояла уже из семи человек, еще в 1934 года появился мой брат Николай, которого я звал Кука или Кучер, потом мой второй брат Александр, Сашок. Еще с нами все время жила бабушка, мать отца, Мария Николаевна Перцова, которая нас обшивала, и наша няня, Нясенька, которая была еще няней мамы и жила с нами до своей смерти. Отца вскоре призвали в армию, в ополчение, хотя у него был врожденный порок сердца, он писал письма домой каждый день, хотя сам ни одного нашего письма не получил, как потом выяснилось, их все время переводили с места на место, они везде копали окопы и в конце концов оказались безоружными на передовой. На них наткнулась колонна немецких танков, которая их просто передавила.
Я долго не мог найти деревню Наново в Истринском районе, откуда было последнее письмо отца, но неожиданно нашел эту крошечную деревушку на какой-то новой карте. Уговорил туда поехать внука и его жену. Приехали к подмерзшему полю, внук пошел дальше, звонит нам, что дошел до деревни Наново, но добраться до нее нельзя, надо ехать с другой стороны. Бесстрашная Настя долго плутала, уже стемнело, но к Наново вышла. Из рассказов одного сельчанина я узнал, как все было. Маленький отряд ополченцев оказался в этом месте, они и не знали, что фронт где-то близко. Когда на них выехала колонна немецких танков, они были на дороге, прямой как стрела. Ополченцев просто передавили и направились дальше, к имению Брусилова. Страшной смертью погиб мой отец.
Во время войны вся наша большая семья съехалась в город Дмитров, немцы к нему только подошли, но взять не смогли. Начались жуткие морозы, есть было решительно нечего, власть и милиция разбежались, выдав населению немного ржи в зернах, и мы эту рожь мололи и ели. После обстрела или бомбежки собирали осколки, еще теплые, даже горячие. Помню, самолет над городом обстрелял очередью жителей, летчик еще рукой помахал. Но немцев отогнали, началось наше наступление, вскоре наладилось сообщение с Москвой. И мы вернулись в Москву, так как возникла угроза, что нас выпишут из нее. Тогда Москву иногда еще бомбили, у нас во дворе было вырыто бомбоубежище, но мы не любили там сидеть, наблюдали за немецкими самолетами: когда над нами от них отделялись черные черточки — бомбы, это было не страшно, значит бомбы полетят мимо.
Я еще в младших классах начал по совету учительницы делать «Календари знаменательных дат». Первый помню был посвящен Рембрандту. Я храбро срисовал Данаю, потом рисунок-авто- портрет Рембрандта, придумал шрифт, я уже тогда понимал, что как «1 мая» шрифт здесь не напишешь. Я выпустил еще несколько листов, через некоторое время меня вдруг отправили в Артек! Это было необыкновенно почетно. Артек тогда был сильно разорен, нам надо было его чистить и убирать. Но все равно это было замечательно! Я там делал еще стенгазеты, что-то рисовал, написал акварелью пейзаж с Аю-Дагом. Вернулся в Москву героем, но без меня прошел День Победы!
Тогда наша жизнь проходила в основном во дворе: лапта, расшибалка, присте- ночка, салки, прятки и прочие детские игры, но вскоре мы построили посреди двора волейбольную площадку, и с тех пор наша жизнь была связана с волейболом: я еще в Артеке играл в волейбол, мы с братом играли и за школу, и за городские команды, я за «Торпедо», потом за «Труд», брат Коля за «Искру». Познакомились с лучшими волейболистами Москвы, они вскоре выиграли первенство Европы.
Мы с братом учились в 36-й школе, которую сейчас разрушили, она была на месте собора Зачатьевского монастыря, а мы жили в Молочном переулке. Мы кончили эту школу. Поступили — я в Полиграфический институт, Коля в университет, потом и Саша поступил в университет. Оба стали потом профессорами, крупными учеными, но недавно один за другим умерли.
Я тоже стал профессором МПИ, известным художником детской книги, вот сейчас выдвинут в академики.
Владимир Перцов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"